Нет, в Главном зале Незримого Университета он бывал не раз. На бесконечных обедах. И вокруг него так же находилось множество волшебников, но все они были…
…Не такими.
Подобно Смерти, — на которого, по мнению некоторых менее везучих жителей города, он походил как две капли воды, — патриций никогда не впадал в ярость, не обдумав, к чему это приведёт. Хотя иногда он думал очень быстро.
Патриций обвёл взглядом собравшихся волшебников. На их лицах застыло выражение, от которого слова возмущения застряли у него в горле. Волшебники были похожи на овец, которые вдруг наткнулись на попавшего в капкан волка, причём это случилось как раз в тот момент, когда до них донесли ценную мысль, что в единстве — сила.
Было у них нечто похожее в глазах.
— Что означает это безоб… — он поколебался и неуклюже закончил: — Это? Весёлая шутка в честь Дня Мелких Богов, а?
Его глаза метнулись в сторону и встретились с глазами маленького мальчика, который держал в руках длинный металлический посох. На губах мальчика играла самая странная улыбка, что когда-либо видел патриций.
Кардинг кашлянул.
— Господин… — начал он.
— Выкладывай, приятель, — рявкнул на него лорд Витинари.
Сначала Кардинг испытывал робость, но тон патриция был чуть более безапелляционным, чем нужно. Костяшки пальцев волшебника побелели.
— Я волшебник восьмого уровня, — негромко произнёс он. — И ты не смеешь обращаться ко мне таким тоном.
— Хорошо сказано, — похвалил его Койн.
— Бросьте его в подземелье, — приказал Кардинг.
— У нас нет подземелий, — напомнил ему Лузган. — Это же университет.
— Тогда отведите в винные погреба, — отрезал Кардинг. — И пока будете внизу, постройте пару-другую подземелий.
— Вы хоть понимаете, что творите? — справился патриций. — Я требую, чтобы мне объяснили, что означает…
— Ты ничего не можешь требовать, — возразил Кардинг. — А означает это, что с сегодняшнего дня городом будут править волшебники, как это было предопределено изначально. Так, уведите его…
— Вы? Править Анк-Морпорком? Волшебники, которые даже друг дружкой управлять не могут?
— Да!
Кардинг отдавал себе отчёт в том, что это не самый остроумный ответ. Но куда больше его волновало то, что пёсик Вафлз, который был перенесён в зал вместе с хозяином, подковылял, с трудом передвигая ноги, к волшебнику и сейчас близоруко всматривался в его туфли.
— Тогда все поистине мудрые люди предпочтут отсидеться в безопасности в каком-нибудь славном глубоком подземелье, — сыронизировал патриций. — Так что прекращайте дурачиться и верните меня на место. Тогда вполне возможно, мы замнём эту тему. Или заминать потом придётся вас.
Вафлз прекратил исследовать туфли Кардинга и затрусил к Койну, обронив по пути несколько клочков шерсти.
— Эта пантомима слегка затянулась, — заявил патриций. — И теперь я…
Вафлз зарычал. Это был глубокий, первобытный звук, который задел какую-то струну в расовой памяти всех присутствующих и вызвал у них неудержимое желание залезть на дерево. Он воскрешал в памяти длинные серые тени, охотящиеся на рассвете времен. Просто удивительно, как в таком маленьком животном может умещаться столько угрозы. И вся эта угроза была направлена на посох в руке Койна.
Патриций шагнул вперед, чтобы подхватить собаку, но Кардинг поднял ладонь и послал через весь зал опаляющую струю оранжево-голубого пламени.
Патриций исчез. На том месте, где он стоял, замерла маленькая жёлтая ящерица. Она моргала глазами и озирала всех свирепым взглядом, выражающим характерную для всех рептилий глупую злобу.
Кардинг изумленно уставился на свои пальцы, как будто видел их впервые в жизни.
— Прекрасно, — хрипло прошептал он. Волшебники посмотрели на тяжело дышащую ящерицу и перевели взгляд на город, сверкающий в свете раннего утра. Там, снаружи, оставались муниципальный совет, городская стража, Гильдия Воров, Гильдия Торговцев, жрецы… и никто из них даже не подозревал, какая беда вот-вот обрушится на их головы.
«Началось», — сказала шляпа из своей коробки, которая стояла на палубе.
— Что началось? — переспросил Ринсвинд.
«Правление чудовства». На лице Ринсвинда отразилось недоумение.
— Это хорошо?
«Ты когда-нибудь понимаешь, что тебе говорят?»
Ринсвинд почувствовал, что вступает на более знакомую почву.
— Нет, — ответил он. — Не всегда. Особенно в последнее время. Не часто.
— А ты уверен, что ты действительно волшебник? — осведомилась Канина.
— Это единственное, в чём я когда-либо был уверен, — убежденно произнёс он.
— Странно.
Ринсвинд сидел на Сундуке на освещённом солнцем баке «Океанского танцора», и корабль, мирно покачиваясь, пересекал зелёные воды Круглого моря. Снующие вокруг моряки занимались — Ринсвинд в этом ничуть не сомневался, — важными для мореходства вещами, и он надеялся, что они делают всё правильно, потому что после высоты он больше всего на свете ненавидел глубину.
— Ты выглядишь обеспокоенным, — заметила Канина, которая подстригала ему волосы.
Ринсвинд втянул голову в плечи, пытаясь сделать её как можно меньше, чтобы уберечь от мелькающих ножниц.
— Это потому, что я обеспокоен.
— А что такое Абокралилсис?
Ринсвинд поколебался.
— Ну, — ответил он, — это конец света. Что-то вроде.
— Что-то вроде? Что-то вроде конца света? Ты хочешь сказать, что мы даже ничего не поймём? Оглянемся и спросим друг у друга:
«Простите, вы ничего не слышали?»
— Просто провидцы так и не смогли прийти к единому мнению. Существует множество самых разнообразных неопределенных предсказаний. Некоторые из них довольно безумные. Так что это назвали Абокралипсис. — У Ринсвинда был весьма смущённый вид. — Что-то вроде апокрифического Апокалипсиса, который крадет у людей жизни. Понимаешь, такой каламбур.
— Не очень удачный.
— Да. Не совсем[28].
Ножницы Канины деловито щёлкали.
— Должна сказать, что капитан, похоже, был крайне рад заполучить нас в качестве пассажиров, — заметила она.
— Это потому, что, согласно поверьям, волшебник приносит кораблю счастье, — отозвался Ринсвинд. — Разумеется, это не так.
— А многие верят, — возразила Канина. — О, для других это к счастью, но не для меня. Я плавать не умею.
— Что, вообще нисколечко не проплывешь?
Ринсвинд помешкал с ответом, осторожно теребя звезду на своей шляпе.
— Как ты думаешь, какая здесь глубина? Примерно?
— По-моему, около дюжины фатомов.
— Тогда, наверное, проплыву около дюжины фатомов.
— Прекрати так дрожать, я чуть не отстригла тебе ухо, — резко бросила Канина и, свирепо взглянув на проходящего матроса, взмахнула ножницами. — В чём дело? Никогда не видел, как человеку стрижку делают?
Кто-то наверху, на мачте, отпустил шуточку, которая вызвала взрыв грубого хохота на брам-стеньге — впрочем, может быть, это был нок-рея.
— Я сделаю вид, что ничего не слышала, — сообщила Канина и яростно дёрнула гребень, вытряхнув из волос Ринсвинда множество безобидных мелких животных.
— Ай!
— Нечего ёрзать!
— Трудно не ёрзать, зная, кто именно машет вокруг твоей головы парой стальных лезвий!
Вот так и текло это утро, сопровождаемое стремительно несущимися волнами, поскрипыванием мачт и довольно сложной ступенчатой стрижкой. Поглядев на себя в осколок зеркала, Ринсвинд был вынужден признать, что его внешность изменилась в лучшую сторону.
Капитан сообщил им, что судно направляется в город Аль Хали на пупстороннем побережье Клатча.
— Типа Анка, только вместо ила там песок, — растолковал Ринсвинд, склоняясь над поручнем. — Зато там хороший рынок рабов.
— Работорговля безнравственна, — твердо заявила Канина.
— Да ну? Надо же! — отозвался Ринсвинд.
— Хочешь, я тебе ещё бороду подравняю? — с надеждой предложила Канина, но вдруг замолчала и, застыв с раскрытыми ножницами в руке, уставилась на море.
— А что за люди, которые плавают на каноэ с какими-то дополнительными деталями сбоку, чем-то вроде красного глаза, нарисованного на носу, и небольшим парусом? — спустя некоторое время спросила она.
— Похоже на пиратов-работорговцев из Клатча, — ответил Ринсвинд, — но это большое судно. Вряд ли кто-нибудь осмелится напасть на него.
— Один не осмелится, — Канина по-прежнему смотрела на размытую линию в том месте, где море переходит в небо. — Но пятеро могут. Ринсвинд вгляделся в висящую вдали дымку и поднял глаза на вахтенного. Тот покачал головой.
— Да ладно тебе, — хмыкнул волшебник с юмором, присущим засорившейся канализационной трубе. — На самом деле ничего там нет. Наверное, ты просто шутишь.
