— Что касается персонала — да, — ответил Тигарден. — Но медицинских карт гостей у нас нет. Впрочем, это естественно.
Он внимательно посмотрел на Эрика.
— У меня есть предчувствие, что, как только мы пересадим Мак–Нейлу новое сердце, боли у секретаря исчезнут, — заявил Свитсент. — Потом мы отметим в медицинской карте, что в этот день Джино Молинари вылечился от острой стенокардии.
Лицо Тигардена стало непроницаемым.
— Ну что ж. — Он пожал плечами. — Хирургия плюс метафизика. Вы обогатили нашу команду крайне редким сочетанием, доктор.
— Вы считаете, что Молинари достаточно впечатлителен, чтобы убедить себя в наличии любой болезни, которой страдают люди из его окружения? Я не утверждаю, что симптомы имеют чисто истерическую основу, ведь у Генсека они проявляются по–настоящему. Он на самом деле болеет.
— О существовании подобного дара мне ничего не известно, — заявил Тигарден. — Если вообще можно называть это даром.
— Но вы сами видели медицинские карты, — спокойно заметил Эрик.
Он открыл сумку и начал доставать автоматические инструменты, требовавшиеся для трансплантации сердца.
7
После операции, которая заняла не более получаса, Эрик Свитсент в сопровождении двух агентов отправился в квартиру, где жила Мэри Рейнеке.
— Дура, — заявил ни с того ни с сего тот из них, что шел слева.
— Неужто? — спросил второй агент, постарше, с седыми волосами. — Она знает, почему Моль до сих пор жив. Никто другой не смог догадаться.
— Тут нечего догадываться, — сказал первый. — Когда объединяются два пустых места, получается точно такое же.
— Ничего себе пустое место! Он стал Генеральным секретарем ООН. Думаешь, ты или кто–то из твоих знакомых был бы на такое способен? Вот ее квартира. — Агент остановился и показал на дверь. — Не удивляйтесь, когда ее увидите, — сказал он Эрику. — В смысле, когда вам покажется, что она еще ребенок.
— Я слышал об этом, — ответил Эрик и позвонил в дверь. — Все знаю.
— «Все знаю», — передразнил его агент слева. — Вы ведь даже не видели Мэри. Может, она станет новым Генеральным секретарем ООН, когда Моль в конце концов умрет.
Дверь открылась. На пороге появилась невысокая темноволосая симпатичная девушка в мужской красной шелковой рубашке навыпуск и обтягивающих брюках, сужающихся книзу. В руке она держала маникюрные ножницы, видимо, только что приводила в порядок ногти — длинные и блестящие, как заметил Эрик.
— Я доктор Эрик Свитсент. Только что начал работать в команде Джино Молинари.
Он едва сдержался, чтобы не сказать: «В команде твоего отца».
— Знаю, — ответила Мэри Рейнеке. — Джино хочет со мной увидеться, поскольку хреново себя чувствует. Минуту.
Она скрылась за дверью.
— Школьница, — сказал агент, державшийся слева от врача, и покачал головой. — Любой другой отправился бы за такое за решетку.
— Заткнись, — буркнул его спутник.
Снова появилась Мэри Рейнеке, на этот раз в темно–синей куртке с большими пуговицами.
— Эй, умники, — бросила она агентам. — Убирайтесь отсюда. Я хочу поговорить с доктором Свитсентом без ваших больших жирных ушей.
— Ладно, Мэри.
Агенты ухмыльнулись и ушли. Эрик остался в коридоре, наедине с девушкой, облаченной в куртку, брюки и тапочки.
Какое–то время они шли молча, затем Мэри спросила:
— Как он себя чувствует?
— Во многих отношениях очень хорошо, — осторожно ответил Эрик. — Почти невероятно хорошо. Но…
— Но он умирает. Постоянно. Моль болен. Это длится и длится. Я хотела бы, чтобы это поскорее закончилось, чтобы он… — Она замолчала и задумалась. — Нет, этого мне вовсе не надо. Если Джино умрет, то меня отсюда вышвырнут вместе со всем зоопарком дядюшек, кузенов и девиц, устроят генеральную уборку мусора, накопившегося здесь.
В голосе девушки прозвучала странная горечь, и Эрик удивленно посмотрел на нее.
— Ваша задача — вылечить его? — спросила Мэри.
— Да, попытаюсь. Может, хотя бы…
— Или же вы должны нанести… Как это говорится? Удар милосердия? Ну, вы понимаете. Coup чего–то там.
— Coup de grâce, — подсказал Эрик.
— Именно, — кивнула Мэри Рейнеке. — Так что? Какова ваша задача? Может, вы сами не знаете? Точно так же сбиты с толку, как и он, а?
— Я вовсе не сбит с толку, — помолчав, ответил Эрик.
— То есть знаете свой долг. Вы ведь занимаетесь пересадками, да? Выдающийся хирург… Кажется, я читала про вас в «Тайме». Вы не считаете, что этот журнал весьма компетентен в любых областях? Я читаю его каждую неделю от корки до корки, особенно медицинский и научный разделы.
— Вы… учитесь в школе? — спросил Эрик.
— Уже закончила. Среднюю школу, не колледж. Так называемое высшее образование совершенно меня не интересует.
— Кем вы хотели стать?
— В смысле? — Она подозрительно посмотрела на него.
— В смысле, чем желали бы заниматься в жизни?
— Ничем особенным.
— Но ведь вы ничего не знали, не могли предвидеть, что в конце концов окажетесь в Белом доме. — Он обвел вокруг рукой.
— Конечно знала. Всегда, всю жизнь. С трехлетнего возраста.
— Откуда?
— Я была ясновидящей. И сейчас тоже. Я могу предсказывать будущее.
Голос ее звучал совершенно спокойно.
— До сих пор можете?
— Само собой.
— Тогда вам незачем меня спрашивать, в чем заключается моя задача. Вы можете заглянуть в будущее и посмотреть, что я делаю.
— Ваша работа не столь важна. Она никоим образом не влияет на завтрашний день.
Она улыбнулась, показав прекрасные ровные белые зубы.
— Не верю, — сердито сказал он.
— Тогда попробуйте сами поиграть в ясновидящего. Не спрашивайте меня о том, что я знаю, раз вы не заинтересованы в результатах или не в состоянии с ними примириться. Здесь, в Белом доме, идет смертельная битва. Сотня людей постоянно сражается за то, чтобы обратить на себя внимание Джино. Нужно проталкиваться локтями сквозь толпу. Вот почему Моль болеет, вернее, притворяется.
— Даже так? — спросил Эрик.
— Он истерик. Сами знаете, им только кажется, что они больны, но на самом деле с ними все в порядке. Таким образом Джино не подпускает к себе других. Он слишком болен, чтобы с ними встречаться. — Она весело рассмеялась. — Да вы же сами его обследовали. Он на самом деле ничем не болен.
— Вы читали медицинские карты?
— Конечно.
— Значит, знаете, что у Джино Молинари три раза обнаруживали рак.
— Ну и что? — махнула рукой Мэри. — Это истерический рак.
— Медицине ничего подобного не…
— Хотите верить учебникам или тому, что видите собственными глазами? — Она внимательно посмотрела на него. — Если хотите тут остаться, то лучше будьте реалистом, научитесь распознавать факты, которые перед вами. Думаете, Тигарден рад тому, что вы здесь? Вы угрожаете его положению. Он уже ищет способы вас дискредитировать. Или вы еще этого не заметили?
— Нет, — ответил Эрик. — Не заметил.
— Тогда у вас нет никаких шансов. Тигарден выкурит вас отсюда, как только… — Она замолчала.
Они подходили к дверям, окруженным двойным кордоном охраны.
— Знаете, зачем Джино на самом деле эти боли? Чтобы с ним носились, заботились о нем как о ребенке. Ему хочется снова стать малышом, сбросить с плеч взрослые обязанности. Понимаете?
— Теории подобного рода выглядят столь совершенными и гладкими! Их так легко высказывать…
— Но они истинны, — прервала его Мэри. — В данном случае.
Она протиснулась между охранниками, открыла дверь и вошла внутрь.
Девушка подошла к постели, бросила взгляд на Джино и рявкнула:
— Вставай, ты, жирный ленивый сукин сын!
Моль открыл глаза и тяжело пошевелился.
— А, это ты. Извини, но…
— Ни за что не извиняйся, — резко ответила Мэри. — Ты вовсе не болен! Вставай! Мне стыдно за тебя. Всем за тебя стыдно! Ты боишься и ведешь себя как маленький ребенок. Разве я могу тебя уважать, если ты так поступаешь?
Джино помолчал и ответил:
— Может, я вовсе не жду от тебя уважения.
Тирада девушки, похоже, огорчила его больше, чем все остальное.
Только теперь он заметил Эрика и мрачно спросил его:
— Слышите, доктор? Ее невозможно удержать! Она входит сюда, когда я умираю, и обращается со мной подобным образом. Кто знает, может, из–за этого я и умираю. — Генсек осторожно потер живот. — Я больше ничего не чувствую. Вероятно, это все тот укол, который вы мне сделали. Что это было?
«Это не укол, а операция, сделанная Мак–Нейлу, лежащему этажом ниже. Ты выздоровел, так как повар Белого дома получил искусственное сердце. Я был прав», — подумал Эрик.
— Раз с тобой все в порядке… — начала Мэри.
— Ладно, — вздохнул Молинари. — Сейчас поднимусь, только, ради всего святого, дай мне немного времени, хорошо? — Он начал вертеться, пытаясь подняться с постели. — Хорошо, я встану. Это тебя удовлетворит? — Его голос сорвался на крик.
