- сдерживать и усмирять эти конфликты, чтобы они были продуктивными, а не разрушительными. То же самое можно сказать и о конфликтах в целом, и о ярости, которая их разжигает: Конечно, может быть, существует большая кумбайя, в которой все единственно, но эта кумбайя должна содержать и всю ярость и конфликты. В противном случае в ней нет истинного единства. Глаза Бога любят все, да, и это включает в себя ту роль, которую играет ярость. В противном случае это будет пустая кумбайя, пустое аллилуйя.
Но даже за яростью - на самом деле, под ней - лежит основа, не тронутая бурей. Это горе. Ярость просто рассеивается, когда встречается с этой еще большей силой: ее ураган стихает до шепота, когда она встречается со стеной плача внутри. Слезы существования.
Как и в случае с яростью, я говорю не об обычном горе от потери близкого человека или переживания кризиса или болезни. Я говорю о фундаментальной скорби, которая оплакивает само существование. Жизнь сложилась не так, как вы надеялись. В вас были тоска, любовь, желание - страшные и смущающие надежды. Они улетучились, оказались вне пределов вашей досягаемости. Они никогда не возвращались. Вам казалось, что ничто и никогда больше не будет по-настоящему хорошим и прекрасным. Часть вас стала одинокой. Вы прожили свою жизнь как бы через стеклянную стену, так и не приняв участия в том, что она может предложить. В какой-то момент в вашей жизни, в вашей собственной семье, все пошло настолько плохо, что это просто разбило вам сердце. Существует скорбь по страданиям мира: страданиям, которые потрясли вас до глубины души, когда вы узнали о них, но от которых вы отвернулись, потому что должны были. Мы можем не заметить ее, эту скорбь, мы легко можем. Оно слишком очевидно, чтобы мы могли его заметить. Но причина, по которой что-то не так во всем - в том, что в основе этого лежит горе.
Это тоже нужно прочувствовать, принять, интегрировать и, насколько это вообще возможно, понять. Когда горе берет верх, мы испытываем физическую боль во всем теле. Наши внутренности и сердце болят. Это потусторонняя печаль: тяжелая, темная, ужасная и странно прекрасная одновременно. Познав ее, мы начинаем по-настоящему прощать мир и само существование. Это печаль даже за пределами слез, за пределами потерь, за пределами смерти. Это печаль о существовании страданий во вселенной, о том, что вы ничего не можете с этим поделать. Как бы хорошо ни сложилась ваша жизнь, сколько бы добра вы ни сделали для других, страдания будут существовать в таких количествах, которые вы даже не можете себе представить.
Если мы начинаем чувствовать и принимать существование этой скорби, мы приближаемся к прощению более космического рода: становимся благодарными за мир, даже если он непостижимо несправедлив и ужасен. В конце концов, он также безмерно прекрасен. Может быть, не все это "стоит того", и, возможно, мы ничего не можем с этим поделать. Но мы можем простить мир и любить его, тем не менее. Думаю, мы должны это сделать. Это не может быть "стокгольмским синдромом", когда мы любим мир, потому что слишком боимся этого не делать, как заложники любят своих похитителей. Единственная разумная цель, высшая духовная цель - это прощение мира, несмотря на все страдания, которые влечет за собой его существование.
Здесь христианская религия, возможно, все переиначила. Сатанисты уже давно пытаются создать форму "перевернутого христианства", но, на мой взгляд, никогда не добивались в этом успеха. Вместо того чтобы перевернуть идею добра против зла или идею смиренной покорности против гордого индивидуалистического бунтарства, следует изменить направление прощения. Не Бог спустился в человеческом облике и простил нас; это мы здесь, чтобы простить Бога за все то бездарное дерьмо, которое Он сотворил, включая нас самих. Атеиста Стивена Фрая однажды спросили, что бы он сказал Богу, если бы, к своему удивлению, встретил Его в загробной жизни, у жемчужных ворот, и таким образом узнал, что Он существует. Фрай ответил не то, что он будет сожалеть о том, что не верит, как, видимо, имел в виду интервьюер, а что-то вроде "Как ты смеешь? Затем он продолжил перечислять зло мира, за которое должен нести ответственность всемогущий создатель и за которое всемогущий может быть только разумно осужден. Это был один из тех мощных риторических моментов, которые запомнились миллионам:
"Как вы смеете? Как вы посмели создать мир, в котором есть такие страдания, в которых нет нашей вины. Это неправильно, это абсолютное, абсолютное зло. Почему я должен уважать капризного, подлого, глупого Бога, который создает мир, полный несправедливости и боли". Вот что я бы сказал.
Если бы я умер, и это были Плутон, Аид и 12 греческих богов, я бы смирился с этим, потому что греки не притворялись людьми в своих аппетитах, капризности и неразумности... они не представляли себя всевидящими, всепремудрыми, вседобрыми, всеблагими, потому что бог, создавший эту вселенную, если она была создана богом, совершенно очевидно является маньяком... абсолютным маньяком, полностью эгоистичным.
Мы должны всю жизнь стоять на коленях и благодарить его? Какой бог мог бы так поступить?"
Но в ответе Фрая чего-то не хватает: Независимо от того, существует ли Бог или нет в каком-либо значимом смысле, наше конечное направление в жизни - простить реальность во всей ее полноте, а значит, простить Бога. Даже если вы атеист, как Фрай, у вас все равно есть целый мир, который нужно простить, независимо от того, можете ли вы обвинить в этом личного Бога или нет. Даже если у вас двенадцать греческих богов, вы все равно должны простить космос (что означает "порядок"), который их породил. Если мы всерьез воспринимаем старую поговорку о том, что ошибаться - человечно, а прощать - божественно, то это квест, который позволяет нам, обычным людям, стремиться к божественному.
В конце концов, позиция, которую я предлагаю, ближе к христианскому прощению, чем к сатанинскому бунту. Прощение - это все еще ключ, но его можно дать после того, как вы как следует откусите от космоса. Возможно, наша склонность поклоняться прощающему божеству - это проекция нашей собственной способности прощать. Подумайте о том, какая это потрясающая сила. Может быть, нам, нашим маленьким и слишком человечным существам, кажется слишком большим, чтобы обладать такой божественной способностью - слишком невероятным, чтобы быть правдой. И тогда мы решаем, что это должен делать Бог, а не мы.
Вернее, я предлагаю синтез обеих позиций: прощение и бунт, как в
