Даже в этот момент Брэнд не почувствовал никакого страха, только ненависть и необходимость вооружиться чем-нибудь для защиты. Кто-то попытался удержать его за руку и за плечо, но он рванулся в сторону, пробежал между двумя автомашинами, скользнул взглядом по длинному металлическому верстаку, тискам, сверлам, заметил кусок металлической трубы, схватил его и повернулся обратно, навстречу Макклейну. Приблизившись к сержанту, Брэнд уклонился в сторону и резко махнул трубой. Нож полетел на цементный пол, а Макклейн с диким воплем схватился за руку. Раздался громкий крик Айвиса, требовавшего прекратить драку, но Брэнду теперь было все равно. Все они против него, все его враги. Уж раз начал, надо довести дело до конца. Он отбросил кусок трубы в сторону и стал наносить сержанту все новые и новые удары кулаками. Прижав Макклейна ударами к борту грузовика, Брэнд схватил его обеими руками за горло и что есть сил сжал его. Жирное лицо сержанта набухло кровью, посинело. Кто-то угрожающе кричал Брэнду у самых ушей, чьи-то руки пытались оторвать его от сержанта; но остановить его, охладить кипящую в нем ярость и гнев уже не могла никакая сила. Этот изверг должен умереть. Сейчас же.
В этот момент его-то ударил его чем-то по затылку. Острая холодная боль — и тьма, как будто на него опустилось крыло гигантской птицы…
Брэнд выбросил окурок и сложил руки на коленях.
— После этого вы, значит, сдались, — сказал Дэмон. Брэнд гневно тряхнул головой.
— Это они сдались мне. Я умру, прежде чем уступлю им хоть дюйм.
— А это одно и то же.
— Что одно и то же?
— Одно и то же, — повторил Дэмон. — Бунт, подобный вашему, — это все равно что лечь на землю и позволить им ходить через вас. Даже хуже. Вы говорите им, чтобы они разнесли вас на кусочки. Вы просите их об этом.
— Я смотрю на это по-другому, — сказал Брэнд.
— По-другому смотреть на это невозможно. Вы сидите здесь и отказываетесь защищать себя. Боретесь с Джеррилам и другими тюремщиками. А Макклейн гуляет в Маниле и посмеивается над вами. В этом нет никакого смысла…
— У меня есть на то свои причины.
Брэнд сказал все, что хотел сказать. Пусть даже такому честному и надежному человеку, каким, кажется, является капитан Дэмон. Есть вещи, о которых человек не рассказывает никому, несмотря ни на что.
Дэмон достал свой перочинный нож и начал чистить ногти.
— А она вовсе не нуждается в вашей защите, вы знаете? — сказал он. — Мисс Мельберхейзи. Она сама о себе позаботится.
Брэнд не смог скрыть своего удивления, но Дэмон, как бы не замечая этого, по-прежнему смотрел на свои ногти. — Вы играете на руку Макклейну, Брэнд. Делаете то, чего хочет он… Молчите, сами себя губите… Иначе говоря, предоставляете ему возможность снова встретиться с ней.
Эти слова рассердили Брэнда, и он начал было что-то говорить, но Дэмон поднял руку и посмотрел на него своим печальным озабоченным взглядом.
— Хорошо-хорошо. Может быть, она прекрасная девушка. Может быть, она больна, может быть, просто ищущая приключений богатая женщина. Я не знаю, да и знать не хочу. Во всяком случае, это меня не касается. — Он поднял указательный палец. — Одно я вам скажу: она никогда не стала бы беспокоиться о вашем добром имени, если бы все произошло наоборот… Поэтому страшного в том, чтобы рассказать о ней в суде, если потребуется, ничего нет. — Он напряженно улыбнулся. — Не беспокойтесь, богатые в ситуации, подобной этой, страдают очень редко. Расплачиваться всегда приходится таким, как вы и я.
Слушая Дэмона, Брэнд беспокойно ерзал на ящике. Этот Дэмон, несомненно, умный человек, он быстро разобрался во всем этом деле и знает о нем, пожалуй, больше, чем сам Брэнд. Ручка его перочинного ножа из рога. Это тоже примета. Так же, как найденный Брэндом разряженный патрон. Впрочем, в разгадке этой приметы он явно ошибся…
Дэмон сложил перочинный нож и повернулся к Брэнду.
— Сколько человек видели драку? — спросил он.
— Не знаю. Человек семь или восемь…
— Значит, они видели, как он угрожал вам ножом?
— Да. Но это не поможет. Все они боятся Макклейна как огня.
— Ну, это мы еще посмотрим. Возможно, мне удастся сделать так, что меня они побоятся побольше, чем Макклейна. Это точно, что он преследовал вас с ножом?
— Конечно. Он чуть не ударил меня, когда я приблизился к нему.
Наступило короткое молчание. Легкий ветерок колыхнул входные клапаны палатки, на полу закрутились маленькие смерчи из пыли.
— Дело ваше, Брэнд, — сказал тихо Дэмон. — Все в ваших руках. Можно выиграть это дело, по главным пунктам обвинения по крайней мере. По-моему, это возможно. Но для этого необходимо ваше желание бороться за правду. Другим путем, конечно, не так, как вы сейчас боретесь с тюремщиками. — Дэмон наклонился вперед и оперся руками о бедра. — Вы были хорошим солдатом, Брэнд, с отличными до этого случая аттестациями. При желании вы могли бы остаться таким и впредь… Ну как, согласны?
Когда решение принято, изменить его нелегко, отступать назад не хотелось бы. Но теперь, смотря на изрезанное морщинами лицо Дэмона, чувствуя на себе его твердый, полный убежденности взгляд, Брэнд понял, что капитан прав, а он, Брэнд, выбрал неверный путь. Если оставить все по-прежнему, то только погубить себя, ничего не добившись. И в отношении Эстеллы он, Брэнд, был не прав: его ложная гордость привела к тому, что он бьется головой об стену. Перед ним сидит белый человек, офицер к тому же, который считает, что он, Брэнд, нечто большее, чем подлая, ни на что не годная краснокожая тварь; который хорошо понимает его состояние и не боится сидеть рядом и разговаривать с ним.
— Хорошо, капитан, — ответил он наконец. — Пожалуй, стоит попробовать.
Глава 7
— О кажется, этот заход солнца будет повторением очаровательных заходов, которые наблюдают в Сикстинской капелле! — воскликнула Томми Дэмон. Ее восхищенный взгляд, словно у завороженного ребенка, устремился через балкон на испещренное перистыми облаками вечернее небо; на фоне уходящей вдаль лазурной синевы оно пылало стремительным потоком алых и золотистых красок. — Взгляните, это что-то невероятное, потрясающее! Правда?
— О да, — согласилась Эмили своим мягким безразличным голосом, — глядя на них, иногда забываешь обо всем…
— Дорогая, — слегка упрекнул ее Мессенджейл, обративши! внимание на безразличный тон Эмили, — ты что-то не в настроении сегодня, слишком уж по-бостонски себя чувствуешь.
— Что ж, это все, на что они способны, Кот, — заметила Томми, — после того, как солнце целый день зажаривает наши мозги до такой степени, что они становятся как хрустящий картофель.
— Наказания и награды, да?
— О нет! Я верю только в награды…
Все четверо засмеялись, а Мессенджейл наклонился и похлопал Томми по руке. Она была одной из немногих, кому он позволял называть себя уменьшительным именем Кот. Сам он никогда не называл других уменьшительными именами — это было его своеобразной отличительной чертой — и решительно отбивал охоту всякому, если случалось так, что в обращении к нему кто-нибудь называл его уменьшительным именем. Если бы Дэмон когда-нибудь позволил себе это, Мессенджейла всего передернуло бы, но Дэмон никогда не называл его иначе как капитан, а теперь — майор.
— Отлично, — похвалил он Томми. — От влияния климата на человека никуда не денешься. Вы когда-нибудь задумывались над тем, что талант изобразительного искусства присущ главным образом уроженцам тропических и полутропических стран, а шедевры мистического искусства принадлежат уроженцам севера? Например, можете ли вы представить себе выдающегося художника из Скандинавии? Или Сибелиуса из средиземноморских стран?
— Скарлатти, по-моему, родился в Неаполе, — тихо заметила Эмили.
— Это одно из немногих исключений. Факт тот, что музыка — наиболее мистическое искусство — ассоциируется у нас с севером: Вагнер, Бах, Моцарт, а изобразительное искусство — с югом: Леонардо, Тициан, Эль Греко и другие.
— А что вы скажете относительно литературы? — спросил Дэмон.
— Литературное искусство я пока еще не исследовал, — ответил Мессенджейл, и это снова вызвало общий смех. — Иногда мне представляется, что жизнь — это не что иное, как серия наград и наказаний. Награды — это отпуска, а наказания — работа. На меня, по-моему, действует присущий Эмили и другим уроженцам Новой Англии жесточайший кальвинизм. Поэтому-то каждый вечер перед закатом солнца я молюсь всевышнему, и только благодаря этому мы имеем здесь этот маленький замок.
— Не дурачьте меня, Кот, — упрекнула его Томми. — Я знаю, в результате чего вы имеете этот маленький замок: вы очаровательнейшим образом пожимали руку Луиса Мартегерея!
Мессенджейл заморгал, на его лице появилось выражение притворного удивления.
