одного нет. Единственного.
— О, а вон и наши идут! — воскликнула тетя Галя. Мальчик Саша, брат Саши, побежал куда-то.
— Ромала, ты как себя чувствуешь? Побледнела так!
Девушка не сразу отреагировала на зов. А потом поднялась и решительно закинула на плечо сумку.
— Я пойду, тетя Галя, — сказала она.
— Куда ты? Ты же сказала, что самолет задержали. Посиди с нами, вон и Алёнка уже идет. Столько лет не виделись, — проговорила женщина.
Девушка посмотрела в ту сторону, куда указала несостоявшаяся свекровь, и тут, прямо откуда-то сверху, на нее плюхнулась Алёнка.
— Ромала! Как же здорово-то! Ты тоже летишь с нами? — кричала она от радости.
Цыганочка заставила себя ответить на объятие и улыбнуться, а тело едва повиновалось, и руки не гнулись, и стало очень холодно.
— Нет, Алён. Она Люсю встречает, — пояснила мать.
— Жаль. Ой, Ромал, а ты знаешь, я замуж вышла!
— Поздравляю, — бесцветно ответила та.
— Кстати, где он? — поинтересовалась теща.
— Сейчас подойдет, а вон он! — ответила Алёнка и помахала кому-то рукой. Мужчина подошел, и она прильнула к нему, чему-то смеясь. — Ты представляешь, мы здесь Ромалу встретили.
Муж Алёны глянул на цыганочку, и ту бросило в пот. Она даже сделала шаг назад, стул загремел, повалившись на пол. Весь мир куда-то поехал, потонули голоса, растворились лица, кроме одного…
— Познакомься, пожалуйста… — проговорила тетя Галя.
Ромала каким-то десятым чувством выделила ее голос из мировой глухоты.
— Я знаю, кто он, — сказала она упавшим голосом, — я это лицо узнаю и среди тысяч!
Она еще могла бы добавить, что этот человек, человек ради которого погиб ее любимый, снится ей по ночам. Хотя за столько лет сам Саша так ни разу и не приснился. И он, этот крепкий коренастый мужчина — тогда он был моложе, носил военную форму, и седины не было в голове, — для нее так и остался безымянным Сашиным командиром. И он был здесь. Стоял — рукой можно дотянуться — и смотрел на нее исподлобья. И ему тоже было не по себе.
— Мне пора, — кое-как проговорила она, опустив глаза.
Так было проще. Не видеть лиц этих людей, которые научились жить без ее Саши. Научились тому, чего ей не постичь никогда.
— Но самолет? Я не слышала, чтоб объявили посадку, а ты, Алён? — удивилась женщина.
— Нет, — потрясла головой дочь.
— Мне пора, — еще более настойчиво проговорила Ромала, — было приятно вас увидеть, — быстрый взгляд на Сашиного командира. — Всех вас. И… Сашу… тоже.
Они стояли и смотрели на нее с вытянутыми лицами, даже не переглядывались, просто стояли и смотрели. В глазах сквозило недоумение. Мужчина сделал к ней шаг — она отпрянула от него, как от змеи. Он остановился, побледнев.
— Не надо меня провожать, — тихо сказала она и, развернувшись, побежала.
Глава 28.
Она пронеслась два лестничных пролета. Люди оглядывались вслед красивой черноволосой девушке в развевающейся шубе, куда-то отчаянно опаздывающей. Вот только глаза у этой красавицы были в пол-лица: ни дать ни взять — от призрака спасалась.
А она не видела ничего. Летела, будто за спиной крылья развернулись. Летела подальше отсюда, подальше от людей, от близких людей, от тех, кому был так дорог ее Саша. От тех, кого он любил. Не смотрела ни под ноги, ни вправо, ни влево, пока, огибая угол, не врезалась в человека. Пошатнулась на тонких шпильках. И тот человек не дал ей упасть, подхватил, поддержал, а она вцепилась в куртку, которая на грани безумия показалась ей знакомой, особенно воротник. Что-то было связано с этим воротником. А вот что — не вспомнить! Перед глазами всё еще стояли Сашины родные, а в мозг пытался проникнуть голос и тоже знакомый, такой близкий, теплый. Ее встряхнули, точно тряпичную куклу, но мысли в голове свистели осами, и мира вокруг не было. Какой-то полет… Крик, и лишь на самом краю сознания понимаешь, что кричит женщина. А потом холодная вода в лицо, много такой холодной, такой освежающей воды. В голове что-то щелкнуло, и перед глазами, словно из ниоткуда, вынырнуло лицо Димы. Сосредоточенное, напуганное и абсолютно белое.
— Д-д-ди-има? — кое-как выдавила из себя девушка.
— Слава Богу, очухалась, — вымолвил парень, и с лица стала уходить напряженность.
Он легко поднял Ромалу, поставил на ноги, набросил на хрупкие плечи шубу. Ромала повела уставшим взглядом вокруг. Оказывается, они были в туалете. И судя по всему, в женском. Девушку начало трясти, и она даже не сразу поняла, что парень роется в ее сумке. Он что-то там искал — у бабушки и мамы всегда с собой были лекарства от всех напастей — и ругался сквозь зубы, потому что Ромала никаких таблеток с собой не носила.
— Женщина кричала, — пробормотала она.
Дима глянул на нее мельком, выругался, возвращаясь к содержимому сумочки, хотя и сам не понимал, какое лекарство нужно было дать Ромале, на которой сейчас не было лица.
— Ничего, потерпит, — буркнул он и опять посмотрел на Ромалу.
Она стояла, сгорбившись у сушилки рук, с подбородка капала вода и исчезала в дорогом мехе норки. Волосы, обрамляющие лицо, были мокрыми и торчали в разные стороны. Да уж, пока он приводил ее в сознание, мало думал о красоте. Но страшней всего были глаза. Огромные — в пол-лица, — больные, где на дне еще плескалось безумие.
— Домой хочу, — пролепетала Ромала и сползла по стенке на пол. Вернее, попыталась сползти. Дима подхватил, не дал. Она тяжело вздохнула.
— Пойдем, моя хорошая. Пойдем, моя дорогая, — прошептал он ей в утешение и вывел под руку из туалета.
Ни на кого не обращая внимания, парень привел Ромалу в бар, усадил за стойку и заказал коньяк. Бармен покосился на растрепанную девушку, но не проронил ни слова, а налил в пузатый стакан алкоголь. Дима уверенной рукой взял бокал и влил содержимое в Ромалу. Та не ощутила ни вкуса, ни запаха. Даже не отреагировала никак, лишь глаза по-прежнему лихорадочно горели. Парень переглянулся с барменом, и тот снова наполнил бокал, только уже двойной порцией. Дима вынудил девушку выпить и это. Ромала даже не посмотрела на него.
— А может, лучше валерьянки? — шепотом спросил бармен.
Дима покачал головой.
— Лучше пусть завтра голова болит от похмелья, чем
