На почве ареста Ржевского последовал окончательный разрыв моих отношений с А. Н. Хвостовым. Я уже показывал о том, что Ржевского я совершенно не знал, что прием его в агентуру последовал по личному желанию А. Н. Хвостова, что с первого раза Ржевский произвел на меня неприятное впечатление, в виду чего я уклонился от дачи ему каких-либо поручений, что затем, получив сведения о широком образе его жизни, не отвечающем получаемому им от департамента содержанию, приблизив к нему свою агентуру, убедился в том, что Ржевский злоупотребляет оставшимися у него на руках, по должности уполномоченного Красного Креста северо-западного района, внеочередными свидетельствами, в виду чего, пользуясь выездом Ржевского, по поручению Алексея Николаевича Хвостова, заграницу, назначил, секретно, расследование по этому поводу через заведывающего юридическим отделом штаба полк. Савицкого, который установил этот факт, последствием чего было откомандирование Ржевского от ведомства министерства внутренних дел с сообщением председателю общества Красного Креста Ильину о неблаговидных действиях Ржевского и доклад мой А. Н. Хвостову о необходимости высылки Ржевского, во избежание каких-либо неприятных осложнений для него, А. Н. Хвостова, в виду оказанного им доверия Ржевскому.
Когда Ржевский, по возвращении с своей гражданской женой из заграницы, явился к А. Н. Хвостову и узнал о результатах произведенного о нем дознания, то он пришел ко мне и стал меня умолять пощадить его, доказывая мне, что в деле выдачи свидетельств Красного Креста на внеочередную доставку грузов он действовал бескорыстно, с целью борьбы с продовольственным кризисом, переживаемым Петроградом. Затем, видя, что разговор мой с ним получает более обостренный, неприятный для него, Ржевского, оборот, желая подкупить меня своею откровенностью, он перешел на свою поездку заграницу и заявил мне, что целью его выезда заграницу было не приобретение там, как он мне заявил ранее, необходимой для открытого им литературного клуба мебели, а осуществление данного ему А. Н. Хвостовым, с приказанием держать в секрете от меня, поручения свидания с Илиодором. Так как в первоначальный период откровенного обсуждения А. Н. Хвостовым со мною и Комиссаровым разного рода планов осуществления убийства Распутина, между прочим, им была высказываема мысль о возможности сделать ответственным за это дело Илиодора, уже раз пытавшегося убить Распутина, то для меня стало вполне понятным существо возложенного А. Н. Хвостовым поручения на Ржевского, близкого ему человека, который, в бытность А. Н. Хвостава нижегородским губернатором, по словам последнего, исполнил ряд его секретных поручений, в особенности во время выборов в Государственную Думу депутата Барача, а впоследствии, содействуя Барачу в борьбе с Киллевейном[*], не прошедшим в 4-ю Гос. Думу, хотя при этом А. Н. Хвостов указывал, что Ржевский часто подводил его в денежном отношении. На свою работу, по указаниям А. Н. Хвостова и Барача, во время выборов в Государственную Думу по Нижегородской губернии, Ржевский также мне указал при первом своем представлении мне. Другого поручения Илиодору А. Н. Хвостов секретно от меня дать не мог, так как Илиодор внушал опасение высоким сферам, как я уже показывал, с точки зрения возможности вторичного посягательства на жизнь Распутина и в отношении издания своей книги о Распутине с обнародованием писем императрицы к Распутину; но что касается последнего вопроса, то о положении дела издания этой книги мною был представлен А. Н. Хвостову ряд докладов, удостоверявших, что выпуск этого издания отложен до окончания войны, и в таком же направлении было сообщено и А. А. Вырубовой.
В виду этого, чтобы не связывать себя в своем отношении к Ржевскому, я не счел удобным выслушивать дальнейшие объяснения его о существе секретного поручения А. Н. Хвостова, прервал Ржевского, указав ему, что он не имеет права как агент министра, облеченный его доверием, посвящать меня в дело, которое ему министром, по тем или другим соображениям, поручено вести в тайне от меня и потребовал от него объяснений по поводу представленных мне начальником штаба корпуса жандармов ген. Никольским двух донесений заведующего пропуском в Белоостров[*] полк. Тюфяева о поведении Ржевского во время первого проезда заграницу и, по моему требованию, при возвращении его из заграницы. Эти два донесения, в связи с дознанием полк. Савицкого, подтверждали высказанное мною генералу Никольскому, при его докладе по этому поводу, мое мнение о том, что Ржевский подчеркиванием своей близости к А. Н. Хвостову и злоупотреблением его доверием только компрометирует А. Н. Хвостова. Сущность этих донесений полк. Тюфяева заключалась, насколько припоминаю, в том, что Ржевский, усмотрев в тоне требования жандармского офицера от него и жены его заграничных паспортов неуважение к нему как к лицу, состоящему в распоряжении министра внутренних дел, в доказательство чего он предъявил потом свою визитную карточку, позволил себе публично, в вагоне, угрожать офицеру, в повышенном тоне, указывая на свою близость к А. Н. Хвостову, жалобою на него А. Н. Хвостову, могущею повлечь за собою неприятные для этого офицера последствия; но офицер, считая себя обиженным, попросил Ржевского в дежурную комнату и там, несмотря на протесты Ржевского, составил по поводу этого инцидента протокол. При обратном проезде Белоострова Ржевский зашел в жандармскую дежурную комнату узнать, дано ли и какое направление этому протоколу, и когда ему было сообщено, что об этом происшествии будет сообщено в Петроград, то он порекомендовал представить переписку непосредственно министру, а не мне, так как его поездка заграницу носила характер секретного, лично ему министром отданного поручения. Указав Ржевскому на его поведение в Белоострове в подтверждение высказанного мною ему моего мнения о том, что он не умеет быть конспиративным в отношении секретных поручений, я сообщил ему, что принятого мною относительно его решения не переменю и попросил его оставить мой служебный кабинет.
После этого я обдумал линию своего дальнейшего поведения относительно Ржевского, решил поступить в этом деле в зависимости от отношения А. Н. Хвостова к моему докладу: если Хвостов будет со мною откровенен относительно данного им Ржевскому поручения, то убедить его отказаться от услуг Ржевского, указав на то, что последний, помимо того, что будет эксплоатировать его, потребует от него не только прекращения нашего о нем расследования, но и вмешательства в возбужденное против него по Красному Кресту судебного преследования[*] и рекомендовать А. Н. Хвостову предоставить мне провести через особое совещание воспрещение Ржевскому жительства в столицах, в столичных и примыкающих к ним губерниях; если же А. Н. Хвостов пожелает попрежнему быть со мною конспиративным, то немедленно, во избежание всяких осложнений, арестовать Ржевского и выслать его в одну из отдаленных губерний под особый надзор полиции. Когда, приехав к А. Н. Хвостову, я заговорил с ним о Ржевском в связи с его последним разговором со мною и, не обнаруживая ему того, что мне стала понятна цель секретной командировки Ржевского заграницу, высказал ему свой взгляд на Ржевского, который может доставить ему, А. Н. Хвостову, в будущем много неприятностей, то А. Н. Хвостов, не меняя принятого им при разговоре о Ржевском сосредоточенного выражения лица, ответил мне, подумавши, что он это дело предоставляет моему решению, ничего не сказав ни в защиту Ржевского, ни о существе заграничной его командировки. В виду этого я переговорил[*] с Савицким и Глобачевым, поручил Савицкому для оформления дела передать произведенное им дознание Глобачеву, а последнему предложить вручить[*] это дело опытному офицеру, освободив его от других обязанностей для скорейшего под наблюдением полк. Савицкого ознакомления с ним и составления протокола об аресте Ржевского и для дальнейшего, в ускоренном порядке, производства переписки и представления мне таковой на предмет внесения в особое совещание предположения департамента о высылке Ржевского. Вместе с тем, я указал Глобачеву, чтобы при аресте Ржевского был произведен у него установленный обыск, и вся переписка его, вне зависимости от этого дела, была тщательно осмотрена означенным офицером для доклада мне. Затем, в целях скорейшего проведения этого дела через особое совещание, я просил вице-директора Л. К. Лерхе[*] и заведующего делопроизводством М. А. Софронова, параллельно с дознанием, на основании актов расследования Савицкого, составить доклад особому совещанию с проектом заключения о высылке Ржевского в Сибирь, в Томскую губернию. Несмотря на отданные мною распоряжения и установленное наблюдение за Ржевским, я, тем не менее, почти ежедневно торопил Глобачева о скорейшем оформлении переписки о Ржевском.
