– Не могут. Мы лучше умрем.
– Звучит впечатляюще, но я боюсь вы не представляете на что способны работорговцы. С вами есть дети?
– Нет, мы никогда не берем с собой в путешествие детей.
– Ну с вами женщины. Что если им приставят нож к горлу, как вы поступите тогда?
– Мы будем сражаться и умрем вместе с нашими женщинами.
Кит посмотрел на мужчину.
– У вас есть оружие? – Спросил он.
– Охотничьи ножи и луки.
Девушка внимательно глядела на Марата. Она пыталась понять действительно ли он сделает это.
– Значит вы не просто блаженные паломники и способны защищаться? – Поинтересовалась она.
Марат слабо улыбнулся.
– Наша жизнь это свобода. Свою жизнь мы будем защищать. Как умеем.
– Один мудрый человек, мой учитель, мне однажды сказал. В жизни человек должен постигнуть три искусства. Искусство защищать себя. Искусство быть свободным. И искусство любить. И именно в такой последовательности. Чтобы быть свободным, человек должен уметь защищать себя и свою свободу. А чтобы любить по-настоящему, человек должен быть свободным.
– Я запомню это, – серьезно сказал Марат. – И на какой вы сейчас стадии? – Он кивнул на меч. – Защищать себя вы наверно уже умеете. Значит сейчас вы учитесь быть свободной?
Минлу улыбнулась и покачала утвердительно головой.
– Я думаю, что да.
Кит потянулся, вытягивая передние лапы, и широко зевнул, оттопырив длинный розовый язык. Мужчина как завороженный наблюдал за этим.
– И все-таки, мне кажется ваша жизнь была бы проще, если бы вы носили одежду, – неторопливо проговорил пес.
– Позволю себе не согласиться с вами, – вежливо возразил Марат. – Проще делать так как хочется. А мне хочется не обременять свое тело кусками тканей и шкур.
Кит посмотрел на него.
– В конце концов вы же тоже голый, – с улыбкой произнес Марат.
– Никогда не думал об этом, – признался пес.
– Вот именно, – радостно воскликнул мужчина. – В этом-то всё и дело. Для вас это не имеет никакого значения, вы этого просто не замечаете. Люди тоже могли бы подняться над своими условностями и предрассудками и просто не обращать на это внимания. И всё сразу стало бы проще. Кому холодно пусть кутается в плащи, а кому комфортно пусть ходит нагишом.
– С трудом себе это представляю, – усмехнулась Минлу. – Чтобы по городам ходили толпы голых людей. На рынках, в лавках. А церкви? Да священники хором проклянут вас за такие идеи, а потом под шумок и сожгут от греха подальше.
– Ну священники священникам тоже рознь, попадаются вполне здравомыслящие и даже веселые. Хотя вы правы, большинство из них, с их ортодоксальностью и боязнью отступить хоть на букву от святых книг, скорей всего предпочтут сжечь зачинателей повсеместной наготы.
– Да и к тому же дети, они будут видеть все это и …, – Минлу замолчала, не сумев выразить до конца свою мысль.
– Как раз с детьми все гораздо проще. Те, кто росли в присутствии голых взрослых, очень быстро привыкают к этому и совершенно перестают придавать этому значение.
– А как же… ну…, – Минлу слегка покраснела, хотя конечно в темноте наступившей ночи это осталось незаметным, – влечение? Мужчины видят голых женщин постоянно, а женщины мужчин.
– Ну и что. Наоборот люди становятся спокойней, привыкают к этому зрелищу. И уже не впадают в дикое возбуждение лишь при одном виде обнаженного тела представителя противоположного пола. Это становится обыденностью, рутиной, так сказать, и мышление перестраивается.
– И что же тогда их возбуждает?
Марат улыбнулся.
– Ну-у, как и у всех остальных, сам процесс. Заигрывания, флирт, ласки, поцелуи и так далее.
– Все равно не представляю этого себе. На меня тут недавно напали лесорубы, жаждавшие удовлетворить свою похоть, так я не представляю чтобы было если бы я ходила голой.
– А причем тут одежда? Это люди, которые практически остались животными в своем развитии, одетая вы или раздетая им безразлично. Да и вообще, мне кажется, что полуодетая женщина, или в каком-нибудь обтягивающем костюме, выглядит гораздо более соблазнительнее, чем просто голая женщина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Неужели?! – Усмехнулась девушка.
– Мое личное мнение.
В этот момент из темноты возникла лошадиная голова. Посмотрев на голого мужчину, она фыркнула и произнесла голосом Талгаро:
– Клянусь огнедышащим Янку, вам явно не помешали бы хорошие штаны. Что случилось? Вас ограбили?
Марат потрясённо смотрел на лошадиную голову.
– Невероятно…, – пробормотал он. – Конь тоже говорящий!
– Что?! Вас по голове что ли ударили? – Спросил лоя, входя в круг света от костра.
Мужчина уставился на Талгаро.
– Что? – Лоя смотрел на Марата, затем перевел взгляд на девушку, затем на металлического пса. – А-а, ясно. Вы познакомились с Китом и теперь и с конем пытаетесь разговаривать. Но почему вы голый?
– Все нормально, Тал, – сказала Минлу, – это просто жизненная позиция.
– Жизненная позиция?
– Да, стремление быть свободным от всего ненужного, – пояснила девушка. – Кстати, это Талгаро. Талгаро, это Марат. Он из далекой северной деревни, путешествует с односельчанами по свету.
– Очень приятно познакомиться с вами, господин Талгаро, – с традиционной дружелюбной улыбкой проговорил Марат.
Лоя подошел ближе к огню, удивленно глядя на мужчину.
– С каких это пор штаны стали ненужными? – Поинтересовался он.
Марат вздохнул.
– Мы уже довольно продолжительное время обсуждаем с вашими друзьями вопрос моей наготы и мне не хотелось бы повторяться, но говоря в двух словах, вопрос о том носить одежду или не носить это личное дело каждого, не так ли?
Талгаро некоторое время пристально глядел на ночного визитера.
– Это все равно что сказать, что мыться или не мыться это личное дело каждого, – наконец проговорил он.
– Боюсь аналогия не совсем уместна, – возразил Марат. – Вопрос чистоты – это вопрос здоровья.
– И что? Это ведь все равно личное дело каждого. Вы можете не мыться, не стричься, ходить грязным, вонючим и заросшим, не так ли? Допустим вам просто не хочется тратить на это время, а впечатление, которое вы производите на окружающих вас не волнует.
– Грязь и вонь отвратительна, – сказал Марат.
– А можно подумать зрелище вашего хозяйства приносит радость и удовольствие, – очень серьезно произнес Талгаро.
Минлу улыбнулась.
– Вид голого самца народа Омо вам неприятен? – Спокойно спросил Марат.
– Я думаю, по большому счету мне безразлично. Однако мы все живем в обществе, в котором приняты определенные нормы поведения. И нарушение этих норм вряд ли можно счесть привлекательным.
Талгаро пододвинул из кучи дров небольшое бревнышко и сел на него. Откинув свою конусовидную шляпу за спину, он посмотрел на Марата, как бы приглашая того к беседе.
– Нормы нормам рознь, – ответил тот. – В отношении наготы это по большой части просто ханжество.
– А я считаю, что интимный мир человека должен оставаться скрытым от остальных.
– Я с этим согласен, господин Талгаро. Но интимный мир человека находится в глубине его души, а не в его половых органах.
– Клянусь грудями синеокой Брунгильды, половые органы играют в этом определённую роль, – воскликнул лоя.
– Играют, – согласился Марат. – Кстати, упомянутая вами Брунгильда по преданию ездила обнаженной на своей кобыле прикрываясь только своими роскошными длинными волосами.
– Возможно. Но вы не Брунгильда.
– Простите, господин Талгаро, но я все же склонен думать, что ваша неприязнь вызвана не отвращением к виду голого тела как такового, а самим фактом того что кто-то позволяет себе так вести себя.
Кит оглянулся через плечо.
– Кто-то идет, – сказал он.
– Это наверно за мной, засиделся я тут у вас, – с улыбкой произнес Марат. – Мне было очень приятно беседовать со всеми вами.
Из темноты возникла молодая женщина. Из одежды на ней была только короткая юбка. Она робко приблизилась и встала за спиной Марата.
