Как и во все предыдущие дни, Зайцев неторопливо просматривал всю утреннюю почту перед тем, как отправить ее наверх, стремясь отложить в памяти все наиболее важные подробности.
Разумеется, некоторая информация была защищена многократно. Так, вероятно, в штаб-квартире ЦРУ имелся внедренный агент, однако Олегу Ивановичу не было известно о нем ничего, кроме его кодового имени — Труба. Даже информация, которую передавал Труба, скрывалась за многочисленными слоями наложенных друг на друга шифров — в том числе, полученных с использованием одноразовых блокнотов. Однако все эти данные направлялись одному полковнику с шестого этажа, который занимался изучением деятельности ЦРУ и работал в тесном сотрудничестве с Вторым главным управлением — из чего следовало, что Труба передавал КГБ сведения, интересующие Второе управление, а это означало информацию об агентах, работающих на ЦРУ здесь, в Москве. При одной мысли об этом Зайцева бросало в дрожь, однако он поделился своими опасениями с американцами, с которыми установил контакт. Те, в свою очередь, должны были снабжать все свои донесения относительно него специальной пометкой, которая существенно ограничивала бы число ознакомившихся с этими донесениями. Олегу Ивановичу было известно, что Труба получал за свое предательство огромные суммы, поэтому он, скорее всего, не входил в высшее руководство Управлением, которое, по прикидкам Зайцева, и так зарабатывало очень неплохо. Вот агент, работающий на КГБ по идеологическим причинам, внушил бы гораздо большую тревогу. К счастью, Олегу Ивановичу не приходилось слышать о таких из числа американцев — а если бы такие были, уж он-то должен был о них знать, разве не так?
Офицер связи успокоил себя тем, что через неделю, а то и раньше, он окажется на Западе, в полной безопасности. Хотелось надеяться, что с Ириной не случится припадок, когда она узнает о его замыслах. Впрочем, скорее всего, этого не произойдет. Близких родственников у его жены не было. Ее мать умерла в прошлом году, от чего Ирина до сих пор не могла оправиться; братьев и сестер у нее не было, и ей не нравилась работа в ГУМе из-за мелочной коррупции, царящей там. К тому же, он пообещает ей купить пианино, о котором она так мечтает, но которое Олег Иванович не мог купить даже на свою зарплату майора КГБ, какой бы относительно высокой она не казалась.
Поэтому Зайцев перебирал бумаги, возможно, несколько медленнее, чем обычно, но, как он надеялся, не слишком. Даже в КГБ по-настоящему работящих сотрудников было совсем немного. В Советском Союзе было широко распространено циничное изречение: «Мы делаем вид, что работаем, а начальство делает вид, что платит нам зарплату». Этот же принцип царил и в недрах здания номер два по площади Дзержинского. Если человек выполнял объем работ выше запланированного, ему на следующий год просто увеличивали план, при этом не повышая зарплату, — поэтому лишь немногие трудились настолько усердно, что им присваивали звание Героев Социалистического Труда.
В одиннадцать часов дня в помещении центра связи появился полковник Рождественский. Зайцев заметил его и жестом подозвал к себе.
— В чем дело, товарищ майор? — спросил полковник.
— Товарищ полковник, — тихо произнес Олег Иванович, — в последнее время никаких сообщений относительно операции «три шестерки» через меня не проходило. Вы ничего не хотите сказать мне по этому поводу?
Вопрос застиг Рождественского врасплох.
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Товарищ полковник, — скромно продолжал Зайцев, — насколько я понял, речь шла о чем-то важном и я был единственным офицером связи, посвященным в эту операцию. И теперь я хочу знать, не допустил ли я какой-либо оплошности?
— А, вот вы о чем, — облегченно произнес Рождественский. — Нет, товарищ майор, нам не в чем вас упрекнуть. Просто этой операции больше не требуется связь такого типа.
— Понятно. Благодарю вас, товарищ полковник.
— Майор Зайцев, вы выглядите очень уставшим. У вас что-нибудь случилось?
— Нет, товарищ полковник. Просто, наверное, мне бы совсем не помешал отпуск. За все лето мне так и не довелось отдохнуть. Вырваться куда-нибудь на неделю — другую, пока еще не наступила зима, было бы настоящим благословением.
— Хорошо. Если у вас возникнут какие-либо затруднения, дайте мне знать, и я постараюсь все уладить.
Зайцев изобразил признательную улыбку.
— Огромное спасибо, товарищ полковник.
— Вы прекрасный работник, Олег Иванович. Всем людям, в том числе и нам, сотрудникам Комитета государственной безопасности, требуется отдыхать.
— Еще раз огромное спасибо, товарищ полковник. Служу Советскому Союзу!
Кивнув, Рождественский направился к выходу. Как только за ним закрылась дверь, Зайцев выдохнул и вернулся к работе. Он старался по возможности точнее запоминать тексты проходящих через него сообщений… но только делал он это не для Советского Союза. «Итак, теперь вся информация относительно „трех шестерок“ пересылается курьерами.» Больше он о ней ничего не узнает, однако он только что выяснил, что подготовка идет полным ходом, по высшему приоритету. Значит, Андропов решил идти до конца. Теперь весь вопрос состоял в том, успеют ли американцы вытащить его из страны достаточно быстро для того, чтобы предотвратить кровавое преступление. Информация находится у него в руках, однако он не имеет возможности что-либо предпринять. Зайцев чувствовал себя Кассандрой, дочерью царя Трои Приама, которая знала, что произойдет, но не могла никого заставить сделать хоть что-нибудь, чтобы предотвратить это. Кажется, Кассандра чем-то разгневала богов и в наказание получила от них дар ясновидения; но чем провинился он, что заслужил такое? Внезапно Зайцева захлестнула волна злости на нерасторопность ЦРУ. Но не может же он просто сесть на борт самолета компании «Пан-америкен», вылетающего из международного аэропорта «Шереметьево», ведь так?
Глава двадцать вторая
Приобретения и приготовления
Вторая личная встреча снова произошла в ГУМе, где одной малышке вдруг срочно понадобилось купить одежду на осенне-зимний период, на чем настоял ее отец — к удивлению Ирины Богдановны, правда, к отрадному. Мери Пат, в семействе Фоули признанный эксперт по покупкам, бродила по универмагу, разглядывая выставленные на витринах товары — к ее изумлению, не все они были хламом советского производства. Среди них изредка даже встречались довольно привлекательные вещицы… и все же недостаточно привлекательные для того, чтобы у нее возникало желание их купить. Мери Пат снова забрела в меховой отдел: здешнюю продукцию можно было бы с большой выгодой перепродать в Нью-Йорке, хотя она и не шла ни в какое сравнение с творениями «Фенди». В России чувствовалась явная нехватка итальянских модельеров. Однако качество мехов — в смысле выделанных звериных шкур — было весьма неплохим. Советские скорняки просто не знали, как правильно сшивать шкурки друг с другом. «Что очень плохо,» — подумала Мери Пат. Самое печальное относительно Советского Союза заключалось в том, что правительство этой серой страны не позволяло своим гражданам творить что-либо значительное. Здесь практически невозможно было найти что-нибудь оригинальное. Лучшими приобретениями были старинные произведения искусства, относящиеся к дореволюционной эпохе, как правило, небольшого размера, зачастую имеющие отношение к религии, которые можно было купить на импровизированных блошиных рынках, где их продавали нуждающиеся в деньгах. Мери Пат уже купила несколько симпатичных безделушек, всеми силами стараясь при этом не считать себя воровкой. Для того, чтобы совесть ее была спокойна, она никогда не торговалась и почти всегда выкладывала запрошенную сумму, не пытаясь сбросить несколько процентов. По представлениям Мери Пат, это уже было бы равносильно вооруженному ограблению, а главная цель ее пребывания в Москве — во что она свято верила — заключалась в том, чтобы помочь русским людям, хотя таким способом, который они едва ли смогли бы понять и одобрить. Впрочем, москвичам по большей части нравилась ее дружелюбная улыбка. И, определенно, им были очень по душе инвалютные рубли с синей полоской, которыми она расплачивалась. Эти деньги открывали продавцам доступ к предметам роскоши или, что было тоже совсем неплохо, их можно было обменять по курсу один к трем или даже к четырем.
Погуляв по магазину с полчаса, Мери Пат наконец увидела цель в отделе детской одежды. Она двинулась навстречу, по дороге с оценивающим видом разглядывая ту или иную вещь.
— Добрый вечер, Олег Иванович, — тихо произнесла Мери Пат, снимая с вешалки шубку на девочку лет трех — четырех.
— Здравствуйте, Мария, кажется, вас так зовут?
— Совершенно верно. Скажите, у вас есть неиспользованный отпуск?
— Да, есть. Точнее, две недели.
