Чего ты боишься?
Анна промолчала.
— Может, ты боишься потерять себя в этом свете? Но нельзя потерять то, чего нет. Нельзя разрушить то, что не построено. Можно лишь развеять иллюзию того, что кажется реальным.
— Я — это иллюзия?
— Иллюзия — наши представления о собственном я.
Анна смотрела на Сиджу, и ей казалось, что его глаза сияют в вечерней темноте.
— Вся твоя жизнь — это дурной сон, сестра. Пора открыть глаза. Лучше места и время не придумать.
— Этот остров…
— Это остров твоего спокойствия в океане насилия и безумия мира.
— Разве мир безумен?
— А разве нет? Включи телевизор и посмотри новости. Убийства. Грабежи. Насилие. Что движет людьми? Алчность. Похоть. Разврат. Неужели тебе нравилось жить среди них?
Анна молчала.
— Чем ты занималась в миру?
У Смолиной была заготовлена легенда на случай такого вопроса, которую они подготовили еще со Светой. Но против собственной воли она внезапно сказала:
— Я была волонтером-поисковиком. Искала в лесах пропавших людей.
— Тебе не кажется странным искать кого-то прежде, чем ты нашла себя? — Сиджа с улыбкой посмотрел ей в глаза. — Зачем ты занималась этим?
— Когда человек теряется в лесу — ему страшно и одиноко. Он попадает в непривычный мир, в котором он — городской житель — ничего не понимает. У большинства надежда гаснет быстрее, чем прогорает свеча, — Анна говорила, и не могла остановиться. Ей хотелось заткнуть рот самой себе, но что-то внутри лопнуло, словно пал какой-то зажим, и теперь поток слов несся вперед, ничем не сдерживаемый. — Я хотела спасать тех, кто уже не верит в спасение. Такой человек обязан быть! Потому что когда мне было одиноко, рядом никогда не было такого человека.
— Кто выведет тебя из леса, если лес — это ты сама? — мягко сказал Сиджа. — Мы блуждаем в себе, Мария. Блуждаем с единственной целью — найти выход за пределы эго.
— Но наше эго — это основа нашей личности!
— Личность ложна, Мария. К чему привел тебя твой путь эго?
— Мой путь привел меня сюда.
— Но пока ты не уверена, что это то место, где ты должна быть. Я вижу это по твоим глазам, не отрицай. Скажи, ты видела счастливые лица тех, кто неделю назад не видел смысла в жизни. Ты видела огороды, которые дают работу людям из окрестных деревень и пищу нам. Может ты слышала, что наша организация борется за очистку Ладоги от радиации? А насчет гуманитарных миссий по местам мировых эпидемий? Я вижу в тебе свет, Мария. Ты сама его не видишь, но вижу я. Ты смотришь сквозь призму мрака — ты так привыкла. Но попробуй распахнуть глаза шире — и ты увидишь.
Он поднял руки к небу. Оно было безоблачным, и над островом раскинулись мириады звезд.
— Ты не сможешь помочь многим, выводя из леса по одному заблудшему. Скольких ты сможешь спасти? Одного человека за раз? А здесь ты сможешь помочь тысячам. Миллионам!
Анна недоверчиво посмотрела на послушника.
— Ты можешь помогать нам. Работать на земле, выращивать цветы. Любишь цветы? Они прекрасны!
Анна смотрела в глаза Сиджы, и ей показалось, что в них она видит распустившийся прекрасный цветок. Вот только ее цветок увял. Как оживить его?
— Какие твои любимые цветы, сестра?
— Фиалки.
— Анютины глазки, — улыбнулся Сиджа. — Ты потеряла себя, Мария. Именно поэтому ты здесь. Ты всю жизнь искала пропавших, но на самом деле ты искала себя.
* * *
2006 год, 19 октября.
Хейнясенмаа.
Утро выдалось светлым. Анна уже забыла, как это — видеть не темные тучи, нависшие над серым городом, а солнце. С соседней кровати ей улыбнулась Нина.
Послушники облачились в белые одежды и проследовали в куполообразное здание в центре острова — зал для медитаций и молитв.
После молитвы Сиджа начал беседовать с учениками. Кого-то спрашивал про бизнес, кого-то — про планы на жизнь. Он всегда обходил Смолину стороной, поэтому, когда он, наконец, поднял ее и спросил про семью, Анна растерялась.
— У тебя же есть семья, Мария? — тепло, по-приятельски улыбнулся ей Сиджа. — Кто твой отец?
У Марии, в отличие от Анны, семья была. Полноценная, любящая. Эту легенду они подготовили еще со Светой, когда продумывали биографию новой личности Смолиной. Но против своего ожидания, Анна выдала совсем другое.
— Я с ним не общаюсь.
Какого черта, Смолина! Нужно быстро исправиться, вернуться в русло легенды!
— Точнее общаюсь, но…
— У тебя есть дети?
У Марии детей нет. Но есть возможность их родить, в отличие от…
— Я не могу иметь детей.
— Почему? — Сиджа слегка наклонил голову. В зале была абсолютная тишина. Слова Анны пустым эхом отражались от стен.
— Я не знаю. И никто не знает. Ни один доктор.
В зале послышался женский всхлип, но Анна не обращала внимания ни на что. Лицо горело, она стиснула кулаки так, что накладные ногти впились в ладони до крови.
— Ты боишься раскрыться, потому что внутри тебя тьма. Но миру нужен не только свет. Что случилось? Почему у тебя с отцом разладились отношения? — мягко, но в то же время не давая путей к отступлению спросил Сиджа. В висках застучало, ладони Анны вдруг покрылись потом.
— Я… я не знаю.
— Не знаешь, или не хочешь знать?
Какого черта, что за сеанс психотерапии! Нужно срочно ответить что-то, увести разговор в сторону…
— Я не могу вспомнить…
— Заблокированные воспоминания скрывают твою суть, — сказал Сиджа. — Открой чертоги своей памяти! Здесь тебе нечего бояться.
Сиджа протянул руку и провел ладонью по глазам Анны, закрывая их. Так делали мертвецам в фильмах, мелькнуло у Смолиной прежде, чем она почувствовала, как проваливается во тьму. Зал вдруг накренился, ноги Анны подкосились, но ее поймал сидящий рядом Арсен.
— Сестра, я с тобой, не бойся! — услышала она его горячий шепот прямо в ухо.
