и подрыв авторитета партийных лидеров караются однозначно — расстрел! Тебе назвать уголовную статью?
Плечи шпиона задрожали, потеряв самообладание, он закатил глаза.
— Лекаря? — дёрнулся Ковригин.
— Чего?
— Плох. Как бы раньше времени не окочурился?
— Водичкой его окатить.
— Я мигом, — рванулся с места застоявшийся Ковригин.
— Куда?! — остановил его окрик. — Я разрешал?
— Нет, но…
— Эта гадюка нас с тобой переживёт, — сплюнул Богомольцев. — Прикидывается. Схватили его за подлое жало, вот и выкидывает фортеля. Небось коньячок потягивали с Трубкиным, когда письмо сочиняли… Эх, выпить бы сейчас, тошно от этой мрази!
— Это всё он, — пробилась речь у Загоруйко. — Я был втянут… раскаиваюсь, всё расскажу…
— Трубкин, говоришь, диктовал?
— Григорий Яковлевич.
— Подыми его на скамейку, Егор Иванович, — поджал ноги Богомольцев, — а то он подошвы мне станет лизать, а я брезгую.
— Я заблуждался, но Григорий Яковлевич — начальник. Как осмелиться?..
— Что? Запугивал тебя? Это уже интересней. Чем?
— Известное дело…
— Ты мне загадок не загадывай! — рявкнул Богомольцев. — Ковригин? Я что просил?
Егор схватил за воротник ползающего в ногах грозного начальства повизгивающего шпиона, встряхнул так, что тот враз очухался.
— Куда его? Топить?
— Раз покаялся… — задумался Богомольцев.
— У меня жена больная, сам чахоткой страдаю, — взмолился шпион. — Сюда вот попал из-за болезни. Григорий Яковлевич помог с путёвкой.
— Путёвкой тебя купил?
— Помог…
— Не смей врать! Ты здесь, чтобы за Странниковым следить. Тоже поручение Трубкина?
— Он заставил, а я подлечиться хотел…
— В тюрьме теперь подлечат, если к стенке не угодишь.
— Да я и сделать не успел ничего! — с воем снова бросился в ноги Богомольцеву шпион. — Только письмо и отнёс.
— Егор, убери его с моих глаз, — не смог больше сдерживаться Богомольцев. — Как бы не заразиться! Палочки Коха[71], говорят, по воздуху летают.
Ковригин едва осилил оттащить в угол цеплявшегося Загоруйко, в глазах того горел ужас, привиделся, видно, последний час.
— Куда его?
— Я ж сказал, раз покаялся и вину признал, шут с ним, — миролюбивее заговорил Богомольцев. — Пусть напишет официальное заявление, что Трубкин организует вражеские фракции внутри нашей партии, клевещет на проверенных партийных лидеров и понуждает это делать других. Займись с ним, Егор Иванович, а мы с Василием Петровичем пока подумаем, что с ним дальше делать.
Стон отчаяния приглушил его последние слова, но, взяв под руку Странникова, Богомольцев заторопился из беседки. Странников теперь интересовал его гораздо более:
— Подскажи Носок-Турскому, неужели не найдет никого заменить Трубкина? — затеребил он приятеля.
— Почему? Остались на месте надёжные люди.
— Мне люди не нужны. Одного надо, но проверенного.
— Есть. Кастров Ярослав Михеевич. Заместитель председателя губисполкома.
— Значит, Арестов его знает?
— Конечно.
— И будет рекомендовать в ОГПУ?
— Это его человек, — пожал плечами Странников.
— Что-то мне невдомёк?.. Вы как с Миной Львовичем?… Или виделись только на партсобраниях?
— По-разному, — буркнул тот. — Ты же не слепой, Исаак Семёнович, Арестова до сих пор не разбудить. А насчёт Кастрова я голову кладу.
— Побереги. Она у тебя одна, а Кастровых, батенька… Ну да ладно. По поводу злоупотреблений Трубкина Ягоде сегодня же сам отзвонюсь. Пусть реагирует. Представлю кандидатуру Кастрова на должность нового начальника ОГПУ…
Крик догонявшего их Ковригина прервал разговор:
— Исаак Семёнович, со шпионом-то что делать?
— С этим?.. — снял шляпу, почесал затылок Богомольцев. — Сколько задачек сегодня… Пусть местные органы решают, когда он возвратится в Астрахань. Судить, конечно, а там?.. Не знаю. Шлёпнуть его не шлёпнут, получит, что заслужил. Не до этого мне, Егор, ты же знаешь, нам с Василием Петровичем ещё к женщинам успеть надо. Кстати, прогуляемся мы до них пешком, воздухом подышим. А ты, как закончишь, подъезжай к особняку.
— Его-то куда? — не отставал Ковригин.
— Сдай в местное ОГПУ на время. Пусть занимаются.
— Сомневаюсь, что в посёлке такое учреждение имеется. Прошлый раз мне пришлось аж в Симферополь звонить.
— Вон оно как… — опечалился Богомольцев. — Оформи тогда в милицию до утра, а завтра отправляй домой. Хватит, наотдыхался, сволочь.
— Сбежит один-то.
— А ты на что? Проводишь в родные края, сдашь новому начальству и поспешай к нам в Москву. Я тебя лично ждать буду.
Странников, недоумевая, уставился на Богомольцева.
— Да, да, Василий Петрович, ты уж извини меня, старика хитрого, тебе пока охрана не положена, а мне без неё нельзя. Я ведь сюда никого с собой не взял, так что Егор целый день, считай, на меня отработал. Не вешайте носа оба, так и быть, откупного поставлю!
И он весело махнул рукой Ковригину:
— Ну давай, давай, Егорушка, поспешай. У тебя ещё дел невпроворот.
* * *
Нервничая, так и не найдя отдела милиции, Егор уже запоздно освободился от Загоруйко, сдав его участковому под расписку до утра. Но, примчавшись в особняк, никого не застал, Серафима кинулась на шею, сбивчиво объяснила, что уехало начальство на такси, присланном кем-то специально за Странниковым из мисхорского санатория. Ещё рассказала, смеясь и плача, что Странников до отъезда успел напиться, приставал к Августине, а Богомольцев ей понравился: деликатный, обходительный старичок, они с ним и романсы пели, и стишки он ей декламировал, в общем, ухаживал, а потом сделал предложение ехать с ним в Москву приглядывать за больной женой.
— Как будто ты ему и насоветовал, — поцеловала она Егора и прижалась, разжигая его страсть.
— Ну а ты?
— Не стану ж я кидаться ему на шею, как сучка блудливая?
— Чего ж тогда?
— Пообещала подумать.
— Ты особенно не артачься, не корчи из себя, — занервничал Егор. — Он мужик прозорливый. Чтоб не учуял чего.
— В Москву торопился. Говорил, что закончился его отпуск, вот и теребил. В другой раз за мной сам приедет.
— А Странников как?
— А что ему? Он на Августину глаз положил, лишь полбутылки принял, а про меня — будто и не знал никогда.
— Ну дай Бог! — обнял Ковригин Серафиму. — Вроде как мечтали-думали, так и срастается.
— Сплюнь! — охнула Серафима.
— Поеду, — вырвался он из её объятий. — Может, ещё догоню. Теперь мне не до баловства, теперь новый хозяин. Его привычки изучать надо.
Однако, как ни гнал автомобиль Ковригин, а догнать начальство ему не удалось: местные таксисты Крымкурсо по терренкуру летают как птицы, в бешеной езде им равных нет. Но в номере Странникова, когда он подкатил к санаторию, горел свет. Ковригин с нетерпением вбежал, забыв постучаться. Каково же было его удивление, когда за одним столом с бывшим секретарём губкома, как в старые добрые времена, он увидел артиста Задова. Потрезвее, тот поднялся навстречу, принялся обнимать Ковригина, неожиданно заплакал.
— Что такое? Умер кто? — затряс его Егор, отстранился и заметил Богомольцева, тот, прихрапывая, спал на койке Странникова.
— Горе
