Тут уж не выдержал Тараник:
— Как то есть люди! А я кто, не человек? Безработным мне, что ли, быть? Или как?
— Безработных у нас не полагается, а единоличником… вполне! — возразил Павел. Его вдруг поразила одна мысль — целое открытие.
Еще вчера Стокопытов был не в силах выгнать этого проходимца с отличными показателями, даже если бы захотел. Недоставало нужной формулировки. А жизнь, еще только направленная по верному руслу, распорядилась совсем просто, без канцелярских тонкостей и ухищрений.
— Безработных у нас нет, — повторил Павел, обходя Тараника, словно неодушевленный предмет. — Таких, верно, не водится, а вот паразиты еще, к сожалению, есть. Сиди, жди начальника. Может, определит в смазчики.
— Много берешь на себя, Терновой! — фальцетом закричал Ткач. — Много берешь! Не в свое дело лезешь всеми четырьмя лапами! Мы еще посмотрим, до директора дойдем! А нет — ищите нового бригадира!
Ну, этого и слушать нечего.
— Толкуй с людьми, что ты ко мне-то привязался? — кивнул Павел Таранику и направился в контору.
Но у порога неожиданно остановился.
Черт возьми, как же он сразу не заметил? Два трактора, приготовленных вчера к демонтажу, были уже раскиданы по узлам и деталям. Ведь их должны разбирать с его участием!
Ткач попросту срывает все его попытки вмешаться в ремонт. Теперь попробуй определи категорию износа: каретки разобраны, катки свалены в общую кучу. Пусковые моторы без кожухов валялись на монтажном столе, а на ближнем тракторе уже сорвали и топливную аппаратуру. В спешке по полу разлили масло. В недрах вскрытых бортпередач хитровато и маслянисто скалились зубья шестерен. Вот гады!
— А кто разрешил без контроля раскидать новые трактора? — глухо, угрожающе спросил Павел.
Ткач давно ждал этого вопроса. Неторопливо, вразвалку подошел к Павлу, независимо поправил свою кепочку.
— А что прикажете, ожидать вас всей бригадой? Пока отоспитесь в постелях!
— Но у тебя же на сборке до черта!
— Мне видней, Терновой.
— Я эту скоропостижную разборку к, сдельной оплате не приму, учти. Хватит сочинять высверловки болтов!
Ткач позеленел, ринулся с поднятыми руками:
— Кровь из работяг… пить?!
Павел стиснул зубы. Так захотелось хоть на минуту сложить с себя конторские обязанности и потолковать с Ткачом по-рабочему, глаз на глаз.
— У меня есть право, — спокойно сказал он. — Нормировать только абсолютно точные объемы.
— Это мы еще посмотрим! За самоуправство потянем куда надо! Как мелкий хозяйчик крутишь-вертишь!
— Ну чего мелешь-то, чего мелешь?! — раздался вдруг металлически-звонкий девичий голос.
Это Лена.
Она уж минут пять стояла в дверях механического, слушала мужской гвалт.
— Чего ты мелешь, рабочий человек?!
Ткач цыкнул сквозь зубы длинным плевком. Отвернулся. Но Павел отчего-то заскучал от этой неожиданной поддержки.
Дожил, докрутился! Девчонки-хохотушки начинают оборонять.
Ну, погоди, Ткач!
В гараже появился Стокопытов.
Едва услыша о повременке, многие сразу же приняли сторону Ткача, ополчились на Павла. Стокопытов часто заморгал, терпеливо выслушивая слесарей.
Ох, как не любил начальник этих трений с бригадиром и слесарями! Как ни оправдывай их, а все же конфликты… Разбирательства эти могли нежелательно сказаться по службе. К тому же правого всегда трудно отличить от виноватого, почти столь же трудно, как сработанную деталь от исправной, — он же не был механиком! А Терновой по молодости лезет на рожон. Подведет он его перед самой пенсией как пить дать!
— В чем дело? — спросил он Тернового.
— Приказ срывают умышленно, — сказал Павел деревянным голосом, норовя угодить в уязвимую точку стокопытовской души. — Вместо того чтобы заканчивать старые машины, Ткач по-воровски раскидал еще две. Так дальше нельзя работать!
Не выполняется приказ! А Стокопытов не раз говорил: «Сначала выполни распоряжение, а потом можешь критиковать и жаловаться».
— Ткач, пишите объяснение! — сказал Стокопытов. И, вскинув голову, направился в кабинет.
— Не буду писать! — заорал Ткач. — Снимайте с бригадиров!
Из дальнего угла скалились Мурашко и Муравейко, они вовсе и не бросали работы. Эрзя Ворожейкин с досадой плюнул и, вооружившись ключами, полез в смотровую яму.
— Давайте, ребята! За дело! — сказал Павел. — Звенья не отменяются.
Стокопытов ждал его в кабинете, успел включить свет. Круглое, мясистое лицо обвисло мешками, выражало страдание.
«А не перегнули мы с тобой, дружище?» — прочел Павел в его усталых глазах.
«Как только удалось тебе, Максим Александрович, усидеть так долго в директорском кресле, вот чего я не могу понять…» — в свою очередь, прочел Стокопытов в глазах Тернового.
— Так что там конкретно? — выдержав паузу, спросил Максим Александрович.
— Не хотят люди Тараника в звенья принимать! А он у нас бессменно на Доске почета. Теперь куда хотите его.
«Еще новое дело!» — заморгал Стокопытов.
— Но это же здорово! Ей-богу, Максим Александрович! Оздоровляется обстановка! — воскликнул Павел.
— От такого оздоровления можно за милую душу ноги протянуть, — мрачно возразил Стокопытов и неуверенно перелистал книгу приказов. Не обнаружив ничего предосудительного в строчках вчерашнего злополучного приказа, поднял вопросительный взгляд. — Ты вот что, Павел Петрович. Пойми, это самое… Увольнять никого нельзя, я вот готовлю бумагу о недостатке рабсилы на капремонт. Скажут, что же вы?.. Пронормируй наряды-то по-старому, шут с ними, а? Беды наживем. Потом уж наладим как-нибудь заново.
— Нельзя их нормировать. Не имеем права.
Только так: казенно, грубо, без логических доводов. Не имеем права! И все. Для Стокопытова это звучит, как удар пожарного колокола. Он понимает, что так и в самом деле нельзя, но как все это ново и трудно.
В кабинет вломился Ткач.
На этот раз он, по-видимому, не собирался спорить и вообще «брать на горло». Пока что его ценили за поворотливость, умение «достать», вырыть из-под земли, а при нужде не замечать вынужденного простоя. Что еще нужно от бригадира в условиях «пожарной команды»?
Ткач приблизился с выражением оскорбленного достоинства. Даже промасленная кепочка сидела на голове прямо, чуть прикрывая жидкую челку. Телогрейку он застегнул уже здесь, на ходу, перед лицом начальника.
Положил на стол клочок бумаги и молча отступил на шаг к двери.
Стокопытов мельком глянул в бумажку и сразу обрел спокойствие. События перемещались из шумного гаража на белую бумагу, в область резолюций, и это успокаивало.
— Хорошо, идите, я разберусь, — миролюбиво кивнул он.
Ткач вышел, а начальник молча подал бумажку Павлу.
— Что будем делать?
Ткач просил уволить его по собственному желанию. Подпись с залихватским росчерком, словно охотничье лассо, охватывала нижнюю строку мертвой петлей.
— Ну, что будем делать? — повторил Стокопытов.
Мирный тон свидетельствовал о готовности начальника удовлетворить просьбу Ткача. Но кого взамен? Вопрос не из легких — гаражи могут остаться без всякого присмотра.
— Ткача давно нужно было гнать, — сказал Павел. — В цехах что ни парень, то голова. А в бригадиры, будто по заказу, жулика нашли.
Стокопытов страдальчески засопел. «Все это не так просто, — можно было понять смысл его сопения. — Ткач никогда не требовал актов на простои, умел договориться с начальниками колонн насчет рекламаций… А ну как новый бригадир случится под стать тебе, Терновой? Тогда что?»
«Кого думаешь?» — немо спросил начальник.
В самом деле, кого? Может, Эрзю? Не пойдет, он и на звеньевого едва согласился. Может, попросить Федора Матвеевича? Стар, устанет бегать, особенно в первое время.
Тут Павел вспомнил о недавнем разговоре с Сашкой Прокофьевым. Молод, правда. Но у него высокий разряд, энергии не меньше, чем у Ткача, а главное — честность. Главный резерв в каждом деле! А молод, что ж, это, может быть, и лучше.
Стокопытов не ожидал, что Терновой назовет столь подходящую кандидатуру. Он и сам любил этого кудрявого парнишку с виноватыми, озабоченными глазами. Но он же токарь!
— А зачем токарей растаскивать?
— Токари у нас в излишке. Вот я завтра Кузьмича заставлю выложить плашки Лендикса, тогда посмотрим, куда вы токарей денете! Они крепеж точат, это дело?
— Да! — вне себя развел руками Стокопытов и, схватив свой трехцветный громоотвод, через все заявление наложил резолюцию: «Уволить».
— Зови сюда Прокофьева! — скомандовал он.
Сашки в мастерских не оказалось. Павел позвонил Наде:
— Ты по забывчивости не уволила Прокофьева?
Надя взволнованно вздохнула в трубке:
— Прокофьева я не видела, а вот тебя, боюсь, придется рассчитывать! Что ты там творишь? Скандал на всю контору, заявления какие-то на тебя потащили директору! Приходи, жду.
