и Лесник остался совсем один. Он сидел у огня, грея руки, пока не показалась Бледная Дама Смерть.
– Ты сегодня неплохо попировала, – заметил он.
Ее ответом был шепот, и от ее дыхания кожа у Лесника покрылась гусиной кожей, пусть даже рядом пылал жаркий огонь.
– Я могла бы одолеть и больше.
– И что же тебе помешало? Зачем останавливаться на руднике? Замок все еще стоит, хоть и с трудом. Почему бы не прихватить и его заодно, и всех, кто там живет?
– Этот рудник был что бельмо на глазу.
– Они выкопают еще один, и побольше прежнего. Потайному Народу не под силу уничтожить их всех до единого – равно как и перебить всех до единого мужчин и женщин, даже если ты сама их возглавишь.
Бледная Дама Смерть ничего не ответила, и Лесник внимательно посмотрел на нее.
– Ага! – произнес он. – Они ведь и сами это поняли, насколько я могу судить?
– Фейри могут подождать. Они будут спать в своих курганах столько, сколько потребуется.
– Потребуется для чего?
– Чтобы этот мир сам освободился от рода людского, снова стал чистым. Тогда и появятся фейри, чтобы заявить на него свои права.
Лесник, который во многое мог проникнуть своим взглядом – и в прошлое, и в будущее, – не стал спорить.
– И увидеть там тебя, – добавил он, – стоящую среди костей.
Бледная Дама Смерть слегка опустила подбородок в знак согласия и кончиком языка облизнула свои рубиново-красные губы.
– Эта женщина, Церера… – произнес Лесник.
– А что с ней?
– Я хочу, чтобы ты дала ей больше времени.
– Я не даю кому-то время. Я просто заставляю его остановиться.
– Это не какой-то там договор, который ты можешь вывернуть наизнанку для своей собственной выгоды. Она уже сделала свой выбор.
– Однажды она сделала другой.
– Нет, она была лишь близка к этому, и только от усталости. Есть разница.
Бледная Дама обдумала эти слова. Черные тени уже клубились вокруг ее головы, тьма расступалась, чтобы принять ее.
– Я могу подождать, – наконец заключила она. – По крайней мере, в ее случае.
Лесник удовлетворенно кивнул. Он знал, как это должно быть, как это было до этого и будет после, во веки веков, пока существуют жизнь, смерть и пространство между ними.
– Будь с ними помягче, – попросил он.
Нечто, что могло бы быть и великодушием, на миг промелькнуло на лице Бледной Дамы Смерти. Боль и страдания были неотделимы от нее – но равно как и их конец.
– Они ничего не почувствуют, – заверила она. – Они даже не услышат моих шагов.
А потом были только ночь и огонь. Лесник закрыл лицо руками и расплакался.
LXXIII
COSSIAN (староангл.)
Поцеловать
Церера, Дэвид и Лесник сопроводили Баако обратно в его деревню. Привезли туда и двух младенцев, на которых обнаружили татуировки народа Баако. Третьего ребенка они доверили маршалу Денхэму, который заверил их, что сделает все возможное, чтобы разыскать его родителей.
Вельможи помельче уже боролись за власть, чтобы заполнить вакуум, образовавшийся в результате недавних событий, а на замок и земли Балвейна, в том числе и те, где некогда располагался рудник «Пандемониум», имелось уже два конкурирующих притязания. Поговаривали о гражданской войне.
– Чем теперь думаете заняться? – спросил Лесник у Денхэма.
– Я солдат, – ответил тот. – Выберу свою сторону и буду сражаться.
Церера слушала и приходила в отчаяние. Только мужчины, подумалось ей, способны так рассуждать, но изменить их было ей не под силу.
Когда они добрались до деревни Баако, навстречу им вышла целая процессия во главе с Табаси и Ими, облаченными в белые траурные одежды, и Баако подтвердили, что его матери больше нет в живых. Гарпии оставили ее тело нетронутым и не пытались помешать его возвращению – знания Саады пропитали ее плоть и кости, сделав ее для них несъедобной. Табаси в припадке ярости убил их предводительницу, но все-таки сумел подавить в себе стремление отомстить и всему Выводку, предоставив гарпиям распорядиться трупом своей сестры так, как они сочтут нужным.
Церера и ее спутники задержались в деревне ровно настолько, чтобы отдать Сааде последние почести и присутствовать при том, как ее тело наконец предадут огню на погребальном костре – теперь, когда и ее сын мог попрощаться с ней. После этого они без всяких происшествий доехали до ущелья, где люди вновь начали оставлять гарпиям подарки с едой перед переходом. Они сделали то же самое. А когда добрались до другой стороны ущелья, оставленного угощения уже не было.
Неподалеку от хижины Лесника они расстались с Дэвидом. К этому времени его волосы стали совершенно седыми, и теперь он напоминал последние свои фотографии, которые видела Церера. Она никак не прокомментировала перемену в его внешности, и он тоже никак не упомянул об этом, за исключением последнего момента, когда Церера обняла его на прощание и поймала себя на том, что плачет по нему.
– Не надо, – сказал Дэвид. – Я знал, что это не может длиться вечно, да и не хотел этого. Я просто хотел побыть с ними, и мне это было позволено.
Они не выпускали Дэвида из виду, пока он уезжал, и не тронулись в путь, пока он не скрылся за горизонтом.
* * *
Бледная Дама Смерть уже поджидала Дэвида в его доме, но он не видел и не слышал ее, и, чтобы это могло быть последним словом у него на устах, она позволила ему произнести имя жены – хотя к тому времени та уже спала вечным сном, – прежде чем мягко прикоснуться губами к его затылку.
Мир растаял, сменившись светом, и таким образом история Дэвида подошла к концу.
LXXIV
HYHT (староангл.)
Надежда
Церера стояла возле дерева, кора, луб и сама древесина которого, словно кожа и плоть, были вскрыты до самой темной сердцевины, чтобы принять ее. Она позволила Леснику обнять себя, а когда высвободилась из его объятий, то сразу изменилась: стала старше, массивней, мудрее, а ребенок в ней вновь сменился взрослым. И, посмотрев на Лесника взрослыми глазами, Церера увидела в нем призрак своего отца – точно так же, как Дэвид однажды глянул на то же самое лицо и увидел в нем тень своего собственного родителя. «Все они его дети», – услышала она слова Дэвида.
«Нет, – подумала Церера, – это мы с ним его дети».
И только тогда рассказала Леснику о предложении Скрюченного Человека.
– Я была уже совсем близка к тому, чтобы принять его, – призналась она. – Если б