думать, раствориться в безумии происходящего. Ядра взламывали палубу вокруг, доски разлетались в щепки. Как в страшном сне Хорнблауэр видел: Бушу оторвало ступню, он падает, заливая палубу кровью. Двое матросов пытаются поднять его и унести вниз.
— Оставьте меня! — кричал Буш. — Пустите меня, сволочи!
— Унесите его, — приказал Хорнблауэр. Резкость его голоса вписывалась в общее безумие — на самом деле он радовался, что может отправить Буша вниз, где тот, возможно, останется живым.
Рухнула бизань-мачта — реи, блоки и тали падали рядом с Хорнблауэром, такие же смертоносные, как летящие извне ядра, но он был еще жив. Фор-марса-рей сорвался с боргов — сквозь дым Хорнблауэр видел, как Хукер с матросами лезет по вантам привесить его на место. Боковым зрением он видел: в дыму надвигается нечто огромное, непонятное. Это четвертый французский корабль приближался с другого борта, по которому еще не стреляли. Хорнблауэр понял, что машет шляпой и выкрикивает какую-то чепуху, матросы с криками «ура!» выдвигают пушки правого борта. Дым стал гуще, грохот оглушительнее, стреляли все орудия до одного, корабль сотрясался от отдачи.
Малыш Лонгли, чудом уцелевший после падения с крюйс-салинга, оказался рядом.
— Я не боюсь, я не боюсь, — повторял он трясущимися губами. Бушлат был порван на груди, и мальчик обеими руками стягивал прореху. Слезы в глазах опровергали его слова.
— Конечно, сынок, конечно ты не боишься, — сказал Хорнблауэр.
И тут Лонгли не стало, только кровавое месиво на месте туловища и рук. Хорнблауэр отвернулся и увидел, что пушка на главной палубе не выдвинута. Он хотел было привлечь к этому внимание, но увидел — убитый расчет лежит рядом, и позвать больше некого. Скоро смолкнут и другие пушки. Ближайшую каронаду обслуживали всего трое — и следующую, и следующую за следующей тоже. На главной палубе морские пехотинцы разносили порох и ядра, — наверно, Джерард распорядился, и, наверно, юнг почти всех поубивало. Если бы только прекратился этот адский шум, если бы только он мог думать!
Казалось, грохот, напротив, усилился. Фок- и грот-мачты рухнули с оглушительным треском, перекрывшим на время даже звуки канонады. Паруса закрыли правый борт, теперь пушки здесь стрелять не могли. Хорнблауэр побежал на бак, где Хукер с прислугой закрытых парусами пушек рубил тросы. Грот-мачта в падении разбила лафет и смела орудийный расчет. Ядра с двухпалубника косили работающих людей, парусина загорелась от пушек и уже дымилась. Хорнблауэр выхватил из рук убитого топор и вместе с другими набросился на сплетение тросов. Когда разрублен был последний штаг и сползла за борт тлеющая масса, когда быстрый взгляд убедил Хорнблауэра, что дерево не загорелось, тогда только он вытер лоб и оглядел свой корабль.
На палубе грудами лежали мертвые тела и отдельные их части. Штурвала не было, мачты и фальшборты сбило до основания, на месте комингсов торчали одни щепки. Но те пушки, у которых оставалось хотя бы по несколько матросов, стреляли. По обоим бортам сквозь дым можно было разглядеть противника, однако трехпалубник лишился двух стеньг, двухпалубник — бизань-мачты; у обоих вместо парусов — клочья, такелаж изорван. Пальба не прекращалась. Под орудийный грохот Хорнблауэр дошел до шканцев, дивясь, как его не убило.
Порыв ветра смещал корабли, гнал трехпалубник к «Сатерленду». Хорнблауэр уже бежал на бак, чувствуя, что ноги налились свинцовой тяжестью и едва двигаются. Правая скула трехпалубника со скрежетом врезалась в левую скулу «Сатерленда». Французы сгрудились у борта, готовые прыгать. Хорнблауэр на бегу выхватил шпагу.
— Абордаж! — кричал он. — Всем отражать атаку! Эй, Кристел, Хукер! Отталкивайте неприятельское судно!
Трехпалубник навис над головой. Из-за фальшборта стреляли, пули ударяли о палубу рядом с Хорнблауэром. Люди с пиками и саблями карабкались по борту вниз, другие лезли из орудийных портов прямо на переходный мостик «Сатерленда». Хорнблауэра увлекла за собой волна британских моряков с тесаками и пиками, прибойниками и прави́лами. Все были голые по пояс, все почернели от порохового дыма, все толкались, сталкивались, спотыкались. Его бросило на французского лейтенантика в щеголевато заломленной треуголке. В тесноте Хорнблауэр не мог двинуть рукой, а француз уже вырвал из-за пояса пистолет.
— Rends-toi![33] — крикнул он, наставляя дуло, но Хорнблауэр ударил его коленом в подбородок — француз от боли запрокинул голову и выронил пистолет.
Хукер и Кристел с матросами упирались в борт трехпалубника запасными реями, ветер тоже гнал его прочь. Корабли расходились. Кто-то из французов успел перепрыгнуть на свой корабль, кто-то прыгнул в море. Остальные — человек пять или шесть — бросали оружие. Один не успел — пика вонзилась ему в живот. Ветер гнал французские корабли от изувеченного «Сатерленда», уносил дым. Солнце засияло над обезображенной палубой, грохот пальбы стих, как по волшебству.
Хорнблауэр стоял со шпагой в руке. Матросы загоняли пленных в люк. Шум стих, но яснее в голове не стало, — напротив, он ничего не соображал от усталости. Ветер вынес их в залив, «Плутон» и «Калигула» так и не появились — только «Кассандра» на горизонте беспомощно наблюдала за схваткой. Два французских корабля, почти такие же неуправляемые, как «Сатерленд», дрейфовали неподалеку. На борту трехпалубника Хорнблауэр различил черные разводы — это сочилась из шпигатов человеческая кровь.
Двухпалубник все разворачивался: вместо продырявленного борта Хорнблауэр увидел сперва корму, потом другой борт. Он тупо следил глазами, не задумываясь, что это значит. И тут оглушительно взревели пушки, и на «Сатерленд» обрушился бортовой залп. Щепки полетели от останца фок-мачты, рядом с Хорнблауэром колоколом бухнула пораженная ядром пушка.
— Довольно! — бормотал Хорнблауэр. — Бога ради!
Обессилевшие моряки кое-как вставали к пушкам. Джерарда нигде не было, но Хукер — молодец мальчик! — распределял оставшихся людей. Однако навести орудия не было никакой возможности, а люди валились от усталости. Еще бортовой залп — ядра прочесывали палубу, круша все на своем пути. Хорнблауэр слышал как бы тихий подголосок к грохоту неприятельских орудий — это стонали по всему кораблю сваленные где попало раненые. Канонерские лодки на веслах осторожно подбирались к корме. Скоро они начнут стрелять в ватерлинию сорокадвухфунтовыми ядрами. Солнце, синее небо, синее море, зеленовато-серые испанские холмы, золотой песок и белые домишки Росаса — Хорнблауэр смотрел, и смотреть ему было больно.
Еще бортовой залп — рядом с Хукером убило двоих.
— Флаг, — сказал Хорнблауэр сам себе. — Мы должны спустить флаг.
Но на «Сатерленде» не осталось флага, нечего было спускать, и Хорнблауэр по пути на шканцы напряженно думал, как тут выкрутиться. Громко ухнула сорокадвухфунтовка одной из канонерок, палуба под Хорнблауэром содрогнулась. Хукер был на шканцах, с ним Кристел и плотник Хауэлл.
— Четыре фута воды в
