— Погиб!
Они огляделись по сторонам. На поверхности бурного моря ничего не было видно. Дэк отчаянно лаял, он хотел броситься в море, и Бэллу с трудом удалось его удержать.
— Садитесь за руль, Альтамонт, — сказал доктор. — Чего бы ни стоило, будем спасать нашего несчастного капитана.
Джонсон и Бэлл заняли свои места на банках, Альтамонт взялся за румпель, и шлюпка снова стала к ветру.
Джонсон и Бэлл изо всех сил налегали на весла; целый час шлюпка не покидала места катастрофы. Но все поиски оказались напрасными. Несчастный Гаттерас погиб, — он был унесен ураганом.
Погиб! И так близко к цели! Так близко от полюса, на который ему удалось только мельком взглянуть!
Клоубонни звал, кричал, стрелял из ружья; Дэк присоединил свой жалобный лай к зову доктора, но ответа не было. Глубокая скорбь овладела доктором, он уронил голову на руки, и товарищи услыхали, как он рыдает.
До берега было далеко, и, не имея под руками ни весла, ни куска дерева, Гаттерас не мог живым добраться до суши, только его распухший, изуродованный труп достигнет желанного материка.
Убедившись, что поиски напрасны, мореплаватели решили продолжать путь на север, борясь с последними порывами бури.
Одиннадцатого июля в пять часов утра ветер улегся; волнение мало-помалу стихло, небо вновь обрело полярную ясность, и на расстоянии каких-нибудь трех миль берег предстал во всем своем величии.
Это был остров, или, вернее, вулкан, возвышавшийся, подобно маяку, на Северном полюсе мира.
Огнедышащая гора извергала фонтаном камни и накаленные добела обломки скал; казалось, она ритмически сотрясалась, и это напоминало дыхание гиганта. Выброшенные массы шлаков взлетали высоко на воздух в снопе яркого пламени; лава потоками стекала по склонам горы. Огненные змеи извивались среди дымящихся скал; горящие водопады падали в багровом тумане; сотни огненных ручьев сливались в пылающую реку, которая с шипением изливалась в кипящую пучину.
Казалось, вулкан имел только один кратер, откуда вырывался столб огня, прорезанный зигзагами молний. Электричество, по-видимому, играло немалую роль в этом величественном явлении.
Над волновавшимся пламенем колыхался гигантский султан дыма, багровый у основания, черный вверху; он величаво вздымался к небу, и клубы далеко расплывались черными завитками.
Небо над вулканом было пепельного оттенка; теперь стало ясно, что мгла, царившая во время бури и казавшаяся доктору необъяснимой, была вызвана клубами пепла, застилавшего солнце непроницаемой завесой. Явление это напомнило Клоубонни аналогичный феномен, имевший место в 1812 году на острове Барбадосе, который среди белого дня погрузился в глубокий мрак, — столько пепла было выброшено вулканом острова святого Викентия.
Огромная огнедышащая гора, вставшая перед путешественниками посреди океана, была высотой в тысячу туазов, то есть не меньше Геклы.
Линия, проведенная от вершины горы к ее основанию, составляла с горизонтом угол около одиннадцати градусов.
По мере приближения к берегу гора как бы выплывала из волн. На ней не было заметно ни малейших признаков растительности. Казалось, даже и побережья не было; крутые склоны обрывались в море.
— Удастся ли нам пристать? — спросил доктор.
— Ветром нас несет прямо к острову, — ответил Альтамонт.
— Но берег такой крутой, что решительно негде высадиться!
— Так только издали кажется, — заметил Джонсон. — Во всяком случае, место для шлюпки найдется. А это все, что нам нужно.
— Попробуем, — печально промолвил доктор.
Клоубонни даже не хотелось смотреть на необычайный остров, поднимавшийся перед ним. Полюс находился именно здесь, но человека, открывшего эту землю, уже не было в живых.
В пятистах шагах от прибрежных скал море словно кипело под действием подземного огня. Остров, который оно омывало, имел в окружности не больше девяти или десяти миль; если земная ось и не проходила через него, то все же он должен был находиться у самого полюса.
Приближаясь к берегу, мореплаватели заметили крохотную бухточку, где шлюпка вполне могла бы приютиться. Они тотчас же направились туда, хотя и боялись увидеть тело капитана, выброшенное бурей на скалы.
Однако было мало шансов, что труп будет выброшен на берег. Ведь у острова почти не было побережья, и морские волны дробились об отвесные утесы. Толстый слой пепла, на который от века не ступала нога человека, покрывал скалы выше уровня, до которого достигали волны прибоя.
Наконец, шлюпка проскользнула в узкий проход между двумя рифами, чуть выступавшими над водой, и вошла в бухту; там она была вполне защищена от прибоя.
Жалобный вой Дэка усилился; несчастный пес как бы призывал капитана, требовал его у безжалостного моря, у безответных скал. Доктор гладил его, пытаясь успокоить, как вдруг верный пес, как бы желая заменить своего хозяина, сделал огромный прыжок и первым очутился на скале; вокруг него поднялось целое облако пепла.
— Дэк! Дэк! сюда! — кричал Клоубонни.
Но Дэк не слышал зова и быстро скрылся из виду. Мореплаватели стали высаживаться; очутившись на берегу, они надежно закрепили шлюпку.
Альтамонт хотел было подняться на огромную груду камней, как вдруг невдалеке раздался необычайно энергичный лай Дэка, выражавший скорее горе, чем гнев.
— Слушайте! — сказал доктор.
— Наверно, напал на след какого-нибудь животного, — заметил боцман.
— О нет! — содрогнувшись, ответил Клоубонни. — Это жалобный вой, — в нем слышатся слезы. Он нашел тело Гаттераса…
При этих словах все четверо бросились бежать сквозь вихрь ослеплявшего их пепла по следам Дэка; они спустились к небольшой бухте, где на полоске низкого берега шириною футов в десять неприметно замирали волны прибоя.
Дэк лаял, стоя возле трупа, закутанного в английский флаг.
— Гаттерас! Гаттерас! — вскричал доктор, бросаясь к телу своего друга.
Вдруг Клоубонни испустил громкий крик.
Окровавленное, по-видимому, безжизненное тело вздрогнуло под его рукой.
— Он жив! жив! — вскричал доктор.
— Да, — отозвался слабый голос. — Я жив и нахожусь у полюса, куда меня выбросила буря! На острове Королевы!
— Ура! Да здравствует Англия! — крикнули все пятеро в один голос.
— Да здравствует Америка! — добавил доктор, протягивая одну руку Гаттерасу, а другую Альтамонту.
Дэк тоже кричал «ура» на свой манер, но ничуть не хуже остальных.
В первые минуты эти славные люди не помнили себя от счастья, найдя живым товарища, которого уже оплакивали; радостные слезы застилали им глаза.
