— На слабó берёте? — Криницкий взвесил на ладони рукописный талмуд, — максимум через час вернём в целости и сохранности. Сейчас распоряжусь.
Он встал и прижимая папку к телу правой рукой, вышел из комнаты.
Михаил задумчиво проводил его взглядом. Когда дверь за постпредом закрылась и индикатор безопасности на контрольной панели слева от входа успокоительно засветился зелёным, развернулся к Капице.
— Одна мелочь может всё испортить, Пётр Леонидович. Мы фактически на осадном положении, а в самом Харькове начались беспорядки. Может так статься, что данной темой заниматься будет просто некому.
— По причине смены власти и государственного устройства, — разъяснил политический момент Михаил, заметив лёгкое удивление физика.
— Бросьте, — Капица сделал небрежный жест рукой в сторону, как будто-то действительно что-то отбрасывая, — я достаточно хорошо ознакомился с вашей историей. Сейчас у вас бузить некому, революционных матросов, как в Петрограде семнадцатого, — лицо физика скривилось, словно он проглотил что-то очень горькое и противное, — слава Богу, у вас попросту нет. А немногочисленную толпу возмущённых сограждан довольно легко разгонит ваша жандармерия. Омоновцы, так их у вас сейчас называют?
— Да, и они тоже, — Михаил не совсем разделял оптимизм известного гостя, — с товарища Сталина вполне может, статься устроить у нас вторую Финляндию. С военной помощью "рабоче-крестянскому правительству" из наших коммунистов и тех, кто за черту сбежал в поисках народного счастья.
— Вот как раз вторая Финляндия Сталину сейчас не нужна, можете мне поверить, — Капица весь буквально светился безмятежной уверенностью в стабильности попаданского мира, — только внешнеполитических проблем СССР сейчас не хватает. Смотрите, что в мире происходит. Гитлер осваивает захваченные территории и усиленно сколачивает Европейский Союз, Англия выведена из войны в Европе, в стране фактически двоевластие, Америка спешно вооружается и вот-вот сцепится с Японской империей. Пёрл-Харбор вы, своим появлением, отменили, но будет какой-нибудь Гуам или очередной взрыв миноносца, как в Гаване. Советский Союз нейтрален и успешно торгует со всеми участниками мировой шахматной партии.
— Бжезинского прочитали? — усмехнулся Щербинин. Сказать "начитались" он не решился.
— Да, начал недавно, — Капица слегка споткнулся на вопросе и продолжил, помогая себе активной жестикуляцией, — Война, по крайнеё мере в Европе, сейчас перешла в латентную фазу. Идет осмысление полученной от вас информации, сильные мира сего в раздумьях – пятьдесят миллионов погибших за передел вашего мира для нас невыносимо большая цена. Это кажется вам смешным? — воскликнул Капица, заметив улыбку Щербинина.
— Нет, Пётр Леонидович, нет. Это было бы смешно, если б не было так грустно. Вспомните, ведь точно так же рассуждали правители Европы лет тридцать назад. Никто ведь тогда не хотел воевать бессмысленно долгие годы, верно? Точно так же сейчас – даже зная о том, что случилось у нас, мысли о переделе мира так никто и не оставил. Ни в Европе, ни в Америке, ни в Японии, ни у нас, в Советском Союзе. Цена пугает, а цель остаётся неизменной. Значит, всё ещё впереди. Даже с нашим умиротворяющим фактором.
Щебинин посмотрел на уже успокоившегося физика и резко переменил тему дискуссии.
— А в советский атомный проект вас ведь не взяли, верно? Ни вас, ни Ландау, ни других будущих подписантов.
— Откуда вам….. это известно? — ошарашено спросил вице-премьера Капица.
— Оттуда же, откуда сейчас черпается мнимая умиротворённость вашего мира, — Михаил не стал играть с Капицей в поддавки, — из наших архивов. В широком, разумеется, смысле этого слова. Список публичных имён создателей атомного оружия что у нас, что в Штатах общеизвестен. Достаточно взять его и посмотреть – кто остался в "открытом доступе", а кто нет. Ни Курчатова, ни Харитона, ни Зельдовича и многих других сейчас днём с огнём не найти. Зато вы, например, не только не переехали куда-нибудь ближе к Уралу, но и весьма преспокойно беседуете с представителем антисоветского, давайте не будем это скрывать, общества. Какой же вывод можно сделать из всего вышесказанного? Совершенно однозначный, не так ли?
Теперь пришла пора с гневом высказаться Капице.
— Неправильно думаете, молодой человек! Повторение пройденного когда-то и кем-то не доставляет никакого удовольствия естествоиспытателю. Низкий класс, технарская работа. Напрасно вы решили, что как учёный я сейчас бесполезен…
— Помилуйте, Пётр Леонидович! — запротестовал Щербинин, подняв обе ладони для пущей убедительности своих искренних слов – ничего, кроме политических обстоятельств, я не имел в виду! Честно!
— Хорошо, если так – Капица слегка успокоился, одернул задравшиеся пиджачные рукава, — хорошо, — он посмотрел на раздосадованного собственной оплошностью Михаила, — политические обстоятельства, чтоб их… Ладно, забудьте.
Капица замолчал, глядя куда-то в пространство, Михаил терпеливо ждал.
— Если появляется возможность заглянуть за порог своего мира, очень глупо ей не воспользоваться. Новые миры, новые Земли… Чужие и так похожие. Люди, которые живут там, за горизонтом событий. Вот вы, например, смогли застать тех, кто жил за семьдесят лет до вас! Разве это не чудо?!
— Чудо в том, — Михаил отвечал, осторожно подбирая слова. Пафоса Капицы он так и не понял, — что ни одного "дубликата" мы не нашли. Нет, как оказалось, людей, которые одновременно живут по обеим сторонам перехода. В младенчестве и старости одновременно. Ни одного.
Капица кивнул, словно получив подтверждение собственным мыслям.
— Закон сохранения души, единственной и неповторимой. Можно пройти только туда, где ты уже мёртв или не родился. В какой-то степени это решение проблемы…
Он резко замолчал, словно сболтнул лишнее. Продолжил после длительной паузы.
— В конце концов, атомная бомба не принесла в ваш мир ничего кроме стабильности. Стабильности чувства собственной безнаказанности. Если у тебя атомная дубинка, то на мнение остальных тебе наплевать. Сдержать тебя сможет только другой, вооружённый атомным оружием, питекантроп. Нет, я не сожалею о своём отстранении от атомного проекта, — наконец ответил Капица на невысказанный вопрос Михаила, — как оказалось, на свете есть более интересная физика. Открывающая дорогу в иные миры, а не наоборот, как случилось у вас.
Продолжить этот интересный разговор им помешал Криницкий, вернувшийся с папкой обработанных документов. Получив искомое, Капица торопливо откланялся, напоследок передав харьковчанам заверенный спецкомитетом список командированных сотрудников ИФП. Уже ничему, не удивляясь, Михаил обнаружил в нём знакомые фамилии и с ходу предложил Капице собрать их всех к вечеру в представительстве, чтобы без отлагательств вылететь в Харьков обратным рейсом.
— Если, конечно, они успеют вещи собрать, — заметил Криницкий, вместе с Щербининым провожая гостя до так и стоявшей у ворот представительства "эмки".
— Чемоданчик у всех наготове. Уже года три как, — с грустью ответил физик, — ждите, я им сообщу.
Проводив взглядом служебную машину Капицы, Михаил вполголоса сказал стоявшему рядом постпреду.
— Вечером у нас ещё один гость намечается. Журналист из Америки.
— О-хо-хо, — только и вздохнул Криницкий, — загоните вы меня когда-нибудь в гроб такими известиями. Он тоже в Харьков летит?
— Почему бы и нет? — Михаил повернулся к постпреду, — чем он Рифеншталь хуже?
Криницкий только махнул рукой. Улаживать подобный вопрос с ведомством товарища Берии ему вовсе не улыбалось, но в свете открывшихся обстоятельств одними связями с СССР ограничиваться стало смерти подобно.
— Пойдёмте, Михаил, в помещение, — брюзгливо, как-то старчески сказал постпред, ежась на ветру без пальто и головного убора, — не будем товарищам топтунам, — он кивнул головой в сторону маячивших на повороте улицы фигур в штатском, — жизнь усложнять. Ишь, сразу выскочили!
Ещё идя по коридору, Криницкий каким-то невероятным чутьём уловил трель аппарата прямой связи с Харьковом. Рванув с места, как хороший спортивный автомобиль, он буквально пролетел пустую приёмную и распахнув настежь дверь, бросился к своему рабочему месту. Когда следом быстрым шагом вошёл Михаил, постпред уже прижал трубку к уху и внимал своему собеседнику. Щербинину сразу бросилось в глаза, как быстро бледнел весьма опытный дипломат ещё советской закалки. Он даже не сел, стоя, выслушивая нечто совсем неприятное. Вот Криницкий, левой рукой, на ощупь расслабил галстучный узел и сказав всего одно слово "Есть", буквально кулем рухнул в своё руководящее кресло.
— Что в Харькове? — не тратя время на мелочи, вице-премьер навис над постпредом.
Криницкий вытащил измятый платок, промакнул вспотевшую лысину. Не глядя на Михаила, запихнул полосатый кусочек ткани в наружный карман пиджака, оставив торчать чуть менее половины.
