К этой троице пристроилась и Хохотушка, которая наконец-то стала оправдывать свою кличку. Когда увлекалась и забывала о своей грёбанной жизни, то действительно хохотала по любому поводу, даже заливалась просто показанному пальцу. Говорила она быстро и постоянно очень эмоционально. Она изъявила желание тоже научиться стрелковому делу. Неважна не возражала и тут же начала готовить вторую ученицу. Только Голубава почему-то отказалась от этого дела на отрез, заявив, что это не её.
В первые Елейка пошла охотиться самостоятельно и поэтому позволила себе не идти пешком, а поехать на Злыдне. Особой надобности ни в мясе, ни в шкурах не было, поэтому, так сказать, она выехала просто для собственного удовольствия. Ну и за одно коня прогулять и ещё одно дело сделать в придачу. Для начала направилась она в сторону баймака, вернее к змеиному источнику, который к этому времени уже замёрз и был заметён снегом, но регулярный поход в бывший баймак, стал что-то вроде традиции у сестёр. Только если по началу обязанность проверять старый баймак лежала на Данухе, то позже она перешла Елейке со Злыднем, им то сподручней было туда-сюда сбегать. Воровайка хоть на посту дежурила постоянно и Дануха была уверена, что если что она знак подаст, но раз уж завелась такая традиция, то пусть будет. Тем более какая разница где девке коня гулять, а так хоть с пользой.
Снег был ещё не глубокий, поэтому особой сложности для коня не представлял. По лесу петляли по уже изученной наизусть тропе шагом, а как вышли из леса к источнику, Елейка пустила коня рысью до площади, где по ровной площадке и галопом поскакать можно было. Подъезжая к бывшему баймаку вдоль реки, Елейка вдруг замерла, остановив коня одним прикосновение руки. На льду реки, за камышами, стояли большие сани с ввязанной в них лошадью, а на санях стоял с копьём в руке в полный рост ар и что-то по верх камыша рассматривал на площадке. Елейка шустро, но бесшумно стекла с коня, прошипев ему, чтоб тот стоял и прятался. Сама же, выудив из тулы стрелку, наложила её на тетиву и крадучись, пошла к зарослям камыша. В ней моментально всё внутри закипело. В голове заныл один и тот же вопрос: «Какого х… этот урод тут делает?». Она, согнувшись, прижав к себе лук со стрелкой, прошла бывший сад-огород большухи и уже пройдя высаженный на краю вишняк, собиралась осторожно спуститься к реке, как жгучая боль резанула по внутренней стороне ляжки, в аккурат посредине между коленом и задницей. Елейка даже понять ничего не успела, как рухнула на колени, взвыв от боли, роняя лук и стрелку, инстинктивно стараясь схватиться руками за взорвавшееся болью место. И тут же боковым зрением заметила, что со стороны бабских развалин, через площадь к ней со всех ног бежит здоровенный мужик. Паника, страх, всё как в тумане вязком и тягучем. Она потом не могла объяснить, что с ней произошло, но даже не задумываясь, как будто это делал кто-то за неё, схватила со снега лук, притом уверяла, что не искала и не нащупывала, он сам под руку попал. Вскочила на ноги, совсем забыв про боль. Она и про стрелку забыла, что выронила в снег, просто отработанным движением вынула из тулы новую стрелу и с какой-то неописуемой яростью, на одном движении выстрелила, в подбегающего, почти в упор. Стрела прошила шею на вылет. Мужик резко перестал бежать, переходя в полёт, раскидывая при этом руки в стороны и безжизненным мешком нырнул мордой в снег, не до бороздив до неё всего два, три шага. Зато струя алой крови, вырвавшаяся из его шеи ещё в полёте, как плетью хлестнула Елейку по всему телу, даже лицо забрызгало. Елейка стояла молча, опустив лук и тупо смотрела на распластавшегося перед ней ара. В ушах стоял такой гул с перезвоном, что напрочь заглушал всякие попытки мыслить. Но тут же со стороны реки послышались крики, выводящие её из оцепенения. Погоняя лошадь по накатанной речной дороге, убегал на санях второй ар. Это почему-то Елейку так взбесило и обидело, что у неё аж слёзы из глаз брызнули и жутко захотелось кого-нибудь укусить, ну или на худой конец впиться во что-нибудь зубами. Осмотрела снег. Нашла стрелку. Повернулась, чтоб шикнуть Злыдня, но тот уже, как статуя стоял за её спиной. И только когда кинулась к нему, боль вновь дала о себе знать, но заодно и отрезвила от пьяной ярости. Наконец-то она осмотрела то, что причиняло столько боли. Сзади, пробив кожаный подол, торчало древко стрелы с чужим, незнакомым оперением. Задрав подол и заглянув себе между ног, они матерно выругалась. Стрела была с белым костяным наконечником, половинка которого торчала из обливающейся кровью раны. Елейка шикнула-взвизгнула на Злыдня, тот послушно лёг на снег. Она, цепляясь за шкуру-накидку на его спине, скрежеща зубами от боли, вскарабкалась на него и вновь закипая от злости, дала коню короткую команду: «Догнать». Злыдень резко поднялся на ноги и с места рванул по спуску к реке. Елейка взвыла от боли, да ещё при этом прикусила язык, как назло. Но прижав с силой ноги к его бокам и схватив торчавшую сзади стрелу за древко, чтоб не мотылялась при скачке, она, стиснув зубы и зажмурив глаза, терпела.
Догнали они убегающего быстро. Когда впереди отчётливо услышала погоняющие окрики ара, она открыла глаза и схватилась за лук. Как только Елейка увидела испуганно озирающегося врага, трусливо улепётывающего и голосящего, как баба с перепуга, её вновь охватил азарт и боль притупилась. Такая злость откуда-то взялась, такая ненависть к этим природным уродам, считавшим себя пупами земли и позволяющим себе всё, что они желали, что захотелось поймать эту тварь и порвать её голыми руками, но она этого делать не стала. До саней оставалось менее пятидесяти шагов. Она вставила стрелку и что было силы выстрелила в спину мужику. На этот раз полёт в стрелке сильно отличался от всех предыдущих, что в небо, что в мишень. Он был… горячим. Она чётко почувствовала это. Её взгляд приближался стремительно, но вместе с тем в заторможено-тягучем, вязком полёте. Всё, что было вокруг расплывалось, словно в слезе искривлялось, но мужик по центру виден был чётко. Он махал рукой тоже медленно и плавно, будто в толще воды. Тут он вдруг стал так же медленно поворачивать голову, стараясь оглянуться и Елейка перевела свой взгляд со спины на его лицо, стараясь заглянуть ему в глаза и тут же влетела ему в левый глаз. Всё вокруг взорвалось ярко красным, как будто в лужу крови мордой плюхнулась и это, поначалу яркая пелена, моментально потемнела до черноты. Она пришла в себя и уже обгоняя сани увидела раскинувшегося на них врага. Стрелка торчала у него из левого глаза. Буря эмоций пронеслась у неё в голове. Не было сожаления о сделанном, не было жалости и раскаяния, было ликования победы, восторг от собственной силы, азарт охоты и просто счастья. Она наконец не только поняла, что такое стрелка, но и поняла, как ей нужно управлять. Елейка обогнала лошадь и смотря загнанной скотине в глаза, несущейся уже без управления, громко на конском выкрикнула: «Стой!». Та дёрнулась, будто её по морде плетью хлестнули, перешла на шаг, отворачивая в сторону с дороги и наконец, остановилась. Елейка тоже перешла на шаг и направилась к саням, чтоб забрать стрелку, но тут же встала, как вкопанная, ошарашенно уставившись на содержимое саней. Там, связанные по рукам и ногам, с заткнутыми ртами, лежали три молодухи, примерно Елейкиного возраста, только были они страшно худые и почему-то белые. Кожа да кости, впалые щёки. Когда шок от увиденного прошёл, Елейка со стоном сползла со Злыдня и хромая подошла к саням, осматривая ара. Тот был молодой и даже может быть красивым при жизни. По крайней мере был богато одет и ухожен. Елейка выдернула из его глаза стрелку, обтёрла о его одеяние и не спеша убрала в тулу, переводя взгляд на пленниц. У всех троих глаза была настолько бешеными, что, подумав, она решила их пока не развязывать, а то, кто его знает, что от них ожидать. Развернулась и до хромав обратно до Злюки, положила ему на спину руку, только лишь подумав о том, чтобы он лёг, и он тут же сложился на снег, давая возможность хозяйке вскарабкаться на себя и как только она примостилась, тут же обратно поднялся на ноги. Она медленно подъехала к морде привязанной к саням кобылке, а сомневаться в том, что это была кобыла Елейка не могла, она ещё на скаку по морде определила. Та стояла смирно, но с крыльями пены у рта. Наездница наклонилась к ней, утёрла пену рукой, что-то нашёптывая с присвистом и наконец, погладив между глаз, сказала на всё том же конском языке, чтобы она шла за ней. После чего спокойным шагом отправилась обратно к баймаку. Лошадь развернула сани и безропотно зашагала следом.
