В этом сосуде вне всякого сомнения, покоились кости предков самого Золотого Дракона.
— Кунг хей фат чой,— прошелестел фен шуй.
Радости тебе и богатства, перевел про себя Трейси. Недурственное пожелание.
Золотой Дракон сделал движение рукой:
— Мы закрываемся, но в любом случае прием производится по предварительной записи.
Трейси поклонился Золотой Пагоде и повернулся к фен шуй:
— Кунг хей фат фук!Вы процветаете, поздравляю.
— Верно.
— Я проделал долгий путь, чтобы повидаться с вами, — продолжал Трейси на кантонском диалекте.
— Как долог был твой путь?
— Я шел к вам всю мою жизнь.
Золотой Дракон наклонил голову:
— Приблизься.
Это был хрупкий человек, довольно высокий — выше, чем большинство китайцев, с вытянутым продолговатым лицом и блестящей лысиной на макушке. Пронзительный взгляд, широкий рот и срезанный подбородок. На нем была черная стеганая куртка, расшитая на груди желто-зелеными драконами. Единственно нетрадиционной деталью в его облике было пенсне в тонкой золотой оправе, то и дело сползавшее на кончик короткого остренького носа.
— Я вижу, ты знаком с нашими традициями, — голос его завораживал. — Назови свое имя.
— Трейси.
— Когда ты родился?
Трейси назвал день и месяц. Золотой Дракон вытянул руку:
— Сядь.
Трейси осторожно опустился на стул черного дерева. Стол, за которым восседал фен шуй, тоже был из черного дерева. Старик быстро делал какие-то пометки на листке рисовой бумаги. Слева от него возвышалась стопка книг. Золотой Дракон взял одну из середины — Трейси узнал китайский календарь, по которому магистр сверял его дату рождения. Справа на столе стояла деревянная шкатулка, на крышке которой начертан круг, разбитый на двенадцать секторов, по числу знаков китайского Зодиака. В центре колыхалась латунная стрелка, наподобие той, которая используется в компасе.
Золотой Дракон пристально посмотрел на Трейси. На лице его появилось странное выражение, он как будто слегка побледнел.
— Знаете ли вы, что такое кан-хсианг, мистер Ричтер? — спросил он.
Трейси отрицательно покачал головой:
— Нет.
— Это способность — и мы ею обладаем, смею заметить, — читать судьбу человека по его лицу. Вы когда-нибудь слышали об этом?
— Нет.
— Ответьте мне, верите ли вы в это?
— Боюсь, моих знаний недостаточно, чтобы дать ответ.
Золотой Дракон кивнул:
— Вы мудрый человек, — он развел руки в стороны, свет играл на его длинных, не менее трех дюймов, наманикюренных ногтях. — И, тем не менее, мы вынуждены попросить вас удалиться.
— Это крайне важно... — он осекся на полуслове, увидев повернутую к нему ладонь фен шуй.
— Пожалуйста. Слова бесполезны. Мы предчувствуем, что вы пришли не ради себя, а за информацией о другом человеке.
— Это так. Но...
— Мы не можем помочь вам.
— Но вы даже не знаете, о ком мне нужна информация.
— Этот человек наш клиент. Очень могущественный клиент, — Золотой Дракон сменил позу. — Как вы предполагаете, что произойдет с нами, если мы будем столь неэтичны и предоставим вам хоть какую-то информацию о нашем клиенте? Мы лишимся хлеба насущного, ибо репутации нашей придет конец.
— Вызнаете, что это за человек.
— Не будем выносить никаких суждений, мистер Ричтер. Достаточно того, что мы можем предсказать судьбу, достаточно того, что мы постоянно поддерживаем связь с мириадами духов.
— Умоляю вас, — склонил голову Трейси, — ситуация чрезвычайная.
— Мы это видим, — кивнул Золотой Дракон. — И все понимаем.
— Составьте хотя бы мой гороскоп, — Трейси был в отчаянии. — Можете ничего не говорить мне, если увидите, что он пересекается с судьбой этого человека.
Фен шуй молча разглядывал Трейси. Тишина опустевшей фабрики оглушала. Наконец он взглянул в свои записи и на двадцать минут погрузился в работу. Вскоре он отложил ручку и тяжело вздохнул. Он продолжал изучать вязь вышедших из-под его пера иероглифов и причудливых линий. Затем сверился с книгой гороскопов и это, видимо, полностью подтвердило его выводы.
Когда он снова посмотрел на Трейси, в лице его произошла какая-то перемена:
— Мы расскажем то, что вы хотите знать.
Трейси остолбенел.
— Но почему? Что произошло?
Золотой Дракон задумчиво барабанил кончиками ногтей по бумагам, отчего получался звук, походивший на стрекот цикады.
Трейси глубоко вздохнул:
— Где сейчас Мицо?
Золотой Дракон подслеповато прищурил глаза и облизнул губы:
— Мы предвидели этот вопрос, — прошептал он. Зрачки его расширились, голос окреп. — Он в Лоонгшан.
— Гора дракона? Где это?
— Так называется жилище его любовницы.
— Нефритовая Принцесса мертва. Золотой Дракон даже не моргнул глазом.
— Да, нам известно это. Но Нефритовая Принцесса не была его любовницей. Она жила в доме Мицо.
— У него их по меньшей мере два.
— Может, и больше. Это имеет значение?
— Видимо, нет. Просто любопытный факт.
— Лоонгшан — это особняк на пике Виктории, — Золотой Дракон быстро написал что-то на листе бумаги и толкнул его по полированной поверхности стола к Трейси. — Вот адрес.
— Думаю, вы догадаетесь, чем все может кончиться, — заметил Трейси.
Фен шуй закрыл глаза.
— Наркотики пробуждают силы зла. Мы предупреждали об этом Мицо, но он лишь рассмеялся нам в лицо, — старик открыл глаза, и внезапно в них сверкнуло что-то, что показалось Трейси намеком на личную неприязнь, может даже ненависть. — Он не верит в фен шуй, он даже не китаец. Он приходил к нам только для того, чтобы ублажить Нефритовую Принцессу, ему хотелось сделать ей приятное.
Трейси не думал, что По-Свежий Ветер дал ему ложную информацию, но, как и все в Гонконге, любая, даже самая правдоподобная информация нуждалась в дополнительном подтверждении.
— Она умерла плохой смертью, — Трейси понимал, что должен сказать об этом, — если вы знали ее, приношу свои соболезнования.
— Сегодня ночью мы вознесем молитву ее духу.
Пора было уходить. Трейси встал, но оставался еще один вопрос.
— Золотой Дракон, — тихо сказал он, — пожалуйста, скажите, что такое вы увидели в моем гороскопе, что заставило вас изменить свое решение?
Фен шуй поднял глаза на Трейси, взгляд его был полон печали:
— Смерть, мистер Ричтер. Мы увидели там смерть.
* * *
В конце августа солнце иногда бывает ослепительным, как в самом начале лета. Тогда его лучи ударяются в отмытые добела стены собора Святого Патрика, отражаются от его широких каменных ступеней и через открытые настежь двери прорываются к алтарю, непристойно веселясь там, где подобает скорбеть или предаваться благочестивым размышлениям.
Телевизионные камеры установлены перед алтарем, репортеры поднесли микрофоны на уровень груди и начали произносить фразы, стараясь поворачиваться таким образом, чтобы операторы ни на миг не выпустили их лица из фокуса.
Год президентских выборов, сезон политических анализов, время правдивых телерепортажей и сенсационных интервью с основными кандидатами. Одного этого достаточно, чтобы телевизионщики могли гордиться своей профессией.
Пятая авеню постепенно заполнялась толпами, они тянулись сюда с юга, из Сэкса, и из северного Ди Камерино. Группы людей прорезали четкие ряды полицейских в голубой форме, солнце играло на отполированных до зеркального блеска рукоятках их дубинок, и не добившись своего, тонуло в черных корпусах притороченных к поясу раций — время от времени кто-нибудь из стражей порядка поднимал микрофон и почти беззвучно шевелил губами.
Несколько полицейских гарцевали на фыркающих лошадях. Лошади презирали седла и наездников, полицейские снисходительно рассматривали толпу сверху, о своем отношении к людям внизу они не думали.
Вот и пришло время: на авеню появилась кавалькада из трех черных лимузинов, они медленно плыли на юг, пока не уперлись в белый фронтон собора. И только сейчас обнаружили себя полицейские в штатском, все это время безучастно бороздившие толпу: глаза их сделались жесткими, взгляд — настороженным. Они развернули свои широкие плечи и бесцеремонно раздвигали людей, уверенные в себе и в своем превосходстве над толпой.
Агенты в штатском были связаны друг с другом сложной системой электронной связи, которая позволяла им перемещаться в заданном направлении, образуя единый управляемый поток, течение которого было понятно лишь тому, кто организовал его и управлял его скоростью и течением. Все они были единым организмом — они одинаково мыслили, одинаково реагировали на изменение ситуации, говорили в свои рации одни и те же слова. И потому их было очень легко нейтрализовать.
Так думал худощавый молодой человек, стоявший в позе кающегося грешника у открытого окна на десятом этаже здания с западной стороны Пятой авеню, выходившего прямо на собор. Его острый взгляд не пропустил ни одного из них: один, два, три... шестнадцать — все расположились в радиусе примерно полутора кварталов. Он понимал, что есть и другие, не попадающие в поле зрения: на западной стороне улицы, то есть прямо под ним, внутри собора, вдоль Медисон-авеню. Но они его не интересовали, приближаться к ним он не планировал. В данный момент он через двенадцатикратный полевой цейсовский бинокль наблюдал за «своими» шестнадцатью.
