Действительно, когда его величество прибыл в Царское Село, то Мануйлов, по возвращении Распутина из дворца, узнал от него о согласии государя на назначение Штюрмера и о назначении Штюрмеру аудиенции для переговоров по этому поводу, передал об этом мне, а я сообщил А. Н. Хвостову. Затем, жалея И. Л. Горемыкина и желая дать ему возможность самому предупредить неожиданность ухода с поста, я поехал к нему и, прося держать в тайне от Штюрмера, сообщил ему о назначении последнего, не указывая ни источников моей осведомленности, ни подробностей проведения кандидатуры Штюрмера. К этому моему сообщению И. Л. Горемыкин отнесся с большим недоверием, сказав мне, что я введен в заблуждение, так как он не имеет никаких поводов сомневаться в доверии к нему августейших особ, что в тот день, на который я ему сказал, ему назначен государем официальный доклад по вопросам, по которым он получил от его величества особые директивы; при этом, касаясь Б. В. Штюрмера, И. Л. Горемыкин сообщил мне, что он с ним в старых дружеских отношениях, что Штюрмер вместе с женою, особенно за последний период, сблизились с ним и почти ежедневно у него бывают и что желания Б. В. Штюрмера далее получения должности обер-прокурора св. синода не идут, о чем сам Штюрмер поставил его в известность, прося его поддержки. На это я посоветовал И. Л. Горемыкину послать кого-нибудь на вокзал ко времени отъезда Штюрмера в Царское Село и затем проверить, прав ли я.
На другой день, в 3 часа, Штюрмер был принят государем и вернулся премьером, а Горемыкин был в 5 ч. с докладом, который длился не более 20 минут, и вернулся домой, узнав уже лично от государя о своем уходе. Когда я на другой день утром, по опубликовании соответствующих указов, заехал к И. Л. Горемыкину, то мне грустно было видеть, насколько тяжело было ему перенести этот удар. Кн. Андроников к уходу Горемыкина отнесся с большим сожалением, что и высказал мне, позвонив ко мне по телефону, но тут же добавил, что Горемыкин сам виноват в этом, потому что во многом не хотел следовать его советам. Затем князь, зная о доброжелательном отношении ко мне Штюрмера, просил меня, в личное одолжение, устроить ему особый прием у Штюрмера, заранее ознакомив Штюрмера с значением его как человека, могущего быть Штюрмеру полезным, в виду его большой осведомленности и знакомства, — что я и исполнил, передав князю о времени представления его Штюрмеру вне общего приема. Кн. Андроников остался доволен знаками внимания, оказанными ему Штюрмером и благодарил меня.
19.
[Штюрмер благодарит Белецкого за благожелательное отношение к его назначению. «Вступные деньги» Распутину и секретарю Питирима. Назначение Манасевича-Мануйлова. Мануйлов налаживает канцелярию Распутина и выдвигает кандидатуру полк. Резанова на пост директора департамента полиции. Желание Мануйлова занять пост заграничного представителя департамента. Намерение Штюрмера сместить А. Н. Хвостова и контр-интрига Хвостова. Карьера Гурлянда и роль его при Штюрмере. Изменение отношений А. Н. Хвостова и Белецкого. Продолжение их совместных поездок к Распутину.]
Как только Штюрмер был назначен, то он попросил меня к себе, принял меня самым любезным образом, расцеловался, поблагодарил меня за проявленное мною благожелательное отношение к его назначению, просил меня неослабно держать его в курсе всех получаемых мною сведений как служебного характера, так и частных, представлять ему данные о думских настроениях, продолжать политику доброжелательства к Распутину, одобрил меры, принятые мною в отношении охраны Распутина и в предупреждение возможности публичных его выступлений заявил, что с владыкой, А. А. Вырубовой и императрицей он будет сам поддерживать непрерывные отношения, спросил сколько мы дали вступных денег Распутину и секретарю владыки митрополита, и узнав, что Распутину мы дали вначале по 1.500 руб. каждый и секретарю 300 р., сообщил мне, что пока еще ему неудобно обращаться за справками к Лодыженскому, не приняв должности от Горемыкина, о безотчетных кредитах, находящихся в распоряжении председателя, в виду чего я предложил ему взять из нашего фонда необходимую ему на первых порах сумму и затем, с ведома А. Н. Хвостова, передал Штюрмеру, согласно его желанию, на следующий день 2.000 р. Затем Штюрмер попросил до его переезда в служебную квартиру дать ему курьеров и согласился на мое предложение командировать ему отдельного охранного офицера с особой филерской командой, чтобы, пока не выедет из служебного помещения Горемыкин, не лишать последнего той обстановки, которая заведена в доме председателя, что мною и было исполнено сейчас же путем распоряжения, отданного ген. Глобачеву. Потом Штюрмер расспросил меня, какие обязанности нес при мне Мануйлов, и, выслушав мой доклад по этому поводу, сказал мне, что он хотел бы что-нибудь сделать для Мануйлова. Вследствие этого я предложил ему увеличить Мануйлову получаемый им от меня денежный отпуск, указав на то, что Мануйлов, видимо, будет обслуживать и его, Штюрмера, имеющимися у него сведениями как из редакции «Вечернего» и «Нового Времени», так, в особенности, о всем том, что касается митрополита и Распутина; но я при этом высказался против желания Штюрмера привлечь Мануйлова на государственную службу и даже затем, при свидании с Мануйловым, лично отговаривал его от этого, указывая, что этим путем он ставит себя в зависимое от Штюрмера положение, а при шаткости министерских карьер может лишиться частного заработка, дававшего ему, по словам Мануйлова, до 18 тыс. руб. в год. Хотя впоследствии назначение Мануйлова состоялось по настоянию самого Мануйлова, в силу просьбы Штюрмера к А. Н. Хвостову, лично отдавшему приказ по департаменту общих дел о причислении Мануйлова к министерству с откомандированием в распоряжение председателя совета, но я и после этого указал Мануйлову, в присутствии Комиссарова, что он сделал в этом отношении ошибку, так как этим вооружил против себя всю секретарскую часть председателя совета. В заключение Штюрмер просил меня посещать его, в особенности на первое время, как можно чаще, охраняя его интересы и, еще раз поблагодарив меня, заявил, что он, в свою очередь, приложит все усилия служебно меня обеспечить, согласно моему желанию, о чем ему сообщил Мануйлов, которого он просил передать мне об этом. Действительно, Мануйлов, накануне назначения Штюрмера, мне сказал, что Штюрмер проведет меня в члены государственного совета с оставлением товарищем министра внутренних дел.
Мануйлов с первых же дней вступил в исполнение секретарских обязанностей при Штюрмере, всюду его сопровождал на служебном автомобиле, умел за этот период проникнуть в дом А. А. Вырубовой, завел пишущую машинку и переписчицу на квартире Распутина, что доставило большое удовольствие Распутину, и установил регулярное сношение Распутина с А. А. Вырубовой путем посылки ей, преимущественно через кого-нибудь из домашних Распутина, чаще всего через сестру милосердия Акилину, написанных на машинке, под диктовку Мануйлова, всякого рода сообщений в интересах Штюрмера и владыки, под коими Распутин, ставя наверху знак , расписывался. Эта форма докладов нравилась и во дворце, как передавал мне Мануйлов, и императрица некоторые из них посылала в ставку государю. Свое значение при Штюрмере Мануйлов сумел, где нужно, соответствующим образом муссировать, заручился согласием редакторов двух названных газет оставить его у себя на службе, вошел в самые близкие отношения с гр. Боргом[*] и утром, переговорив с Распутиным или с Акилиной, приняв затем Осипенко, которого совершенно подавил своим авторитетом, и гр. Борга, — был в курсе всех новостей и по телефону передавал мне то, что находил, конечно, возможным мне сообщать, а затем, как мне говорил Комиссаров, заезжавший к нему по моей просьбе, делал приемы у себя просителей.
Несколько изучив Мануйлова, благодаря постоянным предупреждениям Комиссарова и увидев его в роли доверенного близкого Штюрмеру лица, я понял, что Мануйлов, конечно, имеет свои цели, стремясь причислиться к министерству внутренних дел. Действительно, через некоторое время Мануйлов завел разговор о необходимости для меня, в целях облегчения моей работы при неопытном еще вице-директоре особого отдела взять знающего розыск директора департамента полиции, и, когда я отклонил выставленную им кандидатуру ген. Спиридовича, то он предложил мне познакомиться с полк. Резановым, великолепно владеющим пером, приобревшим известность по своим литературным трудам о немецком шпионаже и по своей розыскной деятельности в Прибалтийском крае, членом комиссии ген. Батюшина. При этом Мануйлов оттенил, что полк. Резанова знает лично и хорошо к нему относится не только ген. Рузский, но и ген. Алексеев, и затем меня с ним познакомил. Узнав о хорошем впечатлении, которое произвел на меня полк. Резанов при первом моем свидании с ним, и выслушав от меня, что, в данном случае, мне нужно считаться с А. Н. Хвостовым, Мануйлов мне дал понять, что Штюрмер не считает А. Н. Хвостова отвечающим занимаемому им положению министра и с каждым днем убеждается в необходимости в настоящее тяжелое время сосредоточить, по примеру Столыпина, в своих руках власть министра внутренних дел, и что, при таких условиях, вопрос о назначении Резанова можно будет провести легко при Штюрмере, при нашей взаимной поддержке Резанова. Что же касается его, Мануйлова, то он будет, после назначения Резанова, меня усиленно просить назначить его снова заграничным нашим представителем вместо Красильникова, обещая, пользуясь своими старыми знакомствами и имея некоторый круг новых знакомств в среде французских и английских журналистов, быть полезным правительству в освещении не только специальной области, интересующей департамент полиции, но и в более широкой политической осведомленности Штюрмера относительно планов воюющих с нами держав. Отложив разрешение этого вопроса на будущее время, я увидел, что мое предположение относительно затаенных пожеланий Штюрмера правильно; поэтому меня начало интересовать как поведение в этом вопросе Штюрмера, так и А. Н. Хвостова.
