побежали крутые завитки стружки.
– В моем мире она не продержалась бы и часа.
В тот последний раз она рассказывала про свою войну с «крысами», про ночные марш-броски сквозь ржавые джунгли обветшавших гаражных комплексов и генеральные сражения на загаженных детских площадках. Как началась эта война? Чего они там не поделили? Сона с ходу отметает все подобные вопросы как несущественные.
– Как и я.
– Так кто же тогда тебя ищет?
– Ну, если бы мама узнала, что я здесь…
– Твоя мама ни в жизнь не нагнала бы на Келси такого страху.
– Если кто-нибудь узнает номер моего места в самолете, он тогда сможет узнать номер билета, а потом узнать, где и как был куплен билет, верно?
– Да, если у него есть определенные возможности. Это незаконно.
– А отсюда недалеко и до Келси…
– Но сперва он должен будет залезть в файл регулярных клиентов «Эр Магеллан», а для этого нужны весьма, весьма серьезные возможности.
– Там, в самолете, была одна женщина… Она сидела рядом со мной. Потом вышло так, что я несла ее чемодан, а они с ее мужиком подкинули меня до Токио…
– Ты несла ее чемодан?
– Да.
– Ну-ка, ну-ка, расскажи. И поподробнее, ничего не опуская. Где ты познакомилась с этой бабой?
– В аэропорту. В «Си-Таке». Там на входе брали пробу на ДНК, и она сделала такую странную вещь…
Сона слушала, строгала свою палочку и все больше мрачнела.
– Fuck your mother, – сказала она, когда Кья замолкла. Автоматический переводчик передал ее интонацию, как не поймешь что, то ли мрачное веселье, то ли отвращение.
– Чего? – смешалась Кья.
Сона посмотрела на нее вдоль гладко обструганной палочки, словно прицеливаясь.
– Обсценный арготизм. Идиома. Очень сложная и богатая, твоя мать тут совершенно ни при чем.
Она сделала что-то своим ножом, и он сложился, трижды отчетливо щелкнув. Та же, что и прежде, ящерица стрелой пронеслась по пыльной земле и выжидающе замерла, плоский мозаичный силуэт на тускло-розовом, прогретом солнцем камне. И снова, как и тот раз, пальцы Соны изменили ее окраску.
– Что это ты делаешь?
– Усложняю криптосистему. – Сона приложила ящерицу к лацкану своей куртки, и та повисла на вытертой, порыжевшей коже, как причудливая брошка с блестящими ониксовыми глазами. – Тебя разыскивают. А может, и нашли. Нам нужно по возможности защитить себя от посторонних глаз и ушей.
– А она что, способна на такое?
– Возможно. Она довольно новая. Но вот эти, – Сона ткнула палочкой куда-то вверх, – будут понадежнее.
Кья вскинула голову к закатному небу, к темным с розовой опушкой облакам и вроде бы различила широко раскинутые крылья. Два парящих силуэта. Больших. Не птицы. И сразу исчезли.
– Запрещенные в вашей стране. Колумбийское производство. Птички из информационного убежища[69]. – Сона поставила палку заточенным концом на землю и начала крутить ее между ладонями, туда-обратно, туда-обратно; был когда-то древний мультфильм, где кролик точно вот так же добывал огонь. – Ты идиотка. Полная.
– Почему?
– Ты пронесла чемодан через таможню? Чужой чемодан?
– Да…
– Идиотка!
– Да что тут такого?
– Эта твоя Мэриэлис – контрабандистка. А ты – наивная раззява.
Но ведь ты-то тоже считала, что мне надо ехать, подумала Кья и едва не заплакала.
– А если даже и так, зачем они меня ищут?
– Да какая разница? – пожала плечами Сона. – Серьезный, опытный контрабандист никогда не отпускает ишака на свободу…
В животе Кья, чуть пониже пупка, шевельнулось что-то скользкое, холодное, серебристое, и в тот же самый момент пришло пугающее воспоминание туалетной комнаты в «Виски Клоне». Краем глаза замеченный уголок чего-то чужого, незнакомого. В ее сумке, между футболками. Когда она взяла одну из них, чтобы вытереть руки.
– Что с тобою?
– Слушай, я пойду. Мицуко сейчас вернется, она ведь только чай заварить… – Кья строчила, как пулемет, глотая половину слов.
– Пойдешь! Ты что, сдурела? Нам еще нужно…
– Извини. Пока.
Компьютер отключен, гляделки сдернуты, теперь расстегнуть эти проклятые ремешки на запястьях…
Сумка на месте, стоит, как стояла.
17
Стены славы
– Мы не успели организовать все это путем, – сказала женщина, передавая Лейни очки; он сидел на детского размера пластиковой скамеечке – розовой, в пандан столу. – Да и вряд ли возможно организовать такую штуку путем.
– Есть участки, до которых мы не можем добраться, – пояснил хвостатый японо-американец. – Блэкуэлл говорит, у вас был опыт работы по знаменитостям.
– Артисты, – кивнул Лейни. – Музыканты, политики…
– Здесь все будет иначе, да вы сами увидите. Крупнее на пару порядков.
– А что осталось недоступным? – спросил Лейни, надевая очки.
– Мы не знаем, – сказала женщина. – Сейчас вы почувствуете общий масштаб этого хозяйства. Слепые пятна могут быть по бухгалтерии, налоговым хитростям, контрактам… Мы же просто вспомогательный технический персонал. У него есть другие люди, которым специально платят за то, чтобы они обеспечивали максимальную конфиденциальность определенных массивов.
– А почему бы тогда не привлечь их? Этих людей? – удивился Лейни и тут же почувствовал на плече тяжелую, как мешок с дробью, руку.
– Это мы обсудим как-нибудь потом, – сказал Блэкуэлл. – А вы бы пока посмотрели, что там и как. Мы же за это вам платим, верно?
Первые дни после смерти Элис Ширз Лейни так и продолжал присматривать за ее делами (благо «бестормозные» разрешили воспользоваться их счетом в «Дейтамерике»). Узловая точка сразу исчезла, да и вообще информации поуменьшилось, ее не то чтобы косою выкосили, а так, слегка пропололи, привели в божеский вид.
Но главное было в том, что Элис попросту не порождала новой информации. Замерла кредитная активность, даже ее счет в «Апфул групвайн» был аннулирован. По мере того как исполнялось ее завещание и завершались незавершенные сделки, информация все больше обретала аккуратный, словно по клеточкам расписанный вид. Лейни думал о закоченевших, плотно спеленутых телах, о гробах и склепах, об аккуратно распланированных кладбищах тех, давно минувших дней, когда мертвецы могли еще рассчитывать на свою долю недвижимой собственности.
Узловая точка существовала, пока Элис Ширз жила, пребывала в беспорядочном, постоянно ветвящемся взаимодействии с обыденным – и все равно бесконечно сложным – миром. А теперь взаимодействие исчезло.
Он осторожно взглянул, не проводил ли ее артист что-нибудь вроде своей любительской подчистки – и не заметил ничего подозрительного. Впрочем, можно было не сомневаться, что «бестормозные» и сами за этим присматривали.
Информация по Элис почти застыла, остались только некие медленные, методичные изменения, связанные, надо думать, с юридическими механизмами, с последовательным исполнением различных пунктов завещания.
Ирландия, спальня дома для гостей. Подробный каталог обстановки. Субкаталог. Предметы, находящиеся в ореховом, семнадцатого века, прикроватном комоде: зубная щетка,
