— Скажите, а воевода. Ратибор. Он жив? Поправился?
Кмети переглянулись озадаченно и настороженно. Словно и не знали, стоит ли отвечать так вот, сходу. Она переводила взгляд с одного на другого и комкала подол влажной ладонью.
— Он умер, Гроза, — сказал за кметей Владивой. Накрыл ее руку своей и сжал.
Тогда уж и гриди осмелели.
— Его ранило очень сильно. Крови много вылилось, пока мы его тащили до укрытия. Помогли, как смогли. Да никакого лекаря, ни травницы никакой или знахарки с нами не было, — он замолчал. — Три дня промаялся. А после под утро и умер.
Гроза опустила голову. Тяжелые слезы, словно капли расплавленного свинца, падали на колени. Она не слышала уже толком, что еще говорил кметь, как оправдывался. И сминала, верно, до боли пальцы Владивоя — а он терпел молча. Только смотрел на нее чуть искоса, осторожно, напряженный весь, словно ждал в каждый миг от нее какого безумства. Или рыданий страшных, от которых каждый муж оробеет.
— Мы погребли его, как полагается, — поспешил уверить другой белодольский гридь. — И краду ему сложили. Правда, уйти пришлось подальше от нашего становища. Курган ему насыпали. Невысокий, конечно. Да силы наши невелики в том.
— Спасибо, — едва сумела выдавить Гроза.
Торопливо провела ладонью по щекам, стирая мокрые дорожки.
— Гроза, — тихо окликнул ее Владивой. — Как все закончится, мы все обряды проведем, как полагается. Жрицу Мораны позовем. Справит все, как надо.
— Тем ему уже не поможешь, — она помотала головой, хоть обещания мужа и отзывались в груди болезненными волнами благодарности.
В такие мгновения она порой ощущала, что и впрямь дорога ему, что многое он для нее сделать может. Опасное чувство, желание отдаться на волю сильного мужчины и уж никуда больше не стремиться, зная, что путь тот может только к новой беде привести. Гроза встала, не в силах усидеть на месте, и вышла прочь, оставив мужей и дальше решать то, что в их разумении.
Глава 25
— Чего ты хочешь, княжна? — Рарог указал Беляне на ларь, что стоял напротив. — Я думал, жизнь твоя устроена, и ты теперь носа не покажешь из Долесска.
Беляна неспешно прошла через шатер и опустилась на предложенное место. Подняла голову, глядя на Рарога снизу вверх. Уставшей она выглядела: да то и немудрено после такой-то дороги. Косы ее были спрятаны под супружьим убрусом, который мягкими складками обрамял ее лицо. Стало быть, успел княжич свадьбу справить. Верно, даже Владивой о том пока не ведает.
Наставница Драгица, которую Рарог хорошо помнил, так и остановилась недалеко от входа, словно страж, прислушиваясь к зарождающемуся разговору. Свет закатного ока тонкой полоской падал в щель полога, тянулся к самым ступням, и Рарог на миг задумался, глядя на нее, вспомнил снова Грозу. Она теперь тоже убрус носит. И зовется княжеской меньшицей. И держать бы ему сейчас путь в Волоцк, да сначала русины на пути попались, задержали, а вот недавно он услышал, что сама она в эту сторону с мужем направляется. Случились люди нужные, что рассказали. Снова нити Макоши сплетали их вместе. Не забыла Милонега просьбу его передать. И пока Рарог не мог сказать точно, будет встреча эта, коли случится, радостной — или нет. Но то, что желание его забрать свою Лисицу у князя ничуть не ослабло — он был уверен. Хоть княжья жена — а все равно она ему принадлежит. По своей воле.
— Не могла я на месте сидеть, — чуть помолчав, размеренно и глухо заговорила княжна, словно и сил у нее на то не было. — Я знаю, ты к Белому Долу собираешься.
— Да, слышал уже, что там случилось. И что Владивой войском идет туда. Я тоже иду. Только ватажников своих дожидался, как соберутся после стычки с русинами. Может, ты скажешь мне, что за каша заваривается подле Долесска? Мне парни доложили…
— За тем и пришла, — чуть громче сказала Беляна. — Любор войско собрал. И русины там будут. Пойдут тоже к Белому Долу. Хотят удержать его. И земли в устье Волани захватить, чтобы лодьи все и корабли, что в него входить будут с двух сторон, под их надзором оказались.
— Значит, отца хочешь упредить?
— Хочу. О бесчинствах Любора молчать не стану.
— Так он ведь муж тебе. Ты из рода своего, кажется, ушла? — не смог удержаться Рарог от колкости. Да до сих пор он помнил, как Беляна в угоду своим желаниям Грозу в руки жениху своему отдала. Хоть и знала, верно, что ее ждет.
Беляна тоже это помнила. Побледнела еще больше, губу покусала, и грудь ее начала вздыматься часто-часто. Драгица беспокойно переступила с ноги на ногу, зашуршав подолом. Почувствовала, видно, смятение подопечной.
— Хоть и ушла из рода, а кровь во мне та же осталась, — Беляна вновь вскинула взгляд. — Не вини меня. Я много ошибок сделала. Да и ты тоже, разве нет? Теперь только исправлять надо или смириться. Но разве можно так жить дальше?
— Нельзя, — согласился Рарог, присаживаясь на другой ларь. Махнул Драгице: проходи, мол, не стой уже. И она прошла степенно, опустилась рядом с княжной. — И я не собираюсь так жить. Хочу до последнего бороться.
— С отцом? — отчего-то усмехнулась Беляна. — Он Грозу теперь не отдаст.
— Как будто я спрашивать его буду, — он дернул уголком рта, глядя в лицо княжны и пытаясь разгадать ее невеселую улыбку. — Мне достаточно того, что Гроза однажды согласилась со мной уйти. Только это меня волнует. А еще волнует, что русины начнут на этих землях хозяйничать, если им укрепиться удастся. А значит, спокойное житье и вовсе закончится.
Княжна наклонила голову согласно.
— Надо Любора обогнать. Я сбежала до того, как он из Долесска отплыл. Но сейчас он, верно, в пути уже. Потому торопиться надо.
Рарог глянул за мерно качающийся на ветру полог. Светило уже гасло, помалу утопая в зеленом море леса. Поблескивала река, ослепительно и остро, в его последних, плещущих через рваную гряду крон лучах.
Вошел в шатер Калуга, окинул гостий взглядом — не слишком добрым. Многие в ватаге считать стали, будто женщины, что в жизнь предводителя вмешиваются, они все к несчастьям. Едва вон его до Милонеги довезли, едва травница его выходить смогла. Особенно Делебор громко негодовал и разговоры те заводил очень уж часто. Рарог к нему пока присматривался.
Ватажник принес миску глубокую с разваренным мясом кабана в ней и крупно порубленным листьями капусты: удалось недавно в попавшейся на пути веси раздобыть кое-какой снеди. Да поохотились нынче удачно. Велес не оставлял Рарога, что бы ни случилось. Поставил Калуга рядом на небольшой, хитро раскладывающийся столик и кувшин с квасом. Ложки грохнул о доски, все косясь то на Драгицу, то на Беляну.
Женщины-то и носом повели тут же. Быстро они бежали из Долесска, верно, и ночей толком не спали, не ели впопыхах-то. А ведь разузнали, где Рарог — он-то нынче не больно скрывается — нагнали все же. Потому теперь им тоже подкрепиться хотелось.
— В ночь не пойдем, — Рарог вновь повернулся к женщинам, как ватажник вышел.
— Но утром еще затемно выйдем. Потому сейчас отдыхайте. Ешьте. Спать не придется долго.
Он встал, решив оставить женщин одних, не смущать их своим видом: а сам и с ватажниками у теплины поест.
— Спасибо тебе, Рарог, — как будто опомнившись, окликнула его в спину Беляна.
Он только едва голову повернул к ней и вышел.
Парни уставились на него все, как один, когда показался он в окутанном мягким светом вечерней зари, расчерченном длинными тенями от стволов стане. Загомонили кто-то тихо. Кто-то, напротив, смолк.
— Что сказали? — выкрикнул Другош, вытягивая шею.
Зденешко потеснился, позволяя сесть рядом к огню.
— А то ты не подслушивал, — беззлобно поддел соратника Рарог.
Другош дурашливо покривился, мол, знать не знаю, о чем ты мне толкуешь.
— Ты нам точно скажи.
— Любор, княжич Долесский, идет на Белый Дол. Собирается ярла Ярдара Медного поддержать, помочь ему закрепиться в остроге.
