гостями — бросать их в чаще без провожатого?
— Прошу прощения, господин Макумазан, — ответил он подчеркнуто вежливо, — но это тебе должно быть стыдно. Несмотря на все мои просьбы, ты продолжал оскорблять то, что для нас свято. Тогда мне пришлось в назидание оставить вас обоих там. Наказание могло оказаться намного более суровым. Впрочем, ты не слишком виноват. Воздух в лесу ударяет в голову шибче вина и лишает разума. Поэтому давай простим друг друга и забудем обо всем.
От столь любезного обращения я смутился и даже почувствовал раскаяние. Ведь в чем-то старик был прав: я и впрямь оскорблял почитаемых дабанда духов или некие таинственные силы природы. Поэтому я счел за благо сменить тему и сообщил, что мы с Хансом отдохнули и будем рады как можно скорее с ними распрощаться, если Совет Тени будет так любезен и поможет нам покинуть эту страну.
— Ты волен отправиться домой, когда пожелаешь, Макумазан, но учти: ты подвергнешь себя опасности, если уйдешь прежде назначенного времени.
— Меня не пугают опасности! — воскликнул я.
Тут вмешался Аркл:
— Ради бога, не уходите, Квотермейн! Останьтесь на сколько сможете, пока я еще с вами, то есть пока нас не разлучат, а это, поверьте, произойдет очень скоро. Когда все закончится, для меня начнется новая жизнь, а до тех пор не оставляйте меня одного, ибо надвигается война.
Каким бы жгучим ни было мое желание, удовлетворив любопытство, поскорее убраться подальше от этих жутких туземцев, прочь из земли, где странный воздух опьяняет человека и давит на психику, меня все-таки тронула просьба Аркла. В нем явно шла борьба между унаследованными от предков убеждениями или, скорее, идеями человека его происхождения и положения и снедающей беднягу страстью к загадочной прекрасной женщине, жрице некоего языческого культа (чувство, прямо скажем, недостойное британского джентльмена).
Возможно, если я останусь, мне удастся вытащить беднягу из ловушки или же произойдет нечто такое, что поумерит его пыл. Но если я сейчас уйду, Аркл будет обречен. Одна за другой рухнут преграды, отделяющие цивилизованного христианина от руководствующихся низменными инстинктами язычников; его окутают темные суеверия древних времен, которые сохранились здесь в своем первозданном виде. Тогда Аркл станет — не только по названию, но и фактически — вождем этих звездопоклонников-дабанда. Он будет жить вместе со жрицей на острове, вдалеке от родины, и наконец, отыграв свою роль, станет жертвой какого-то мерзкого ритуала. Возможно, с ним произойдет то же самое, свидетелями чему мы с Хансом оказались недавно ночью в заповедном лесу на берегу озера Моун.
Я вздрогнул, представив себе все слишком явственно. Беспомощного, одурманенного человека в погребальных пеленах бросают с песнями и цветами в бездонное озеро вслед за женщиной, которая наделила его властью, прежде чем погубить. А может, и того хуже — бедняга потеряет разум от разочарования, отчаяния и безысходности или тех испытаний, каким нас подвергли в лесу. О, его ловко заманили в ловушку ароматом розы и блеском драгоценных камней, но хотел бы я знать, что за всем этим кроется. В отличие от Аркла, я смотрел на вещи трезво и понимал, что кончиться добром подобные игры просто не могут.
Все это разом пронеслось у меня в голове, и я уже собирался ответить, что останусь и посмотрю, чем же дело кончится, как вдруг циновка откинулась и вошел жрец в сопровождении двух мужчин. Спутники его явно были люди простые, из сословия земледельцев. Они пали ниц пред Арклом, отныне верховным вождем дабанда. Священнослужитель поклонился и сообщил, что у этих посланников есть важные новости.
Он велел им говорить, и старший из крестьян повиновался, начав свой рассказ:
— О владыка и отец народа дабанда, обещанный Щит священной Тени и отец Тени будущей! Вчера на закате мы с сыном искали потерявшегося козла и забрели в Западное ущелье, которое ведет из священной земли к абанда, живущим на склоне и равнинах. Козел нашелся у дальнего входа в расщелину. Мы кинулись за ним, боясь, как бы он не забежал на сторону абанда, ведь туда нам путь заказан. Однако эта упрямая скотина услышала нас и ринулась вперед. Не успели мы с сыном опомниться, как козел уже очутился на чужой земле.
Мы сидели на границе, не смея двинуться дальше, и подзывали козла. Он уже пошел было на наш зов, как вдруг из кустов появились вооруженные люди во главе с Кенекой, тем самым, который передал тебе право стать нашим вождем и которого прокляла Энгои.
«Не двигайтесь с места и внимательно слушайте, — сказал он, — а иначе мы забросаем вас копьями».
Мы замерли, не смея пошевелиться, а он продолжал:
«Я, Кенека, благородный вождь дабанда и Щит Тени, стал ныне также и вождем абанда. Да, я намерен вновь объединить под своим правлением два народа, разделенные в давние времена. Ступайте к Кумпане, старейшине Совета, и пусть он расскажет Тени, что абанда гибнут от засухи, ибо жрецы дабанда удерживают дождь своим колдовством. Урожай погибает на корню, коровы и козы не дают молока, источники пересыхают, а несчастные дети голодают и молят о смерти.
Поэтому, если через шесть дней дождь не прольется на их землю, я, вождь двух народов, поведу тысячи воинов абанда через ущелье. Теперь, когда я, Щит Тени, сделался их предводителем, абанда нечего бояться старого пророчества. Мы убьем всех, кто против нас: Кумпану и членов Совета, которые настраивают Тень против меня; мы лишим жизни жрецов, этих проклятых колдунов, черных магов. Мы пройдем через заповедный лес и не побоимся лесных духов; мы переплывем священное озеро; я заберу Тень, и она будет моей — и тогда два народа снова станут единым целым. Отныне дождь будет щедро орошать земли как за горой, так и в долине кратера, а все люди будут жить счастливо и в достатке.
И наконец, мы убьем белого вора, которого прозвали Странником и Рыжим быком. Да, он умрет под пытками, будет принесен в
