Тамерлан и Мир Хуссейн преследовали его до Ходжента, и остановились только в Ташкенте. Трансоксиана была освобождена от монголов (1363). Ильяс Ходжа узнал о смерти своего отца Туглук Тимура, который умер в Или, в период между битвами на Железном мосту и Каба-Матаном.
Итак, Трансоксиана была освобождена от власти чагатайцев. Но ни Тамерлан, ни Мир Хуссейн, ни другие предводители местной тюркской знати не думали отказываться от чагатайского правителя. Чингизханидский легитимизм оставался настолько неоспоримым по крайней мере в своей форме, что победители посчитали, что их победа могла быть санкционирована под прикрытием чагатайца, от имени которого они, разумеется, правили бы. Они обнаружили правнука Дувы по имени Кабилшах или Кабулшах, скрывавшегося под одеяниями дервиша. Это был тот человек, который им был нужен. "Его воздвигли на трон, ему представили царский двор и все родовитые представители аристократии разом совершили перед ним девять раз ритуальное коленопреклонение", после чего все потеряли к нему интерес, но его присутствия во главе государства Трансоксианы было достаточно для того, чтобы соблюсти легитимность и узаконить его по Чингизханидскому праву. [1091]
Чагатаец Ильяс Ходжа не мог более вмешиваться в дела Трансоксианы, потому что в Бухаре и Самарканде у власти находился другой чагатаец, другой хан с божественным правом, от имени которого Тамерлан и Мир Хуссейн действовали со спокойной совестью и сознанием должным образом исполненных юридических формальностей.
Ильяс Ходжа, после того, как он отправился в Илийский регион, для того, чтобы стать преемником своего отца, приложил последние усилия для укрепления власти. В 1364 г. он вернулся с новой армией и одержал победу над Тамерланом и Мир Хуссейном на левом берегу Сырдарьи, между Ташкентом и Чиназом, в битве, известной под названием "битвы болот" (1365). Мир Хуссейн и Тамерлан отступили до Амударьи, первый в сторону Сали-Сарая (на севере Кундуза), второй в сторону Балха, оставив, таким образом Трансоксиану открытой для вторжения Ильяса Ходжи, который расположился военным лагерем под Самаркандом. [1092]
Но удача отвернулась от него. Население Самарканда, вдохновляемое мусульманскими "клерикалами", энергично оборонялась, тогда как вражескую армию охватила эпидемия. В конце концов Ильяс Ходжа ушел в Или (1365), оставив Трансоксиану. Мы увидим, что став жертвой восстания эмира Дуглата, он недолго прожил после своего поражения.
Соперничество Тамерлана и Эмир Хуссейна
Тамерлан и Мир Хуссейн окончательно освободили Трансоксиану. Этот двойной триумвират, впрочем, скрепленный семейными узами (Тамерлан, как мы знаем, был женат на сестре Хуссейна), с самого начала выявил несовпадение взглядов двух лидеров. Хуссейн казался более сильным: у него, кроме Трансоксианы было афганское владение, включавшее Балх, Кундуз, Хулм и Кабул. [1093]
Что же касается Тамерлана, то он прочно чувствовал себя в своих провинциях в Кеше и Карши, почти у самого Самарканда и что в особенности его отличало, так это его неординарная личность. Для того, чтобы заняться переустройством государства после бегства Ильяса Ходжи, он вместе с Хуссейном прибыл в Самарканд. Хуссейн вел себя на правах главного, облагая налогом даже самых именитых вельмож. Для того, чтобы привлечь последних на свою сторону, Тамерлан поспешил предоставить им необходимые средства из своих личных богатств: он даже с поддельной покорностью, что являлось оскорбительной выходкой, вручил Хуссейну драгоценности его собственной жены, которая приходилась сестрой Тамерлану. [1094] Смерть принцессы окончательно разделила двух соперников. Вначале у Хуссейна было преимущество. Он изгнал Тамерлана из Карши. Тамерлан вернул город штурмом, и сразу стал властителем Бухары. Хуссейн во главе численно превосходящей армии выступил из Сали Сарая на севере Кундуза, где у него была ставка, для того, чтобы захватить Трансоксиану. Он забрал у Тамерлана Бухару и Самарканд, а сам Тамерлан, рассчитав, что силы были неравны, бесстыдно бежал в Хорасан. [1095]
Это бегство после ряда отступлений и военных неудач прошлых лет от войск Туглука Тимура или Ильяса Ходжи дает последний штрих в описании портрета Тамерлана. Не то, что это дает право считать данный поступок актом трусости. Его воинская доблесть не подвергается никакому сомнению. Но несмотря на это бегство, которое в подходящем случае могло всего лишь бросить его в атаку, Тамерлан знал, что когда потребуют этого политические обстоятельства, он будет терпеливо выжидать, чтобы овладеть более благоприятной ситуацией. Пока шло время, он вновь вел жизнь странствующего рыцаря, быстро перемещаясь, через тысячу приключений, от Хорасана до Ташкента, где, впрочем, он не гнушался заключить во второй раз договор с монголами Или, извечными врагами своего народа. Что еще впечатляет: он приложил усилия, чтобы следующей весной спровоцировать вторжение монголов-чагатаидов Или на Трансоксиану. [1096]
Таким образом, освободив от них в дальнейшем Трансоксиану, он готовился отвоевать, благодаря им, владение эмира Хуссейна. Риторика Зафер-наме с трудом пытается выделить моральные аспекты этого жизненного периода великого интригана. Дополним только, что Тамерлану не было необходимости прибегать к полной измене. Перед угрозой монгольского нашествия, подготовленного соперником, Хуссейна обуял страх. Он предложил Тамерлану мир, ссылаясь, конечно на то, что их связывает мусульманская вера, необходимость объединения, чтобы воспрепятствовать вторжению вражеских, наполовину "языческих" монголов Или и Юлдуза, которые придут грабить священную землю Трансоксианы. [1097] Тамерлан только этого и ждал. Он заявил, что был тронут такими благими речами. Он даже подумал, что это сон. Мир был заключен, статус-кво восстановлен. Но договор о совместном управлении не был строго обозначен между Хуссейном и Тамерланом. И он вновь захватил свое прежнее владение Кеш.
Дальнейшие события представляли собой невообразимый восточный спектакль лицемерия, где были заверения в преданности, дружеские объятия, благочестивые суры из Корана, звучавшие то тут, то там, а затем-сцены измены, различные трюки и молниеносные жестокие расправы.
Кажется, Тамерлан делал вид, что честно выполнял роль союзника Хуссейна; именно так он помог последнему захватить крепость восставшего Кабула, затем подавить восстание Бадахшанских горцев, но эта помощь носила теперь характер контроля, превосходства и угрозы. Хуссейн, чувствуя, что Трансоксиана переходила в руки соперника, проводил все больше времени в Афганистане. Он поспешно возвел в Балхе крепость, что, как говорят, "не понравилось Тамерлану". [1098]
"Если Всевышний, – как об этом слащаво вещает Зафер-наме, на это имел причины, то все произошло так, как решило провидение. Бог предначертал Тамерлану и его потомкам империю Азии, так как узрел мягкую гибкость его правления, что должно было осчастливить народы". [1099]
Подобный набожный тон, который в данном случае выглядит парадоксальным, прямо противоречит тому, что было на самом деле. И в самом деле, Шараф ад-Дин стал благочестиво рассуждать о жадности Мир Хуссейна, об отсутствии у него гибкости, что отталкивало от него феодалов, его политической недальновидности и т.д. В дальнейшем последовала целая серия достаточно запутанных интриг, с которыми, естественно, Хуссейн был связан и вследствие которых его обвинили в том, что он устроил западню Тамерлану. И как это бывало не раз, Тамерлан, без объявления войны, совершенно неожиданно напал на Хуссейна. Выйдя из Кеша, он пересек Амударью в Термезе и захватил Бактрию, вотчину своего соперника. Застигнутый врасплох гарнизон Хуссейна сдался без боя, также как и Бадахшан. Тамерлан возник внезапно перед Балхом, где Хуссейн оказался в осаде, не успев сосредоточить свои войска. Попав в засаду без всякой надежды на помощь, несчастный Хуссейн капитулировал, отказался от власти и пообещал совершить паломничество в Мекку. А в остальном Тамерлан великодушно простил его, пустив слезу от нахлынувших чувств при прощании с ним, но "без его ведома" – как утверждает Зафер-наме, – окружение Завоевателя уничтожило беглеца… Жители Балха в большинстве своем были казнены, обвиненные в верноподданичестве Хуссейну. [1100]
Тамерлан, правитель Трансоксианы и тимуридской империи
Эта классическая трагедия обнажила всю сущность Тамерлана.[1101] Что бросается в глаза, это, прежде всего, неиссякаемое вероломство, явное лицемерие, отождествленное с государственными интересами. Он был похож на Наполеона с душой Фушэ, на Филиппа II, потомка Аттилы. "Серьезный и мрачный, враг веселья", как монах из Эскуриаля (Испания), такой же набожный, но и как солдат, полный неистовства, словно опытный и осторожный капитан, и вместе с тем друг людей искусства и литераторов, впитавший в себя, наподобие Ширази, персидскую поэзию. Таковым был человек, который овладел Балхом и стал полновластным правителем Центральной Азии. Расчетливая медлительность на пути к власти, холодный рассудок, который заставлял его отступать, когда это было необходимо, уступать и скрываться, если этого требовали правила игры, напоминают нам Чингиз-хана. Также как и у монгольского завоевателя, у победителя Трансоксианы были смутные времена вначале, он заставил себя быть в подчинении в эпоху эмира Хуссейна, посредственного феодала, также как Чингиз-хан, он был в подчинении у глупого хана. Бегство Тамерлана в Хорасан, – жизнь, полная приключений в Сейстане и Ташкенте, напоминают нам мрачные дни Чингиз-хана в Балджуне. Он порвал с Хуссейном, соблюдая, по крайней мере, юридические формальности, так же как и Чингиз-хан порвал все отношения с кераитским правителем: речи, напоминающие выдержанные в духе Тита Ливия, приведенные в Зафер-наме, отдаленно напоминают по благочестивому тону ислама или, по крайней мере, грубой простоте монгольского пастуха", известный политический речитатив Секретной Истории. [1102]
