веровал, потому и решился ПРЕДАТЬ МЕНЯ, ибо знал, что я БОГ, что я вечен, и что ничего плохого не может со мной случиться, он всегда знал это, и ВСЕГДА молчал об этом, потому что хотел быть ПЕРВЫМ учеником, знал и никому не говорил, потому что хотел быть ПЕРВЫМ учеником, а первый ученик всегда много знает, и зная, и решаясь на что-нибудь, МАЛО чем рискует, вот так и Иуда, смертник, малыш ослепленный, хотел стать лучшим НИЧЕМ не рискуя, это единственная его вина, потому что вот сейчас он закричит, что пролил кровь НЕВИННОГО ЧЕЛОВЕКА, ЧЕЛОВЕКА, а не БОГА, ибо кровь бога нельзя пролить, ЧЕЛОВЕКА ПРЕДАЛ в руки Иуда по неведению своему и по неправде, что добьется многого малыми средствами, вон он кричит, маленький, вон кинул им всем несчастные тридцать серебреников, которые станут мерой предательства в веках, потому что люди быстро найдут виновного, МЕРТВОГО виновного, который не сможет оправдаться и не сможет сказать Петру, чем ты лучше меня, ведь ты три раза при всех людях божился, что не знаешь Иисуса, ты, которого он одарил ключами от царствия своего, ты и есть ключник ЕГО ЦАРСТВА СМЕРТИ, ты, Петр, впустил его туда, ты, ты не дал себя распять вместо НЕГО, и что толку, что потом попросишь прибить себя вниз головой к кресту, потом, но все же не сейчас. Вон, подрезанным кроликом верещит Иуда, вон подрезаны ноги его в бег к осине, вон трясется она, ОСИНА, ведь знает тоже, что невинный повиснет на ней, невинный, себя осудивший, ой, Иуда, я же говорил, что лучше не рождаться человеку, который предаст меня в руки судей, ой, Иуда, сколько раз говорил я тебе, что все будет со мной, как надо и без чьей-то помощи, но ты, ты играл в свою игру отгадчика, но это малая твоя вина, Иуда, малая, это знает осина и потому так дрожит листом своим.
Удавился.
Удавился и будет молчать теперь, а вон те, что остались, вроде даже повеселели немного, дети, повеселели, ибо часть вины с них убрана, а вторая часть ляжет на усталого Пилата, я знаю его, очень уставший человек и молодая жена, и евреи, которые любят кричать и размахивать руками, и их трудно понять и еще труднее любить, когда правишь ими. Дети, дети, все играете в дудки, а многие ДЕТИ ВАШИ будут прокляты за эти игры, дети, дети, выньте пальцы изо рта, дети, убийство готовится, а вы играетесь, что тоже судьи, что тоже праведны, а ДЕТИ ВАШИХ ДЕТЕЙ будут прокляты вечно вашими играми сейчас, вот здесь, у дома Пилата, вашими играми со мной, связанным, дети, когда можно бить меня по рукам, чтобы они привыкали к гвоздю, чтобы стали красным сгустком, и не узнали даже гвоздя, потому что нет уже у Иисуса ладоней и боли в них, а есть только красный синяк, многими ногами и камнями битый в гладкую плитку ступенек вот этого дома, где еще спит Пилат, а вы уже ночь и день беснуетесь надо мной, ночь и день, но я не буду творить чудес вам больше, не буду больше нести вам ТАКОЕ избавление, дети, потому что вы быстро верите и слишком быстро соблазняетесь в вере, дети, слишком быстро, не правда ли, слишком быстро, и, видно, я виновен в этом, ибо слишком много было чудес и слишком мало раздумий, ой, Иуда, Иуда, кто станет молиться за тебя, Иуда, кто? И когда?
Слишком много чудес, Иисус, слишком много, но кто знал, что здесь, в этих Песковых краях так бесконечно много больных и страждущих, так бесконечно много, что и сам я много болел, и было даже, что через эти болезни знал себя Божьим Сыном, знаю, правда, и сейчас, но по-другому, хотел рассказать им об этом на нашем последнем ужине, но только и сказал тогда о времени ПРЕДАТЬ меня в руки судей, а об этом, о другой своей сыновности так и не сказал, потому что они не могли бы меня понять или не ЗАХОТЕЛИ бы, что едино, не правда ли. Я думал, что они будут бодрствовать со мной в ночном саду и услышат мои СТРАННЫЕ молитвы, и спросят, о чем я прошу, но они уснули, бог с ними, важно, что они все же запомнили, что я должен воскреснуть на третий день, и тут и будет ПРОВЕРКА моего учения, если я смогу, как сам учил их, ЛЮБИТЬ И НА КРЕСТЕ, то верую, что воскресну, а если воскресну, то уверуют и они до конца в мое учение о переделке мира любовью, если же нет, не ВОСКРЕСНУ, то значит, не смог ЛЮБИТЬ УБИВАЮЩИХ МЕНЯ НА КРЕСТЕ, не смог я, который придумал это учение, узнал его из себя еще тогда, когда голодал сорок дней в пустыни и когда сказал искусителю, что СЛОВОМ БОЖИИМ ЖИВ человек, а не только хлебом и водою; если не ВОСКРЕСНУ, то на мне не будет греха, что я обманул их невозможным учением, что взвалил на них новое СЛОВО, а оно неверно, неправедно, нет, все рассчитано точно и хорошо, они слишком легковерны, чтобы захотеть жить по моим новым заповедям, если я не воскресну, то есть, если я сам не испытаю на себе правильность и возможность моих идей САМОСТРОЕНИЯ МИРА через праведную жизнь в любви и ПРАВЕДНУЮ смерть, и воскресение в мир опять ПРАВЕДНИКОМ. Нет, я могу быть спокоен, вряд ли они станут пробовать на себе жить по новым заповедям, если я не воскресну, стали бы жить так ПО ВОСКРЕСЕНИИ моем, а? Но это не моя забота, пусть день завтрашний сам о себе заботится, это твои слова, Иисус, у сегодняшнего дня хватает своих забот, ты не должен искать их суда и судить их, это ведь тоже твои слова, Иисус, не правда ли, твои, потому проверь на себе сам, будто ты один, а ты действительно один, Иисус, здесь нет никого другого, кроме тебя, проверь на себе всерьез, сможешь ли ты ЛЮБИТЬ ВРАГОВ, как ты учил всех, вот и все, Иисус, остальное забота завтрашнего дня, правда, тебе всегда казалось, что кончина мира уже будет сегодня, а не завтра, и идеи времени были у тебя несколько иными, Иисус, несколько иными, не правда ли, иными, которые позволили тебе принять и признать внутри бесконечность, быть-в-ней, свить в единое жизнь и смерть, и бояться перед смертью не боли ее, а внутренней невозможности выстоять, выстоять тогда,
