Дальнейшие события представляли собой невообразимый восточный спектакль лицемерия, где были заверения в преданности, дружеские объятия, благочестивые суры из Корана, звучавшие то тут, то там, а затем-сцены измены, различные трюки и молниеносные жестокие расправы.
Кажется, Тамерлан делал вид, что честно выполнял роль союзника Хуссейна; именно так он помог последнему захватить крепость восставшего Кабула, затем подавить восстание Бадахшанских горцев, но эта помощь носила теперь характер контроля, превосходства и угрозы. Хуссейн, чувствуя, что Трансоксиана переходила в руки соперника, проводил все больше времени в Афганистане. Он поспешно возвел в Балхе крепость, что, как говорят, "не понравилось Тамерлану". [1098]
"Если Всевышний, – как об этом слащаво вещает Зафер-наме, на это имел причины, то все произошло так, как решило провидение. Бог предначертал Тамерлану и его потомкам империю Азии, так как узрел мягкую гибкость его правления, что должно было осчастливить народы". [1099]
Подобный набожный тон, который в данном случае выглядит парадоксальным, прямо противоречит тому, что было на самом деле. И в самом деле, Шараф ад-Дин стал благочестиво рассуждать о жадности Мир Хуссейна, об отсутствии у него гибкости, что отталкивало от него феодалов, его политической недальновидности и т.д. В дальнейшем последовала целая серия достаточно запутанных интриг, с которыми, естественно, Хуссейн был связан и вследствие которых его обвинили в том, что он устроил западню Тамерлану. И как это бывало не раз, Тамерлан, без объявления войны, совершенно неожиданно напал на Хуссейна. Выйдя из Кеша, он пересек Амударью в Термезе и захватил Бактрию, вотчину своего соперника. Застигнутый врасплох гарнизон Хуссейна сдался без боя, также как и Бадахшан. Тамерлан возник внезапно перед Балхом, где Хуссейн оказался в осаде, не успев сосредоточить свои войска. Попав в засаду без всякой надежды на помощь, несчастный Хуссейн капитулировал, отказался от власти и пообещал совершить паломничество в Мекку. А в остальном Тамерлан великодушно простил его, пустив слезу от нахлынувших чувств при прощании с ним, но "без его ведома" – как утверждает Зафер-наме, – окружение Завоевателя уничтожило беглеца… Жители Балха в большинстве своем были казнены, обвиненные в верноподданичестве Хуссейну. [1100]
Тамерлан, правитель Трансоксианы и тимуридской империи
Эта классическая трагедия обнажила всю сущность Тамерлана.[1101] Что бросается в глаза, это, прежде всего, неиссякаемое вероломство, явное лицемерие, отождествленное с государственными интересами. Он был похож на Наполеона с душой Фушэ, на Филиппа II, потомка Аттилы. "Серьезный и мрачный, враг веселья", как монах из Эскуриаля (Испания), такой же набожный, но и как солдат, полный неистовства, словно опытный и осторожный капитан, и вместе с тем друг людей искусства и литераторов, впитавший в себя, наподобие Ширази, персидскую поэзию. Таковым был человек, который овладел Балхом и стал полновластным правителем Центральной Азии. Расчетливая медлительность на пути к власти, холодный рассудок, который заставлял его отступать, когда это было необходимо, уступать и скрываться, если этого требовали правила игры, напоминают нам Чингиз-хана. Также как и у монгольского завоевателя, у победителя Трансоксианы были смутные времена вначале, он заставил себя быть в подчинении в эпоху эмира Хуссейна, посредственного феодала, также как Чингиз-хан, он был в подчинении у глупого хана. Бегство Тамерлана в Хорасан, – жизнь, полная приключений в Сейстане и Ташкенте, напоминают нам мрачные дни Чингиз-хана в Балджуне. Он порвал с Хуссейном, соблюдая, по крайней мере, юридические формальности, так же как и Чингиз-хан порвал все отношения с кераитским правителем: речи, напоминающие выдержанные в духе Тита Ливия, приведенные в Зафер-наме, отдаленно напоминают по благочестивому тону ислама или, по крайней мере, грубой простоте монгольского пастуха", известный политический речитатив Секретной Истории. [1102]
Используя основы права, подкрепленные ссылками на суры из Корана, Тамерлан, для того, чтобы защититься от подлости, совершенного или предполагаемого предательства бывшего союзника, сам прибегая также к измене, нападал, застигая противника врасплох и уничтожал его, также как и Чингиз-хан победил Тогрула. [1103]
Только Чингиз-хан довел до конца свое дело. Он сам себя провозгласил ханом, единственным и верховным императором. Он и не думал, под предлогом того, что он был второразрядным сановником, о том, чтобы опираться на призрак некоего прямого потомка бывших монгольских правителей, который имел бы больше законных прав на это, и еще меньше о том, чтобы завоевать Дальний Восток под прикрытием младшего брата кераитского властителя или цинского императора. Что касается Тамерлана, то он заставил признать себя правителем побежденного Балаха. 10 апреля 1370 г. (ему было 34 года), "он взошел на трон, надел золотую корону на голову и сам себя опоясал императорским поясом в присутствии принцев и эмиров, которые бросились к нему в ноги". Как говорится в Зафер-наме, он объявил себя наследником, продолжателем дела Чингиз-хана и Чагатая. Но присвоение титула оставалось сомнительным. Только в 1388 г. он однозначно получает титул султана. Однако Тамерлан не осмелился устранить пассивных правителей династии Чингиз-хана, несмотря на то, что Кабулшах, возведенный когда-то на трон самим Хуссейном и им самим, активизировал в последнее время свои действия, направленные против Тамерлана в пользу Хуссейна. В действительности, как нам сообщает Тарихи Рашиди, Тамерлан думал, что можно обойтись без ханского титула, но он вскоре понял, что для того, чтобы подчинить себе трансоксианскую знать, ему необходимо было укрепить свой авторитет, используя неоспоримое юридическое право. [1104] Он ограничился тем, что физически устранил Кобулшаха и заменил его другим верным Чингизханидом-Соургатмишем, который был ханом тимурид-ской Трансоксианы с 1370 по 1388 гг. [1105]
После смерти Соургатмиша, на его место он назначил сына повелителя Махмудхана, который правил с 1388 по 1402 год. [1106]
Все указы тимуридского правительства с почтением и соблюдением протокола содержали все имена выходцев из этой известной династии. [1107]
Без сомнения, речь шла о тех иллюзорных ставленниках, которые исполняли роль правителей, беспрекословно преданных Тамерлану, назначенных самим Тамерланом, никчемные, ничего не значащие подставные лица, которые никому не были нужны и о которых никто не беспокоился. Мирза Мухаммед Хайдар Дулати пишет: "В те времена в Самарканде к ханам относились как к политическим заключенным".
Верно также то, что Тамерлан рассматривал, таким образом, вопрос о политическом суверенитете окольным путем как казуист. Он не решался создать новый свод права и ограничивался констатацией новой сложившейся ситуации. Фактически, он заменил монгольское владычество тюркским, Чингизханидскую империю – тюркской. Что касается законодательства, то он воздерживался в большей или меньшей мере от проведения каких-либо перемен. К тому же он никогда не заявлял, что он ликвидировал Чингизханидский ясак, заменяя его по мусульманским законам на шариат. Напротив, как об этом говорит Ибн Арабшах, называя его, как ни странно нам кажется подобное утверждение, неблагочестивым мусульманином за то, что "он предпочел свод законов Чингиз-хана правовым нормам Ислама".
Возможно данное обвинение основано чисто на формальной точке зрения, так как Тамерлан стремился показать себя продолжателем Чингиз-хана, новым Чингиз-ханом в глазах населения Центральной Азии. Практически все было наоборот… Тамерлан постоянно обращается к Корану. Именно имамы и дервиши пророчествуют ему успехи. Его военные кампании носят отпечаток джихада, священной войны, даже когда речь идет (как впрочем было всегда) о сражениях против мусульман: достаточно было обвинить этих мусульман в мягкотелости, как это было в случае чагатайцами Или и Уйгурии, которые поздно пришли в исламскую веру, или султанов Дели, которые терпимо относились к миллионам своих подданных индуистов, не прибегая к массовому уничтожению…
Таким образом, с самого начала империя Тамерлана была в подвешенном состоянии, без прочности, четкости, солидной основы, в отличие от Чингиз-хана. Тамерлан проникся тюрко-персидской культурой, являлся тюрко-чингизханидом по праву, и нёс в себе разноликий характер, подобно нашему Карлу V. Эти противоречия не обнаруживаются в нем, или скорее, их блистательное сочетание возвеличивает его личность, так как в самом деле, речь идет о выдающейся неординарной личности, о сверхчеловеке на пересечении многих цивилизаций, на перепутье двух великих эпох. Высокорослый, с крупной головой, загорелым цветом лица, этот хромец рыскал повсюду на свете, всегда ловко владел саблей, несмотря на изувеченную руку, великолепно стрелял из лука, "натягивая тетиву до уха", такой же несгибаемый, каким когда-то был Чингиз-хан, так же как он правил империей. Чингиз-хан канул в вечность, но Чингизханидская империя со своими жалкими монархами продолжала существовать. Империя Тамерлана со своими талантливыми, даже гениальными последователями, такими как Шахрох, Улугбек, Хусейн Байкара, Бабур, быстро сойдет со сцены, уменьшившись до размеров, равных небольшой родной Трансоксианы и присоединенного Хорасана…
