С этими мыслями она выслушивала просьбы посетителей, переводила Киршу, который вернулся от Галанина с неподписанными бумагами: «Придется отложить… Лейтенант Галанин занят у себя с каким-то крестьянином, советуется с Шаланди-ным, просил его не беспокоить… нечего делать, придется обойтись без него, фрейлейн Вера, и проявить инициативу! Я думаю, решим так… дадим! Это ведь не так много, как вы думаете?» Проявляли инициативу и давали… Вера выписывала наряды, Кирш подписывал не читая, работа пошла скоро и к обеду приемная опустела…
Кирш попрощался и ушел: «До половины третьего. Идите и вы… отдыхайте… сегодня вы плохо выглядите… бледная… смотрите, не простудились ли вы? Весна — самое опасное время года! мне будет очень неприятно, если такая красивая девушка заболеет… берегите себя!» Любил ее и за ней ухаживал осторожно и смешно… чтобы быть на вид моложе, красил себе усы… забывал понемногу жену и детей, убитых во время бомбежки, и чувствовал себя в самом деле молодым и сильным!
Только он ушел, прибежала Шурка: «Ты еще не ушла? я рада, Выгнал меня мой Галанин! Они там этого партизана допрашивают… я около двери подслушивала! Интересно ведь как! такие ужасы! такие ужасы! Я и не заметила как он вдруг к двери подошел и с размаху ее открыл! Она по голове как ахнет! видишь, какую шишку набил! Накричал, на кухне Степу поставил с автоматом, приказал никого не пускать, а мне убираться и молчать! А у меня суп ведь кипит! прошу спасти хоть мясо и слушать не хочет, орет: «Чтоб духу твоего не было! Знаю я тебя — всюду свой нос суешь! Степан, гоните ее в шею! и ушел.
Степа меня тогда вежливо честью попросил, не ругался, не гнал в шею, только просил… уговорил… подчинилась и ушла… ой лоб болит! где у тебя тут вода? примочить маленько!» У рукомойника долго мыла и мочила большую синюю шишку посреди лба, терла румяные щеки и смеялась: «Меня Степа потихоньку совсем незаметно в щечку поцеловал, приятно усиками своим пощекотал, губы у него мягкие и горячие… целоваться, нахал такой, умеет не плохо!»
Вера смотрела на нее и невольно тоже смеялась: «Ну, что же ты слышала? какие ужасы?»
— «Нельзя мне говорить! Галанин грозился меня выпороть! так и сказал: «Будешь болтать, задеру тебе юбку! и выпорю; даром, что ты девка уже взрослая!» Ха! Ха! бесстыдник этакий! Ну ничего… не боюся его! тебе только одной расскажу! Ты, ведь, меня не выдашь?
Слушай: Этот медведь партизан оказался самый настоящий, с острова, — он у них там санитаром! силой заставили… ревет, что не хотел… теперь они все собираются бежать… на Гомель! Через три дня! Все подготавливают, двух больных, которые не хотели выздоравливать, ни умирать, забили на смерть… много их, больше ста… а окромя тех, что на острове еще здесь в городе и в районе! Подумай, тут доктор какой то есть и какая-то Котлярова что ли! Им все время лекарствами помогали! Когда Шаландин услыхал, начал ругаться и грозиться, да только Галанин за них горой, говорит что слыхал про мешки какие то и все знает и ничего не видит в этом преступного! Вот этого Максима к примеру, был бы он партизан боевой, убил бы наверняка! Но он санитар, может жить и дальше… Он про какой-то интернационал красный говорил! Чудно! Будто где то там в Швицарии эти интернационалы красные собрались и законы строгие написали, как значит по правилу воевать надо! Долго спорили и кричали, даже войну гражданскую вспоминали, когда они сами себе перед расстрелом могилы копали, пока Шаландин обмяк и подчинился! Говорит что не нужно лишних зверств, хотя на Шульцу все показывал и сомневался! Ну и начали они опять того медведя обхаживать! Тот устал, попросил воды, что бы голос поправить… тут Галанин стукнул меня по голове дверью, сам принес ему водки… хитрый, чтоб тот себе сам язык развязал!.. а потом Степа пришел, меня в щечку поцеловал и под ручки на двор вывел… все! Смотри, Вера, Шубер тащится… ну будет дело! Кажись, доиграются они с Галаниным сегодня в шахматы! Да что с тобой? Какая ты белая! Ты больна?»
Вера тоже пошла мыть и тереть до красноты свои щеки: «Нет ни чего! Пойдем ко мне обедать!» Шурка снова подбежала к окну: «Ну, погнали медведя! А ничего, кажись веселый! Со Степой под руку… ишь шатается от водки! Он, Вера, все беспокоился, что без него землю делить будут! все просил: «Не согласен с ними на Гомель идти… моя землица тута! делить без меня начнут, стану лишенцем! не обижайте меня бедного… хочу жить как эти хермеры, что господин переводчик нам, дуракам объяснял!» Галанин, ясно, не дурак, все ему, медведю наобещал, тот и выдал все тайны партизанские! Ой идет сюда! отец мой нареченный… смотри, Вера, ему ни слуху ни духу! а то он нас с тобой вдвоем еще выпорет… он на все способен!»
Галанин вошел, веселый, удивился, что Вера еще не ушла, тоже заметил ее бледность: «Вы чертовски бледны сегодня, Вера, понимаю — эта ужасная смерть Еремен-ки… Это страшное несчастье… вот вам и ваш народ русский показывает себя… но ничего… мы их всех поймаем, этих бандитов… преступники понесут заслуженное наказание! Пощады никому не будет… кроме санитаров и сестер милосердия, или, как вы их называете, медсестер!.. тех пальцем не трону и не позволю их обижать! Ведь они вместе с… доктором… исполняли только свой долг милосердия… Помните, как говорила ваша тетя Маня: «Нет перед Богом ни немцев, ни русских, все они равны в своих грехах и своих добрых делах… и поэтому правы те, которые лечат больных и умирающих… и звери те, кто своих больных убивает! а зверей нужно уничтожать, как бешенных собак! А ты, шпион в юбке! Получила по лбу! покажи ка! ну это ничего… до твоей свадьбы заживет! Как будто что-то намечается… что-то где-то я подметил! Иди! вари суп!»
Когда Шурка исчезла, Вера подошла к Галанину, сложила руки: «Я вас никогда не предавала и не предам! А за мешки простите! я не знала, что они такие звери и хотела помочь умирающим… я не буду больше…» Задохнулась от стыда и гнева, когда услышала его спокойный ответ: «Прощать не за что! вы просто еще неразумная маленькая девочка и у меня большое желание поставить вас в угол за ваши шалости!»
«А вся эта история яйца выеденного не стоит… я уже забыл ее и советую и вам забыть, в другой раз перед тем как сделать глупость, все-таки посоветуйтесь со мной, не забудьте, что мы друзья, и не забывайте о вашем женихе, которому я должен вас доставить рано или поздно в целости и сохранности!»
***
А после обеда началось! Снова показал себя Галанин, стал таким, каким был в первые дни своего приезда. На кухне Антонина снова бестолково двигала кастрюлями и била посуду! Дрожащий, потеряв совершенно голову от страха, Аверьян несколько раз прибегал жаловаться: «Опять ругается! на конюшне лошадей ногтем против шерсти трет, пыль какую то ищет! копыта поднимает и навоз палочкой выковыривает и мне под нос подносит: что это такое — спрашивает! Что я ему могу отвечать? молчу, а он дальше опять свое: «я вас спрашиваю, Аверьян, почему у гнедого холка сбита? почему сивый невеселый, я вас спрашиваю!» что же молчу, пусть себе дальше спрашивает! тут и разоряться стал, что здеся мне не синяя кура, что выгонит меня в два счета! что я, будто, только пьянствую! что он мной по горло наелся! и еще много непонятного и страшенного!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
