и жреца, которому предстояло идти с ними, дважды повторить это загадочное послание. Убедившись, что посланники выучили текст наизусть, он отпустил их без дальнейших церемоний, словно им и не предстояла важная миссия.
Мне едва удавалось сдерживать раздражение, я так и кипел от гнева и вообще был сыт по горло всей этой мистической историей. Надвигалась какая-то война, и дабанда ожидали, что я тоже буду в ней участвовать. Однако я вовсе не хотел драться. С какой стати мне ввязываться в междоусобицу двух племен, где обе стороны хотят захватить жрицу, способную дать им дождь?
Да еще плюс ко всему здешняя нездоровая атмосфера угнетающе действовала на психику. Не спорю, таинственные африканские обычаи и древние суеверия очень интересно исследовать, но всему есть предел, тем более если за фасадом невинности скрывается какая-то извращенная жестокость. Словом, мне очень хотелось сбежать оттуда, с Арклом или без него, прежде чем вся гниль выйдет наружу и случится что-нибудь ужасное.
Честно признаюсь, я был напуган. Сперва ночь, проведенная в заповедном лесу, а теперь еще этот спиритический сеанс — все это здорово действовало мне на нервы, подобно манипуляциям старого Зикали в Черном ущелье. Я всегда верил, что людей окружают невидимые силы. Большинству из нас никогда не найти тайные двери в пограничной стене, разделяющей два мира, хотя кое у кого и имеется ключ от них. Также я убежден, что нет ничего опаснее и губительнее, чем пытаться вступить в контакт с этими силами или заглянуть внутрь, когда калитку отворил кто-то другой. В городе дабанда эти двери были постоянно приоткрыты, и местные жители получали через них тайные знания и впускали, выражаясь языком Ханса, призраков; причем последние упорно навязывались также и тем, кто вовсе не желал иметь с ними дела. Короче говоря, я хотел вернуться к нормальной привычной жизни, раз и навсегда позабыв о священном озере Моун, жрице по имени Тень и ее почитателях.
— Кумпана, — спросил я, — значит, между вашим народом и абанда скоро начнется война?
— Да, — ответил он и довольно жутко улыбнулся. — Будет война… в некотором роде.
— Тогда вот что, Кумпана. Я не имею никакого желания впутываться во все это и немедля покидаю вашу страну. Можешь сколько угодно пугать меня опасностями, но я отчаливаю.
— Боюсь, это невозможно, господин Макумазан. Разве ты не слышал слова Энгои? Грядет конец засухи, что три года свирепствовала на склонах горы. Приближается великая буря, и ты не сможешь далеко уйти. Даже если ты спасешься от копий абанда, дождь остановит тебя. Кроме того, — тут же добавил он с усмешкой, не дав мне возразить, — нам говорили, что господин Макумазан очень храбрый человек и любит сражения.
— Тебя обманули. Кто, интересно, такое сказал?
— Это не важно. Мы знаем о тебе больше, чем ты думаешь, Макумазан. Нам рассказали о том, что Кенека заплатил тебе вперед слоновой костью и золотом, после чего ты добросовестно выполнял условия соглашения, не покидая его вплоть до самого прибытия в нашу страну. О, мы не сомневаемся, что господин Макумазан человек необычайно честный и всегда держит свое слово. Особенно если ему хорошенько заплатить за услуги.
Тут Аркл, надо отдать ему должное, резко вмешался:
— Замолчи, Кумпана! Зачем ты оскорбляешь гостя?
— Благодарю вас, Аркл, — прервал я его по-английски, — но я вполне могу и сам за себя постоять.
После чего снова обратился к Кумпане на его языке:
— Тебя ввели в заблуждение. Я никогда не строил из себя храбреца и не имею ни малейшего желания участвовать в распрях, которые меня не касаются. Моя сделка с Кенекой заключалась в том, что я должен был сопровождать его в эту землю, а не сражаться. Если бы ты умел читать на моем языке, я показал бы тебе соглашение, которое мы заключили в письменном виде. Кенека, которому надлежало стать вашим вождем, сказал, что в одиночку ему не справиться. Это так, без нас с Хансом он бы далеко не ушел. Да, не будь нас, абанда убили бы его, как пытались убить белого Странника, вашего нынешнего вождя. Не стану отрицать, Кумпана: мне и впрямь хорошо заплатили, поскольку именно так я зарабатываю на жизнь. И все же не только это привело меня сюда, была и другая причина. Мне рассказали о священном озере, о вашем малочисленном племени и интересных обычаях, а так как я по природе своей любопытен, мне захотелось увидеть все это своими глазами.
— Полагаю, ты вволю насмотрелся, — заметил Кумпана.
— Так или иначе, — продолжал я, пропустив его слова мимо ушей, — никто не упрекнет Макумазана в том, что он не отработал сполна полученную плату. Поэтому я приму участие в вашей войне и сделаю все, что в моих силах, тем более у меня с Кенекой свои счеты: его предательство стоило жизни двум моим слугам. Только я требую, чтобы Совет Тени и белый Странник, который, не вняв моим увещеваниям, стал-таки вашим вождем, пообещали, что сразу после войны мне и моему слуге не станут более чинить препятствий и позволят уйти с миром.
— Мы клянемся тебе в этом именем Энгои, господин! — с готовностью воскликнул Кумпана, и вид у него при этом был пристыженный. — Прости, если мои слова обидели тебя. Насчет любви к сражениям я только повторил то, что мне поведал твой слуга Ханс, а об остальном узнал от Кенеки.
— То есть от человека, который оказался предателем и лжецом, — заметил я сердито. А затем спросил также и у Аркла, дает ли он мне обещание, что меня отпустят, когда закончится война.
— Разумеется, Квотермейн, если вы этого хотите, — ответил он по-английски. — Правда, я надеялся, что вы побудете с нами еще немного. Сказать честно, мне будет без вас одиноко, — добавил Аркл и вздохнул, как мне показалось, обреченно — что и немудрено, учитывая обстоятельства.
— Почему же вы остаетесь здесь?
— Это мой
