— Вот что, господин герцог, — решительно сказала она. — Я вам не священник, чтобы мне исповедоваться в грехах, и не судья, чтобы выносить приговоры. Мне кажется, что вы на себя глупо клевещете, и больше я ничего подобного слышать не хочу! Я видела, как вы отнеслись к Араону, я слышала, как он о вас говорил, и мне этого достаточно! И еще я знаю, что он сделал… — шепотом прибавила она, потом заговорила громче. — Вы же, кажется, единственный, кто не счел, что пятнадцатилетнему дурню нужно мстить, как взрослому. Если вы продолжите каяться в том, в чем не виноваты, я… я тресну вас по уху, и думайте после этого о моих манерах все, что захотите!
— Я думаю, что вы далеко не так воинственны, как хотите показаться, — Фиор улыбнулся, пусть и с трудом, и Ханна почувствовала облегчение — ну не бить же его, в самом деле, если бы господину герцогу пришла блажь продолжать?..
— Вы ошибаетесь… — Ханна отвернулась и тут же вновь повернула голову к спутнику; нужно было высказать все то, что вскипело в груди, и высказать прямо ему в лицо, потому что в этом была суть ее души, и если синеглазый не поймет — так уж тому и быть. — Мне хотелось бы встретиться с некоторыми людьми лицом к лицу. С вашим отцом, с вашей мачехой… Не знаю уж, что бы я им сказала, только если бы они не умерли на месте от стыда, я бы их убила своими руками! Потому что большей подлости, чем то, что они сделали со своими детьми, я не знаю… и не знаю большей подлости на свете, чем мучение тех, кто от тебя целиком зависит!
— Я не держу на них зла…
— Так, значит, вы святой, господин герцог, а я — нет!
— Ханна, я не заслужил подобного отношения!
— Я сейчас завою, — предупредила северянка. — Еще одно слово в том же духе, и сюда сбегутся все посторонние…
— Неужто вы не только воительница, но и шантажистка? — наконец-то улыбнулся по-настоящему герцог Алларэ.
— А то!
— Хорошо, я не буду продолжать, а вы уж, пожалуйста, не войте. У меня будет к вам просьба, довольно странная… Если вы не согласитесь, я не буду настаивать…
— Излагайте уж без экивоков!
— Не согласились бы вы сопровождать меня в Тиаринскую обитель? Я хочу навестить братьев, и мне кажется, Араон был бы рад вас видеть, но если вам это неприятно…
— С радостью, господин герцог, — прервала монолог Ханна. Ей было любопытно, что там творится с белобрысым недоразумением, да и на юного короля посмотреть хотелось. На коронацию она не попала, зато теперь удастся познакомиться поближе.
— Я хотел выехать послезавтра утром… если это слишком преждевременно для вас… «Трудно будет дождаться» — едва не сказала Ханна, но вовремя сообразила, что герцог Алларэ после этого и вовсе проглотит язык.
— Не слишком преждевременно. Думаю, матушка не будет возражать. И… не могли бы вы пригласить с собой Алессандра Гоэллона? Фиор покосился на Фелиду, любовавшуюся пышной клумбой шагах в десяти. Скорийка смотрела на лиловые, белые и красные астры с хищным интересом, и явно думала о том, как общипать клумбу и не попасться при этом приставам, маячившим на горизонте. Пока что ее от городского достояния отделяла низкая живая изгородь…
— И авантюристка, — подытожил он. — Не прошло и двух часов, как вы втянули меня в заговор.
— Это согласие?
— Это обещание. Матушка, разумеется, не возражала; выслушав, каким образом младший Гоэллон оказался в числе приглашенных, она только вздохнула и покачала головой. Зато когда Ханна уже ночью пришла к ней в спальню, чтобы рассказать, о чем именно говорила с Фиором на прогулке, изумленно охнула, скомкала в руках кружевной ворот ночной рубашки.
— Бедный… этакое землетрясение, пожар и потоп сразу! Ханна, не стоило обрушивать на герцога Алларэ что-то подобное в первую же встречу.
— Он испугается?
— Едва ли. Но ему наверняка было больно. Ты не хотела подобного, но иногда и доброта бывает жестокой. Терпение и смирение — то, что помогало ему жить многие годы, а ты несколькими словами можешь разрушить эту опору, — матушка нервно теребила тонкое белое кружево.
— Кому нужна такая опора? — Ханна не понимала, но уже чувствовала, что и впрямь погорячилась. Кларисса не стала бы так явственно волноваться из-за пустяка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Тебе — не нужна. Ему тоже не нужна, но он должен понять это сам. В свое время, своим умом. Не торопись, милая. Не будь бестактной. Ханна, Фелида, две служанки, слуга, Алларэ и Гоэллон со своими гвардейцами выехали утром четвертого дня седмицы. Девица Эйма предпочла бы ехать верхом, но оказалось, что Фелида в жизни не садилась на лошадь; это упущение взялись исправить сразу все окружающие, и, кажется, слегка напугали бедную скорийку своим пылом. Она отшутилась, что не столько страшится лошадей, сколько ретивых наставников.
К полудню вновь разразилась гроза, и оба кавалера с радостью присоединились к девицам в карете. Ханна забавлялась, разглядывая Алессандра: милый изящно сложенный юноша (это если выражаться деликатно, как учила матушка — а по правде, этакая тростиночка хрупкая) вид имел почти как у паломника на богомолье, вот только вместо статуй Сотворивших созерцал он Фелиду. Подруге оставалось только позавидовать — взаимность была и налицо и на лицах; потом Ханна вспомнила, что Кларисса не слишком радостно отзывалась о влюбленности скорийки, напоминая, что герцог Гоэллон может и не одобрить союз с родственницей бывшего регента. Если так, то он окажется дурным и злым человеком… но матушка говорила о нем с искренним уважением, и Ханна надеялась на лучшее.
Тиаринская обитель оказалась мрачным неприступным замком, в котором монастырь можно было узнать лишь по золотым флюгерам в виде языков пламени и щитам с эмблемой ордена Блюдущих Чистоту на стенах. Слушая скрип ворота, сопровождавший спуск моста, девушка подумала, что место это хорошо годится для бывшего короля, больше всего на свете боявшегося просторов и больших зал. Ни Фелида, ни Алессандр особого желания увидеться с Араоном не изъявили, а его величество до вечера был на занятиях, так что молчаливо таращившуюся друг на друга парочку устроили на постоялом дворе, пристроенном снаружи к обители, а Ханна с герцогом Алларэ отправились к бывшему королю. Крытый внутренний двор был сухим, но сквозняки здесь гуляли суровые; Ханна вспомнила родной замок, где и в начале весны, когда приходили холодные ветра с востока, было тепло и уютно. Похоже, монахов такие мелочи, как борьба со сквозняками, не волновали вовсе, или они нарочно позволяли резвиться всем ветеркам, дабы удобнее было соблюдать аскезу. Зареванное «порося» за три седмицы превратилось во вполне приличного юношу, отъевшегося, спокойного и почти что просветленного. От капризного дурня на троне, оравшего на фрейлин и требовавшего каждые пять минут то вина, то танцев, то конфет, и вовсе не осталось следа. Аккуратно постриженные и расчесанные на пробор волосы, скромное серое платье и слишком длинный, не по росту плащ с серебристой подпушкой; прямой, а не суетливо бегающий взгляд. Глаза были очень грустными, но честными.
— Я очень рад вас видеть, госпожа Эйма, — юноша поклонился и поцеловал Ханне руку. — Простите меня, я раньше был с вами невозможно груб. Мне стыдно.
— Зато теперь вы вполне галантны и вежливы. Я тоже рада вас видеть, ваше высочество, — Ханне не пришлось приврать, она и впрямь успела соскучиться по бывшему королю, попортившему ей столько крови. Выхлебал он у нее и прочих фрейлин ее не одно ведро, так что мог считаться кровным родственником… — Вас тут не обижают?
— Вовсе нет! — всерьез запротестовал Араон. — Я хотел бы остаться здесь навсегда, но у меня нет ни капли таланта, а Элграс хочет, чтобы я вернулся с ним в столицу.
— Если вы хотите посвятить себя служению Церкви, то необязательно вступать в орден, — напомнил Фиор.
— Пока я не знаю, чего хочу, — признался юноша, и Ханне это почему-то понравилось. Лучше так, чем глупые выдумки. Прогулка по внутреннему двору оказалась совсем не скучной, только вот девицу Эйма все больше и больше занимала невероятная, невозможная разница между прежним и нынешним Араоном. Казалось, что одного попросту подменили другим, братом-близнецом, выросшим в другом месте. За ужином, ожидая приглашения к королю, Ханна спросила у герцога Алларэ, не удивляет ли его подобная перемена.
