– Что поделать, Миня. Как отдохнул? – спросил я.
– Уже начинаю забывать. С вами не соскучишься, – сказал неопределенно "с вами", но я-то понял, что он имел в виду. – Я не помешаю, если посижу? – сощурил Миня добрые хитрые глазки. – Я молча.
– Мне нет, – ответил я.
– Мне тем более, – сказал Скорик.
– Тогда приступим, – повернулся я к Скорику. – Виктор Борисович, директор Богдановского завода резиновых изделий Омелян показал, что в среду около десяти утра у шлагбаума во встречной машине он увидел Кубракову.
– Совершенно верно.
– И что на водителе была знакомая нам каскетка, надвинутая низко на лоб. На вопрос криминалиста Войцеховского: "Солнце било в глаза?" Омелян ответил: "Нет, в эту пору оно еще на востоке, значит в глаза мне, а встречным в затылок". Назаркевич не отрицает, что был в каскетке, поскольку мешало солнце, но оно могло мешать ему лишь во второй половине дня, где-то часов в 17-18.
Омелян видел Кубракову и водителя у шлагбаума в среду, а Назаркевич утверждает, что в Богдановске он был во вторник.
– Какая разница? Сейчас нам важны не день, а время дня.
– А если Назаркевич врет, что солнце било в глаза, врет, чтобы сместить время, внушить вам, мол, час заката, а Кубракову видели, дескать утром.
– Позвольте, но откуда ему известно, что ее видели утром? Он же не знаком с показаниями Омеляна.
– Ну хорошо, – вроде согласился Скорик и тут же довольно удачно нашелся, – пусть будет по-вашему: каскетку он надвинул на глаза во время заката, когда действительно возвращался из Богдановска, отмахав к этой поре процентов восемьдесят, а может и все девяносто дороги. Но! Происходило это не во вторник, как он утверждает, а в среду, в среду, после всего содеянного, отсидевшись где-то до предвечерья.
Боковым зрением я увидел, как довольно ухмыльнулся Миня. Он встал и вроде безразлично произнес:
– Ладно, сражайтесь, я пошел, своих дел полно, – по-приятельски попрощавшись со мной, удалился.
– Допустим, Назаркевич все это рассчитал. Но зачем ему такие сложности городить? Ведь он мог просто заявить: "Каскетку, которую нашли у меня в машине, я не надевал уже месяц. Валяется она на всякий случай". Согласитесь, таких каскеток, наверное, тысячи: одинаковой расцветки и одного покроя.
– Вы хотите сказать, что Омелян видел не Назаркевича, а другого человека? – Скорик выпрямился.
– Не утверждаю, но допускаю, – кивнул я. Скорик, как мне показалось, был раздражен, возможно тем, что Миня отмолчался и как привередливый зритель покинул наскучивший спектакль. Не дожидаясь ответа Скорика, я продолжал: – Виктор Борисович, с вашего разрешения я хотел бы задать несколько вопросов тому, кто осматривал одежду Кубраковой и Назаркевича.
– Это делал Войцеховский.
– Если можно, пригласите его.
Он снял трубку, позвонил:
– Адам Генрихович? Может зайдешь, тут Артем Григорьевич Устименко хочет тебя видеть?.. Хорошо, ждем.
Вскоре Войцеховский пришел, мы поздоровались. Вопросы, как и положено, я задавал ему через Скорика:
– Адам Генрихович, экспертизу одежды Кубраковой и Назаркевича, как зафиксировано в деле, проводили у вас?
– Да.
– На пиджаке и брюках Назаркевича обнаружены микрочастицы кофты Кубраковой, в которой она была в день убийства. Из показаний Омеляна нам известно, что Кубракова сидела сзади водителя. Адам Генрихович, у вас автомобиль есть?
– Есть.
– Как часто вы оказываетесь на заднем сидении?
– Практически никогда. В этом нет нужды, – он, видно, понял, куда я клоню, сказал: – Но мы же не можем исключить, что где-то по дороге, по какой-то неизвестной нам причине Назаркевич остановил машину и пересел к Кубраковой. Может быть ради какого-то разговора.
– Разумеется. Адам Генрихович, вы лично делали экспертизу на наложение микрочастиц?
– Нет, мой помощник, стажер. Я в тот день уезжал – изнасилование в Клинцах.
– Вы не могли бы пригласить его сюда?
– Конечно можно, – Войцеховский позвонил: – Роман, оставь все, зайди к Скорику.
Романом оказался молодой человек лет двадцати шести, он смущенно стоял у двери.
– Садись, – сказал ему Войцеховский. – Артем Григорьевич Устименко, адвокат Назаркевича. У него к тебе есть вопросы, – Войцеховский указал на меня.
– Роман, ваше отчество? – спросил я.
– Степанович.
– Роман Степанович, вы готовили к экспертизе одежду Назаркевича и Кубраковой на наложение микроволн?
– Да.
– Как? Опишите пожалуйста.
Он посмотрел недоуменно на Войцеховского, затем на Скорика, записывающего мои вопросы и его ответы.
– Сперва выложил на стол мужской костюм из мешка N_1, потом упаковал его обратно и достал женскую кофту из мешка N_2.
– И куда выложили?
– Ну, на стол, на этот, он покрыт оргстеклом.
– Значит содержимое обоих мешков вы осматривали на одном и том же столе? – уточнил я.
– Да.
– Я же тебе сказал делать это на разных столах! – багровея, Войцеховский уперся взглядом в лицо стажера – понял, что произошло.
– Второй стол был занят, Адам Генрихович, – поникнув, тихо произнес стажер. – Там были разложены пять экземпляров какой-то рукописи, вы не велели их трогать. А стекло я маленько протер, – голос его совсем сел от волнения, горло пересохло.
Войцеховский досадливо махнул рукой.
– У меня больше вопросов нет, – сказал я.
– И ко мне? – спросил Войцеховский.
– И к вам тоже, Адам Генрихович.
Резко поднявшись, Войцеховский вышел, за ним понуро последовал стажер.
– Какова цена этой экспертизы для суда? – обратился я к Скорику.
– Грош, – раздраженно он бросил на стол ручку. – Даже если перенос волокон с кофты Кубраковой на пиджак Назаркевича произошел не на столе, как полагаю я… Какие у вас еще ко мне просьбы или ходатайства? – уже откровенно недружелюбно спросил Скорик.
– Я хотел бы еще раз выслушать пленку на автоответчике, если вы не возражаете.
Ничего не ответив, Скорик вытащил из сейфа автоответчик Кубраковой:
– Можете устроиться в соседнем кабинете, там никого, люди в отпуске, – он отодвинул маленький столик с графином, открыл дверь в смежную комнату…
Я запустил кассету. Запись пошла с монолога-угрозы Назаркевича, поскольку, видимо, Скорик был сосредоточен именно на этой улике. Мне тоже хотелось вновь услышать и слова Назаркевича, и их интонацию. Когда голос его умолк, после краткой паузы заговорил Яловский: "…куда это вы запропастились? Уже половина первого ночи…" Затем несколько секунд пленка до самого конца была "немой", никакой записи. Щелчок – и аппарат автоматически выключился. Посидев какое-то время в раздумьях, снова оценивая грозные слова Назаркевича, финальную фразу "Вы еще об этом пожалеете", я стал "перегонять" пленку к началу, к тому месту, с которого начал слушать, но, похоже, не рассчитал, отмотал слишком много, и когда нажал клавишу пуска, ничего не услышал, пленка была чистая, без записи, а потом возник голос Кубраковой: "Меня нет дома. Говорите", а за ним мужской голос: "Елена Павловна, это Ставицкий с авиаремонтного. Я смогу, как и обещал, дать вам немного бериллиевой бронзы. Надеюсь и вы мне поможете. Жду вашего звонка". Стоп! Бериллиевая бронза! Кольца… из бериллиевой бронзы!.. Покрыты каким-то сверхпрочным лаком… Так сообщил офицер польской полиции… Бутылка с поликаувилем в гараже… как его… Бронича… Бериллиевая бронза… Зачем она Кубраковой?.. Но ведь обращалась же к какому-то Ставицкому на авиаремонтный за бронзой!.. Бериллиевой… Ни я, ни Скорик еще при первом прослушивании кассеты, естественно не обратили внимания, ибо история с кольцами всплыла через два с лишним месяца. Оба мы были загипнотизированы одним: монологом-угрозой Назаркевича, тут мудрено было вспомнить записанный на автоответчике звонок какого-то Ставицкого с авиаремонтного завода – обычный деловой, как и звонок Яловского. Наружу выпирали только слова Назаркевича – они для Скорика слишком плотно вписывались в его версию! Все же остальное выпало, как пустяки чисто служебного свойства!..
Вернув запись к звонку Ставицкого, я выключил прибор и вошел к Скорику. Тот читал какие-то бумаги.
– Закончили? – отвлекшись, равнодушно спросил он.
– Виктор Борисович, хочу познакомить вас с одним сюжетом, – я опустил на стол перед ним автоответчик.
– Что еще, – сдерживая недовольство, спросил он.
– Послушайте вот это, – стоя перед ним, я включил прибор.
Все заняло секунд десять. Скорик был не дурак, дослушав, сразу усек ход моих мыслей.
– Любопытно, – слабо улыбнулся он. – Как вам пришло в голову? искренне вырвалось у него.
– На то же самое натолкнулись бы и вы, отмотав пленку к началу. Чисто механически, случайно, как и я.
– Надо будет попросить Агрбу… заняться.
