Две функции Заратуштры — пророка и жреца — во многом определили жанровые особенности гат. При отсутствии четких жанровых различий между гатами можно, однако, отметить наличие двух их групп: в первой преобладает восхваление, во второй — проповедь. Первую группу можно именовать — хвалебные гаты пророка, вторую — назидательные гаты жреца.
Образцом хвалебной гаты может служить первая: «С упоеньем молюсь…» Образцом назидательной — гата, включающая проповедь «в форме вопросов» («Ясна», 44), начало которой таково:
Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Ахура!Может ли в благодарность за мое восхвалениеТакой, как ты, открыться, как друг, такому, как я?..Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Ахура!Как будут заложены основы наилучшей жизни?..Сие спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!Кто был изначальным отцом Арты [Духа огня) при зарождении его?Кто проложил путь Солнцу и Звездам?..Кто заставляет Луну прибывать и убывать?..Сие спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!Верно ли наставляю я?Для кого создан скот?..Кто научил сына почитать отца своего?Как овладеть поучениями и словами правды?..Сне спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!Получу ли я благодаря Наилучшему распорядку воздаяние свое:Десять кобылиц, и жеребца, и верблюда, которые, о Мазда,Причитаются мне вместе со здоровьем и жизненной силой, присущими тебе…Сие спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!Кто не отдает платы тому, кто заслужил ее,И, сдержав слово свое, счел эту [плату] своей по праву, —Какое наказание следует ему уже сейчас?Ибо, что уготовано ему в Конце, это — известно!
* * *
Ранний, «гатический» зороастризм в процессе своего распространения и внедрения вплоть до превращения в государственную религию Ирана при династии Сасанидов (III–VII вв.) подвергался толкованию и переосмыслению, многочисленным дополнениям, включениям разнообразных иных религиозных и культовых элементов, — что завершилось канонизацией его парсийскими жрецами. Тогда и была кодифицирована — при Сасанидах — «Авеста» в двадцати одной книге, от которой до нас дошла лишь часть, сохранившаяся как священная книга современных парсов (в Индии).
Пантеон богов, по сравнению с гатическим, значительно увеличился и усложнился. Более могущественным и величественным стал Ахура Мазда, осмысление которого жречеством приблизилось к монотеистическому, что отвечало сложившемуся самодержавию восточного деспота в рабовладельческом и раннефеодальном Иране. Сонм богов (язатов), окружающих верховного бога Ахуру Мазда, включал уже не только гатических духов, ставших абстрактными «амеша спента» в смысле «Бессмертных святых», но и многих издревле, до и вне зороастризма, почитавшихся племенных богов, отвергнутых в свое время Заратуштрой, но «введенных» жрецами в пантеон на положении «младших»: прежде всего Митру, бога Солнца и Правды, Ардвисуру Анахиту — богиню Воды и Плодородия, а также Тиштрию (звезду Сириус) и других. Вместо скромного гатического «Гаронмана» («Дом песнопения») божества населяют уже свой «олимп» — гору Хара, у подножия которой клокочет море Ворукаша. Антиподом Ахуры стал «меньший» по божественному рангу Сатана — Ахриман (в «Авесте» — Ангра Манью).
Совокупность исторических, литературных и лингвистических данных довольно убедительно говорит в пользу восточноиранского, то есть среднеазиатского, происхождения не только гат и яштов, но и «Авесты» в целом. В ней нет ничего, отражающего особенности религии западных иранцев, известные по сообщениям античных авторов, нет ничего о столь характерных для Западного Ирана тесных связях с Междуречьем, нет и западноиранских географических названий. Однако в процессе кодификации «Авесты» и ее распространения в Азербайджане и Западном Иране в нее вошли многие более поздние, западноиранские элементы, в частности, на языке, приближающемся к среднеперсидскому. Также является бесспорным, что в течение веков существенные части «Авесты» сохранялись изустно. Вследствие этого в ней переплетаются элементы двух родов: чисто религиозные — плод идеологического творчества жречества, и некоторые народные представления периода первобытнообщинного строя. С одной стороны, мы встречаем восхваление божественного происхождения царя, освящение социального неравенства («Ахуре Мазда богатый любезнее бедного» — «Вендидад», 4, 47), с другой — проповедь устоев родового строя.
Народные элементы являются наиболее древним «слоем» «Авесты». Они покрыты мощными пластами более поздних, жреческих идей, отражающих попытку внести весьма тенденциозную систематизацию в древние представления, подчинить их канонизированному учению, придать наивным анимистическим представлениям завершенную форму абстрактного религиозного мировоззрения, освятить власть царей как носителей божественного сияния (нимба) — Хварно. Жреческую линию в «Авесте» и в зороастризме, кроме культа Хварно, составляет также разработка вопросов демонологии (демонов зла и добра, которых множество) и эсхатологии, загробной жизни, конца мира и Воскресения, Страшного суда и др. Отсюда и религиозная нетерпимость в «Авесте», проявляющаяся по-разному: проповедь распространения зороастризма силой оружия уже в гатах («Ясна», 53, 8, 9); резкое выступление против «кровосмесительства» при браках с представителями чужого племени, против тех, «кто смешивает семя [родичей] праведных с семенем нечестивых [чужеродцев], семя почитателей дэвов с семенами [людей], их отвергающих… об этом говорю я тебе, о Заратуштра, что их убивать важнее, чем извивающихся змей и крадущихся волков» («Вендидад», 18, 62, 65).
При кодификации «Авесты» приспособление народных представлений к жреческим шло двумя путями: включением народных мифологических элементов в молитвенные тексты или изображением некоторых абстрактных божеств в привычных народных конкретных образах.
Нашла отражение в «Авесте» и зародившаяся на заре классового общества народная мечта о справедливом, добром вожде, правителе. Впоследствии она превратилась в крестьянскую утопию о «хорошем царе», столь распространенную в средние века. В гатах говорится о добрых правителях, которые должны изгонять врагов, совершающих набеги на оседлые оазисы, и «нести мир для радостных селений» («Ясна», 48, 5; 53, 8 и др.), о приходе мессии — Сошианта для установления справедливости на земле. Сохранились в «Авесте» и отголоски социальной утопии о счастливом веке, о земле, где не бывает «ни мороза и ни зноя, ни болезней и ни смерти, ни зависти, порожденной дэвами» (свидетельство разложившего общину имущественного неравенства) («Ясна», 9, 5).
В немногих поэтических фрагментах, часто затерянных, словно оазисы, в пустыне жреческих текстов, но передающих народные сюжеты и мотивы, отражающих живое восприятие природы и бытовых реалий, язык «Авесты» весьма красочен, образен и ярок.
Наиболее характерным для поэтики «Авесты» является последовательная антитетичность всего изложения и стиля (вплоть до различной лексики для благих, «ахурийских», и злых, «дэвовских», существ), что вытекает из всего характера зороастризма (парсизма). В «Авесте» чрезвычайно широко распространены эпитеты, особенно, как и в устной народной поэзии, постоянные эпитеты, употребительны также плеоназмы («огни красные, пылающие» и т. п.). Находят в «Авесте» применение также такие стилистические фигуры, как анафора, рефрен, параллелизм, риторические вопросы, аллитерация, хиазм (например: «…избрал Лживый злодеяние, праведность избрал Священный дух») и т. п. Многочисленные анафорические введения характерны для многих яштов: в «Ардвисур-яште»: «Ты можешь восславить ради меня Ардвисуру Анахиту» (стихи 10, 12, 14, 16, 20, 24, 28 и т. д.); в «Михр-яште»: «Митру славим мы, обладающего широкими пастбищами…» и др. Анафора — наиболее распространенная фигура в «Авесте».
Значительная часть «Авесты» (преимущественно гаты и яшты) метризирована. Некоторые исследователи довольно убедительно доказали, что старый текст «Авесты» (дошедший до нас в искаженном виде) был весь метризирован, подобно «Ведам», и (кроме гат) состоял из стихов в восемь слогов (иногда 10–12), то есть составлял в двустишии подобие шлоки в «Ведах».
В поэтических фрагментах «Авесты» нет квантитативности (мерного чередования коротких и долгих слов), которая свойственна метрике стиха на языке фарой. Однако, кроме силлабики, следует в этих фрагментах отметить элементы тоники из-за ударений (повышений голоса) внутри строк, соответствующих грамматическому ударению (каждое слово — одно ударение).
Памятники периода перехода о древности к средним векам
Закономерный процесс перехода от древности к средним векам и последующего развития литературы средневекового типа длился в ираноязычных литературах примерно шесть веков (III–VIII вв.) и имел следующие основные особенности: а) переход от античности к средневековью, в отличие от того, что происходило в культуре Запада, не сопровождался коренной сменой религиозной системы, а лишь изменениями внутри древнеиранской, зороастрийской религии в двух направлениях — догматическом (превращение в государственную религию Ирана) и еретическом (преимущественно в форме первоначального манихейства); б) в отличие от древней литературы, представленной лишь в виде литературно-художественных элементов в единственном памятнике письменности, «Авесте», написанной одним древнеиранским языком (авестийским), литература раннего средневековья является разножанровой и разноязычной (различные среднеиранские языки: среднеперсидский, парфянский, согдийский и др.). Дошедшие, в большинстве своем во фрагментарном виде, переводы произведений буддийской и христианской литературы не входят в понятие «древнеиранская литература».
