— Хлопушки не имеют отношения к предмету, профессор! К вашим служебным обязанностям!
Когда Гарри в следующий раз встретил Ли, у того сильно кровоточила тыльная сторона ладони. Гарри порекомендовал маринад горегубки.
Гарри казалось, что дерзкий побег из Азкабана собьёт с Кхембридж спесь — должно же ей быть стыдно, что под самым носом у её обожаемого Фуджа произошла подобная катастрофа. Но Кхембридж лишь сильнее закрутила гайки, стремясь взять под контроль буквально всё в «Хогварце», и, похоже, твёрдо решила в самое ближайшее время кого-нибудь уволить, непонятно только, кого: Трелани или Огрида.
Уроки прорицания и ухода за магическими существами проходили теперь исключительно в присутствии главного инспектора и её любимого блокнота. Кхембридж стояла у камина в душном от благовоний кабинете прорицаний, прерывала объяснения профессора Трелани (которая почти постоянно находилась на грани истерики); задавала немыслимые вопросы по орнитомантике и септологии; настаивала, чтобы Трелани заранее предсказывала ответы учеников; требовала продемонстрировать умение гадать на хрустальном шаре, чайных листьях и камнях с древними рунами. Гарри опасался, что профессор Трелани может не выдержать давления. Он несколько раз встречал её в коридорах — само по себе странно, прорицательница почти никогда не покидала свою башню, — Трелани, возбуждённо бормоча, заламывала руки и испуганно оглядывалась, при этом от неё сильно пахло дешевым шерри. Бедняжку можно было только пожалеть, и Гарри непременно бы это сделал, не беспокойся он так сильно об Огриде. Но, раз уж одному из них суждено потерять работу, то… Гарри свой выбор сделал.
Увы, Огрид вёл себя ничуть не лучше Трелани Он внял советам Гермионы — после Рождества самым страшным существом из всех, что он приводил на урок, был хруп, животное, не отличимое от терьера, но с раздвоенным, как вилка, хвостом, — но кураж явно потерял. На занятиях он отвлекался, дёргался, терял нить объяснений, неверно отвечал на вопросы и всё время опасливо косился на Кхембридж. С Гарри, Роном и Гермионой он держался отчуждённо и решительно запретил им приходить в хижину после наступления темноты.
— Ежели она вас поймает, нам всем головы не сносить, — твёрдо заявил он, и ребятам, которым не хотелось, чтобы Огрид потерял работу, пришлось распрощаться ещё с одним удовольствием.
Казалось, Кхембридж поставила целью лишить Гарри всего, что доставляло ему удовольствие: визитов к Огриду, писем Сириуса, «Всполоха», квидиша. И он мстил ей единственно возможным способом — отдавая все силы Д.А.
После побега Упивающихся Смертью все его ученики, даже Заккерайес Смит, стали заниматься усердно как никогда, что несказанно радовало Гарри. Особенно заметных успехов достиг Невилль. Известие о том, что преступники, замучившие его родителей, находятся на свободе, произвело в нём странную, даже жуткую перемену. Он ни разу не говорил с Гарри, Роном и Гермионой о встрече в больнице; и они, будто повинуясь молчаливому приказу, тоже молчали. Ни слова не было сказано и о побеге Беллатрикс Лестранг и её сообщников. Собственно, на собраниях Д.А. Невилль теперь вообще не разговаривал, но без устали тренировался, стремясь как можно лучше овладеть каждым новым контр-заклятием или порчей. Сосредоточенно хмуря пухлое лицо и не замечая ни боли, ни неудач, он трудился усерднее всех и добился такого прогресса, что это просто пугало. Когда Гарри стал учить группу рикошетному заклятию, которое отражает несильные заклятия так, что они бумерангом возвращаются к нападающему, одна Гермиона сумела овладеть им раньше, чем Невилль.
Гарри многое бы отдал за подобные успехи в окклуменции. Занятия со Злеем, начавшись не самым удачным образом, точно так же и продолжались. Гарри казалось, что с каждым уроком он работает всё хуже.
Раньше шрам саднил нечасто, обычно по ночам, иногда — от случайно пойманных мыслей или настроений Вольдеморта. Теперь он болел почти не переставая, и Гарри очень часто испытывал злость или веселье, которые не имели ничего общего с его собственным настроением, но зато всегда сопровождались особо резкой болью во лбу. Казалось, он превращается в антенну, улавливающую малейшие колебания настроения Вольдеморта, и это ощущение очень досаждало Гарри. К тому же он был уверен, что такая необыкновенная чувствительность появилась после первого же урока окклуменции. Хуже того, сны о коридоре и двери он теперь видел каждую ночь, и они неизменно заканчивались тем, что он стоял перед чёрной дверью, страстно мечтая проникнуть в департамент тайн.
— Может, это как болезнь, — озабоченно предположила Гермиона, когда Гарри пожаловался ей и Рону на своё состояние. — Горячка или что-нибудь в этом роде. Перед улучшением обязательно бывает ухудшение.
— От занятий со Злеем точно становится хуже, — твёрдо сказал Гарри. — Шрам болит так, что меня начинает мутить, и вообще, мне жутко надоело разгуливать по этому коридору. — Он сердито потёр лоб. — Хоть бы дверь наконец открылась, обрыдло уже — стоишь и пялишься на неё как дурак…
— Не смешно, — строго оборвала Гермиона. — Думбльдор считает, что ты не должен видеть сны про коридор, иначе он не попросил бы Злея учить тебя окклуменции. Надо постараться…
— Я стараюсь! — раздражённо закричал Гарри. — Сама бы попробовала! Представь, что Злей лезет тебе в голову — каково?
— Может… — задумчиво проговорил Рон.
— Может что? — довольно резко спросила Гермиона.
— Может, Гарри не виноват, что у него не получается блокировать сознание, — мрачно закончил Рон.
— Что ты хочешь этим сказать? — не поняла Гермиона.
— А то! Вдруг Злей на самом деле вовсе не помогает Гарри…
Гарри и Гермиона изумлённо воззрились на Рона. Тот ответил тяжёлым, многозначительным взглядом и очень тихо продолжил:
— Что, если он, наоборот, хочет побольше приоткрыть сознание Гарри… чтобы Сами-Знаете-Кому было легче…
— Замолчи, Рон, — гневно перебила Гермиона. — Ох уж эти твои подозрения! Ведь они ни разу не оправдались! Думбльдор Злею доверяет, он работает в Ордене — чего ещё нужно?
— Он был Упивающимся Смертью, — упрямо сказал Рон. — И у нас нет ни одного реального доказательства, что его убеждения изменились.
— Думбльдор ему доверяет, — повторила Гермиона. — А не верить Думбльдору — значит не верить никому.
* * *
С постоянным беспокойством и огромным количеством дел — домашние задания, над которыми нередко приходилось засиживаться далеко за полночь, тайные встречи Д.А., занятия со Злеем — январь пролетел пугающе незаметно. Не успел Гарри оглянуться, как настал февраль, сырой, но уже не такой холодный. Скоро должен был состояться второй поход в Хогсмёд. Гарри, с тех пор, как они с Чу договорились пойти туда вместе, ни разу с ней не разговаривал — и вдруг, совершенно неожиданно, выяснилось, что день св. Валентина уже настал, и его предстоит целиком провести в её обществе.
Утром четырнадцатого числа Гарри оделся с особенной тщательностью. Они с Роном пришли на завтрак к утренней почте. Хедвиги не было, да Гарри её и не ждал. Зато Гермиона, когда они с Роном усаживались за стол, как раз вытаскивала письмо из клюва незнакомой коричневой совы.
— Наконец-то! Если бы оно не пришло сегодня… — она нетерпеливо разорвала конверт, достала небольшой пергаментный лист и, быстро пробежав его глазами, сурово, но с удовлетворением посмотрела на Гарри.
— Гарри, — сказала она, — это очень важно. Можешь около полудня прийти в «Три метлы»?
— Ну… не знаю, — неуверенно протянул Гарри. — Чу, наверно, рассчитывает, что я весь день буду с ней. Мы не обсуждали, что будем делать, но…
— Значит, приводи её с собой, — настаивала Гермиона. — Ну что, придёшь?
— Ладно… А зачем?
— Сейчас некогда объяснять, я должна срочно написать ответ.
И Гермиона быстро вышла из Большого зала с письмом в одной руке и бутербродом в другой.
— А ты придёшь? — спросил Гарри у Рона. Тот мрачно покачал головой:
— Я вообще в Хогсмёд не пойду. Ангелина хочет, чтобы мы весь день тренировались. Как будто это поможет! Мы — худшая команда в мире. Видел бы ты Слопера и Кирка — сплошные слёзы, даже хуже, чем я. — Рон тяжело вздохнул. — Не знаю, почему Ангелина не даёт мне уйти.
— Потому что когда ты в форме, то играешь очень даже хорошо, — с раздражением бросил Гарри.
Сочувствовать Рону было трудно — сам Гарри отдал бы что угодно за возможность участвовать в матче против «Хуффльпуффа». Рон по тону Гарри, похоже, догадался о его чувствах и до конца завтрака не говорил о квидише. Попрощались они довольно холодно; Рон отправился на стадион, а Гарри, глядясь в чайную ложку, кое-как пригладил волосы и вышел в вестибюль, чтобы там встретиться с Чу. Он не знал, о чём с ней говорить, и вообще чувствовал себя неловко.
