Все, за исключением Гаттераса. Но почему же этот необыкновенный человек не спал?
Разве он не достиг цели своей жизни? Не привел в исполнение своих заветных, отважных замыслов? Почему же не успокоилось его пылкое сердце?
Может быть, наступила реакция после пережитого подъема и его ослабевшие нервы нуждались в отдыхе? Было бы неудивительно, если бы Гаттерас испытывал смутное разочарование, какое нередко наступает вслед за удовлетворением страстного желания.
Но нет. Гаттерас казался более возбужденным, чем когда-либо. Однако не мысль о возвращении на родину тревожила его. Быть может, он хотел двинуться еще дальше? Неужели его честолюбие было безгранично? Уж не считал ли он мир слишком тесным, потому что ему, Гаттерасу, удалось обойти вокруг земного шара?
Как бы то ни было, он не мог уснуть, хотя первая ночь, которую они проводили у полюса, была ясна и спокойна.
Остров был совершенно необитаем. Ни одной птицы в раскаленной атмосфере, ни одного животного на покрытой пеплом почве, ни одной рыбы в кипящих волнах. Только вдали слышался глухой рев вулкана, вершина которого была окружена клубами багрового дыма.
Когда Альтамонт, Бэлл, Джонсон и доктор проснулись, Гаттераса уже не было возле них. Встревоженные, они вышли из пещеры и увидели стоявшего на скале капитана. Его взгляд был устремлен на вершину вулкана. Гаттерас держал в руке инструменты; очевидно, он только что окончил съемку горы.
Доктор направился к нему. Капитан был так поглощен своими мыслями, что пришлось несколько раз его окликнуть, пока он, наконец, отозвался.
— В путь! — сказал Клоубонни, пристально глядя на Гаттераса. — Обойдем вокруг острова. Это будет наша последняя экскурсия.
— Вы правы, последняя, — странным голосом сказал Гаттерас, казалось, он бредил наяву. — Но зато самая замечательная! — горячо прибавил он.
С этими словами он провел рукою по лбу, как бы стараясь успокоить внутреннюю бурю.
В это время к капитану подошли Альтамонт, Бэлл и Джонсон. Гаттерас, казалось, очнулся от бреда.
— Друзья мои, — взволнованно заговорил он, — спасибо вам за ваше мужество, за вашу твердость, за те сверхчеловеческие усилия, благодаря которым нам удалось достигнуть этой Земли!
— Капитан, — ответил Джонсон, — мы только повиновались; честь этого подвига всецело принадлежит вам.
— Нет! нет! — пылко возразил Гаттерас, — всем нам: и мне, и Альтамонту, и доктору, словом — всем! О, дайте мне высказаться! Мне кажется, сердце у меня вот-вот разорвется от наплыва чувств — так велика моя радость и благодарность!
Гаттерас с жаром пожимал руки своим доблестным товарищам. Он метался в разные стороны и, видимо, не владел собой.
— Мы только исполнили свой долг, как настоящие англичане, — сказал Бэлл.
— И преданные друзья, — добавил доктор.
— Да, — ответил Гаттерас, — но не все его выполнили. Некоторые не устояли. Но надо простить как изменникам, так и тем, которых подбили на измену. Несчастные! Я прощаю им! Слышите, доктор!
— Да, — ответил Клоубонни, которого начинало серьезно беспокоить возбуждение Гаттераса.
— Я не хочу, чтобы они лишились того небольшого состояния, ради которого отправились в такую даль. Нет! Я не стану отменять своих прежних распоряжений. Они будут богаты… если только вернутся в Англию.
Капитан вложил в эти слова столько чувства, что все были растроганы.
— Можно подумать, капитан, — через силу пошутил Джонсон, — что вы составляете свое духовное завещание.
— Может быть, и так, — серьезно отвечал Гаттерас.
— Однако у вас впереди прекрасная и полная славы жизнь, — сказал старый моряк.
— Как знать, — промолвил Гаттерас.
Наступило довольно долгое молчание. Доктор не знал, как понять последние слова капитана.
Но Гаттерас вскоре высказался.
— Выслушайте меня, друзья мои, — заговорил он с плохо сдерживаемым волнением. — Правда, мы достигли значительных результатов, но нам еще многое предстоит сделать.
Товарищи капитана в недоумении переглянулись.
— Да, мы находимся близко от полюса, но еще не на самом полюсе.
— То есть как? — спросил Альтамонт.
— Будет вам! — воскликнул доктор, который с ужасом начал догадываться, к чему клонит Гаттерас.
— Да, — горячо продолжал капитан, — я сказал, что нога англичанина будет стоять на полюсе. Я сказал это, и англичанин это сделает!
— Что же именно? — спросил доктор.
— Мы находимся в сорока пяти секундах от неизвестной точки, — с возрастающим одушевлением продолжал Гаттерас, — и я достигну ее!
— Но она находится на вершине вулкана, — возразил доктор.
— Я поднимусь!
— Это неприступная гора.
— Я поднимусь!
— Зияющий, клокочущий кратер.
— Я поднимусь!
Невозможно передать настойчивость, с какой Гаттерас произнес последние слова. Его друзья были потрясены. С невольным ужасом смотрели они на вулкан, над которым колыхался огненный столб.
Доктор начал ему возражать; он настаивал, требовал, чтобы Гаттерас отказался от своего намерения; он высказал все, что подсказывало ему любящее сердце; он начал робкой просьбой и кончил дружескими угрозами, — но все было напрасно: Гаттерас был охвачен безумием, которое можно было бы назвать «манией полюса».
Только силой можно было бы остановить рвавшегося к гибели безумца. Но, зная, что насилие может вызвать еще большее возбуждение, доктор решил применить его только в крайнем случае.
Впрочем, он надеялся, что физическая невозможность и непреодолимые препятствия остановят Гаттераса и помешают ему осуществить задуманное.
— В таком случае, — сказал он, — мы тоже пойдем с вами.
— Хорошо, — ответил капитан, — но только до половины горы, не дальше. Вы должны доставить в Англию копию протокола о нашем открытии в случае, если…
— Однако…
— Решено! — отрезал Гаттерас. — Я просил вас как друг, и вы меня не послушались, — теперь я приказываю вам как капитан.
Доктор больше не настаивал, и через несколько минут маленький отряд, приготовившись к трудному подъему, тронулся в путь, сопровождаемый Дэком.
Небо было лучезарно. Термометр показывал +52°F (+11°C). Атмосфера была насыщена светом, как это часто бывает на высоких широтах. Было восемь часов утра.
Гаттерас шагал впереди со своей верной собакой; Бэлл, Альтамонт, доктор и Джонсон следовали за ним на некотором расстоянии.
— Я начинаю побаиваться, — сказал Джонсон.
— Опасаться нечего, — ответил доктор. — Ведь мы около него.
