То ли разомлев от тепла очага, то ли растаяв от ее доброты, я вдруг ощутила неодолимую потребность рассказать доктору Егер все без исключения. Начиная с исчезновения моей бабушки восемнадцать лет назад и заканчивая моим приездом в Германию накануне днем. Даже если она не была амазонкой, мне все равно казалось, что стоило посвятить ее во все мои несчастья и открытия.
После того как я без передышки говорила почти час, я наконец откинулась на спинку кресла и покачала головой:
– Простите, что вывалила на вас все это…
– Нет-нет, – быстро ответила хозяйка с полным сочувствия взглядом. – Вам пришлось через многое пройти. Вы сделали важные открытия. А теперь вы гадаете, не была ли ваша бабушка в конце концов права. Была ли она действительно амазонкой. – Не обращая внимания на мои не слишком искренние возражения, доктор Егер продолжила, глядя в огонь: – Вы думаете про себя: «Если я пройду до конца по следу амазонок, увижу ли я ее снова?» Это вполне естественно, Диана, вы и должны думать так, потому что вы очень ее любили. Но вы и сами знаете, что это очень опасно – всю жизнь ожидать каких-то вестей из другого мира. Вы начинаете слышать и видеть несуществующее… Искать смысл там, где его нет. – Она рассеянно протянула руку, чтобы взять еще одно печенье, но обнаружила, что тарелка уже опустела. – Скажите, пожалуйста, эта ее тетрадь… В ней упоминаются какие-то имена? Места? Что-нибудь такое, что могло бы объяснить, почему все эти столь разные люди проявляют к ней такой сильный интерес?
– В том-то и дело, – ответила я. – Я даже не уверена, что тетрадь действительно их интересует или могла их интересовать. В ней нет никаких тайных посланий, нет карты места, где спрятаны сокровища, если хотите. Ясно, что Резник просто жаждет мести. А что нужно от амазонок аль-Акрабу, я совершенно не представляю, но вполне уверена, что он решил использовать меня в попытке их найти. Что же касается самих амазонок, – я посмотрела на хозяйку дома, подозревая, что она по-прежнему не верит в этих мифических женщин, якобы живущих где-то рядом с нами, – так они делают все, что могут, чтобы остановить меня.
Доктор Егер улыбнулась:
– Но вы все-таки здесь.
Чучела зверей внимательно следили за мной со своих полочек на стенах, как будто гадая, что я скажу дальше.
– Да, – кивнула я, отвечая скорее им, чем хозяйке. – Но это конец пути; дорога ведет прямиком в то огромное болото. «История амазонок» утверждает, что небольшая группа амазонок отправилась на север, и это вполне может быть правдой. Может быть, следующую тысячу лет они жили здесь, в Германии, и ковали новые браслеты из железа, и сражались с римлянами точно так же, как прежде с греками. Но разве мы когда-нибудь это узнаем?
Доктор Егер потянулась ко мне и крепко сжала мою руку:
– Возвращайтесь в Оксфорд и постарайтесь забыть обо всех этих ужасах. Я рада, что вы ко мне приехали. Вы сделали для меня больше, чем могла бы надеяться любая бабушка. И я уверена, что после этой поездки вы наконец-то оставите ее в покое, точно так же, как и сами теперь успокоитесь. Езжайте домой, дорогая, езжайте домой.
От нелепости ее совета я утратила дар речи. Как будто она вовсе не поняла ничего из рассказанного мной… Как будто она думала, что мой страх преследования был абсолютно необоснованным. Однако уже становилось поздно, и мне совсем не хотелось заново говорить о моем страхе перед Резником и аль-Акрабом кому-то, кого это явно ничуть не интересовало.
Перед уходом я спросила доктора Егер, могу ли я воспользоваться ее ванной комнатой, а когда мыла руки, не смогла удержаться и заглянула в аптечку. На полочках я заметила самые обычные кремы и таблетки… А рядом с ними – ряды пузырьков с фенолом, диэтиловым эфиром и морфином… И вдобавок к этому две большие кружки, в которых стояли хирургические инструменты.
Это выглядело настолько сюрреалистично, что я чуть не расхохоталась. Какого черта этой милой старой женщине нужно все это медицинское снаряжение? Лечить пострадавших животных? Или полученные на охоте раны? Или она тут занималась незаконной медицинской практикой? Однако импульс веселья быстро сменился неуверенностью. Диэтиловый эфир представлял собой старомодную анестезию, с его помощью прежде усыпляли пациентов. Но кого тут было усыплять? Болтливых гостей? Я вышла из ванной комнаты, чувствуя, как сердце колотится прямо в ушах.
Спеша вернуться в гостиную, я ошиблась дверью и очутилась в узеньком коридоре, из которого вышла в тускло освещенную комнатушку вроде кабинета. Единственная имевшаяся здесь лампа стояла на самом краю маленького письменного стола, заваленного стопками бумаг, и ее зеленый свет зловеще падал на забитые до отказа книжные полки, закрывавшие все стены.
Но самым странным в этой комнате был не призрачный свет и даже не тот факт, что здесь не было окон, – нет, это был вид книжных полок. Потому что на них вообще не было книг, только какие-то брошюры. Совершенно одинаковые белые брошюрки лежали друг на друге с максимальной плотностью… И такие же вываливались из открытых картонных коробок на полу.
Я не могла удержаться. Я просто должна была рассмотреть их повнимательнее.
Подойдя к одной из открытых коробок, я наклонилась, чтобы рассмотреть обложку брошюры, лежавшей сверху. Это оказался каталог какого-то аукциона с греческой вазой на обложке, явно только что из типографии. Ничего особенного в его виде не было, и тем не менее он пробудил во мне смутные воспоминания. Разве я не видела, и совсем недавно, точно такой же каталог на письменном столе Катерины Кент? Я его запомнила так хорошо только потому, что Катерина с совершенно необъяснимой скоростью спрятала его в ящик стола.
На мгновение я как будто вернулась в подвал мистера Телемакоса и услышала, как он говорит, воодушевленно и с вызовом: «Кое-кто поговаривает, что они никогда не пользуются телефонами или электронной почтой для связи друг с другом… что они используют разные средства массовой информации, по которым их невозможно выследить… ну, может быть, типографские брошюры или что-то в этом роде».
Не в силах удержаться, я взяла один каталог и начала его перелистывать, торопливо ища какие-то слова на языке амазонок. Но все, что я увидела, были узкие колонки с пронумерованными краткими описаниями, да кое-где черно-белые фотографии античных ваз, картин и прочих предметов, выставленных на продажу. Вот разве что…
Подойдя поближе к настольной лампе, я всмотрелась в изображение какого-то восточного ковра, пытаясь найти в рисунке письмена либо какие-то символы. То ли меня подвело воображение, то ли там действительно был какой-то крошечный текст, написанный бабулиным алфавитом и безупречно смешавшийся со сложным орнаментом ковра? Текст настолько миниатюрный, что для его прочтения понадобилось бы увеличительное стекло…
В волнении я чуть не забыла, что забралась в кабинет в чужом доме. Но тут я услышала, как где-то скрипнула доска пола, и, быстро положив каталог на место, развернулась, чтобы выйти из комнаты.
И обнаружила доктора Егер прямо у себя за спиной, и ее доброе лицо исказилось от гнева и подозрения.
– Ох, простите, пожалуйста! – воскликнула я. – Я страдаю топографическим критинизмом, совершенно не запоминаю направлений. – Я изобразила нечто похожее, как я надеялась, на обезоруживающую улыбку. – Я так полагаю, это все относится к немецкой археологии? Вы редактор, да?
– Да, – ответила наконец доктор Егер, слегка смягчаясь. – Я главный редактор. Неблагодарная работа. Но кто-то ведь должен ее делать. – Взяв за локоть, она мягко подтолкнула меня к двери и повела в гостиную. – Хотите еще чашечку кофе? Или, может быть, лучше чай?
– Вообще-то, уже поздно. Мне, пожалуй, пора…
– Но я настаиваю! – Она буквально толкнула меня обратно в кресло, в котором я сидела до этого. – Снаружи довольно холодно. Вам просто необходимо выпить чего-нибудь согревающего.
С улыбкой, почти такой же добродушной, как прежде, доктор Егер исчезла в кухне, и я услышала, как она возится с чайником.
Опустив взгляд, я увидела свою роскошную новую сумку на полу рядом с креслом. Она стояла на том самом месте, где я ее оставила, однако в нарастающей тревоге мне показалось, что она подозрительно изменила положение. Неужели моя хозяйка быстренько порылась в ее содержимом, подумала я, неужели постаралась придать ей прежний вид, но не совсем удачно?..
Открыв сумку дрожащими пальцами, я убедилась, что все по-прежнему на месте: бабулина тетрадь, «История амазонок» и все те деньги, что у меня оставались, скрепленные тугой резинкой.
Я просто не представляла, что теперь делать. Я хотела вскочить и уйти, но, как всегда, любопытство во мне разгорелось с такой силой, что заглушило все разумные мысли. Неужели я случайно наткнулась на те самые тайные брошюрки амазонок, о которых говорил мистер Телемакос?
