Отец Богидерий, чувствуя приближение неприятностей, приблизился с заискивающей улыбкой, кланяясь на каждом шагу, и сразу начал уверять, что железной руды много, богатая, выплавлять будет легко, а людей наберем среди местных…
Я нетерпеливо отмахнулся.
– Потом. Отец Богидерий, все вас знают как человека, который мухи не обидит!.. И который не знает, с какого конца браться за меч. Вы можете как-то объяснить то, что случилось?
Он склонил голову. Я видел, как лицо его быстро меняется, словно никак не может выбрать линию поведения, наконец он тяжело и горестно вздохнул.
– Мой лорд… – проговорил он тихо упавшим голосом, – правда слишком невероятна, чтобы ей поверить.
– Говорите, – велел я. – Насмотревшись даже чудес, буду ли удивляться чему-то чуть менее обычному?
Он посмотрел на меня с сомнением.
– Что ж… На самом деле моя мать родила двух сыновей. Но так уж получилось, что на свет появился я один.
Я переспросил:
– Но родила двух?
Он потряс головой:
– Простите, зачала. И двое, как ей сказали повитухи, дрались в ее череве. Но родился только один.
– А второй? Вышел мертвым?
– Нет, мой лорд. Он тоже во мне. Нас двое. Раньше мы дрались за право владеть этим телом, потом уговаривались владеть по очереди, но и это не приводило ни к чему хорошему…
– Понимаю, – пробормотал я ошарашенно. – Но продолжайте, продолжайте.
– Постепенно я убедил его, что лучше жить мирной жизнью, учиться, познавать мир, а не воевать и драться, как желал он. Так мы и живем, пока не случается… что случилось… Вот тогда, спасая нас обоих, власть над телом берет мой воинственный брат.
Я смотрел на него во все глаза. Отец Богидерий держится с достоинством книжника, у воинов другое в глазах и осанке, но, несомненно, тех стражников разметал вовсе не книжник.
– Знаете, святой отец, – сказал я все еще с сомнением, – ваша история слишком невероятна… нет-нет, успокойтесь!.. но я склонен ей поверить, потому что других объяснений вообще нет. Либо еще более дикие. Так что добро пожаловать, святой отец Богидерий… или как вас лучше называть?
Измученное лицо посветлело, в глазах блеснула радость.
– Спасибо, мой лорд!.. Мое имя – Богидерий, пусть оно им и останется. Мой брат согласился наконец, что мирная жизнь имеет больше достоинств.
– Это верно, – сказал я. – Жаль только, что не все это понимают. И потому даже самые мирные люди вынуждены брать в руки оружие. И проливать кровь.
Он сказал с поклоном:
– Если с молитвой, то можно.
– С молитвой можно даже вешать, – согласился я. – Или сжигать на костре. Главное, без гнева, а… по необходимости. Хорошо, идите. Теперь понимаю, почему вы еще и такой знаток по всем видам холодного оружия!
– Холодного, сэр?
Я отмахнулся:
– Идите, святой отец.
Глава 17
Зал постепенно приводили в порядок, трупы убрали, кровь замыли, одни подсвечники прикрепили к стенам, другие расставили на столах.
Макс со своими людьми со всей поспешностью, пока я не остановил, покинул замок и ринулся в Геннегау.
Рассветало мучительно медленно, окрестности тонут в сизом неопрятном тумане, его так много, что торчат только вершинки деревьев, словно из половодья. Солнце будто и собирается подниматься, небо уже давно посветлело, а мутная заря зарделась очень не скоро, да и то робко и неуверенно.
Сэр Растор и Арчибальд с его отборной дружиной остались со мной, выеду завтра утром, надо дождаться конца вычислений отца Богидерия, что хмурится и озабоченно качает головой, снова хочет вернуться к рудникам и перемерить примерное расположение руды снова.
Я сам, как и прочие наши рыцари, ревниво посматривал, как леди Сильвиния вступает во владение замком. И хотя воинская сила на нашей стороне, но, как и во времена Макса, считаемся только гостями. Она вправе здесь все хоть сейчас снести под корень, но, правда, практически ничего не изменила, даже слуг не уволила, хотя сразу же поставила своих людей на воротах и на сторожевых башнях.
Правда, там наши лучше вооружены и вообще покрепче лесного воинства, так что замок в ее руках только формально.
Я еще раз съездил к руднику, отец Богидерий выдает информацию по капле, пока что сообщил, сколько потребуется землекопов и людей с корзинами, чтобы убрать толстый пласт земли. К вечеру сможет сказать, сколько добудем руды в первый месяц, сколько во второй и во что обойдется выплавка железных слитков.
Наступил вечер, а можно бы выехать и на ночь глядя, мне на Зайчике что ночь, что день, но решил не бросать своих рыцарей, велел приготовить для меня комнату под спальню.
Уже снял сапоги, в походах делаю это сам, как дверь тихонько приоткрылась. Я нахмурился, в коридоре оставлены надежные стражи, что за шуточки…
Вошла леди Сильвиния, бледная, лицо испуганное и вместе с тем решительное. Не говоря ни слова, приблизилась на два шага, дернула за веревочку у горла, и платье… нет, это плащ, свалился на пол.
Она осталась голая, кожа от волнения стала пупыристой, как у ощипанного гусенка, на щеках яркий румянец, что быстро охватил все лицо и перетек на шею.
Я сказал хмуро:
– А вот это лишнее.
Она в удивлении вскинула брови:
– Что, мой лорд?
Я буркнул:
– Это хорошо звучит – «мой лорд»! Хотя не уверен, что вы в самом деле признаете мою легитимность, а не просто вежливый оборот речи. Я говорю, что не надо… вот так расплачиваться.
Она стояла передо мной, прекрасная и трепещущая, румянец уже даже не румянец, а нечто багровое, полыхающее, как жерло раскаленной печи.
– Мой лорд, – услышал я тихий шепот. – Больше у меня ничего нет.
Я скривился:
– Да-да, невинность – это так ценно, так ценно… если под невинностью понимать девственность… Даже девственность – неверное слово, мне сейчас предлагается всего лишь произвести дефлорацию, а я за это не только не получу денег или какой-то платы, как должен бы за работу, а мне предоставлено сомнительное удовольствие считать себя безумно счастливым. Еще всю оставшуюся жизнь я должен пребывать в полном восторге, гордиться, задирать нос и лопаться от страстного желания побахвалиться перед собутыльниками и сокувшинниками. Потому, леди, давайте забудем о предложении такой неудачной для обоих сделки. Вы получили от меня эти владения и… останетесь за них должны и обязаны. Никаких расчетов типа: я вам замок, а вы мне – девственность! Отдайте ее тому, кто оценит выше. А я, вот такая грубая скотина, так и не понял, какое сокровище вы мне предлагали.
Жарким огнем горят уже не только щеки, весь верх, включая ключицы, полыхает так, что жар отсвечивает на стены. Она торопливо подхватила плащ, укуталась и даже набросила капюшон на голову. На меня из тени испуганно поблескивали два глаза, как у мыши из норки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
