Бульдог ввалился в управу, будто к себе в хату, взбудораженный, как поднятый с недосыпу ведмедь.
— Вроде отыскали голубчика, — выговорил он без «здрасьте», скороговоркой, спросил:
— Водка есть?
— Как не быть…
— Плесни, Микола Николаевич, сто пятьдесят.
Выпростал стакан, как воду, выдохнул:
— Джип стоит под Рыжими сопками. Видать, хозяин-то в катакомбы намылился. Если уйдет — пиши пропало: не выкурим.
— А верно — он?
— Он. В черном во всем, как ориентировали.
— Ну-ну. Может, мне со служивыми подтянуться? Народу-то у тебя сколько станет?
— Народ в поле. А у меня — солдаты удачи, мать их… — весело осклабился Бульдог, нижняя губа его притом вроде обвисла вниз, а нижняя челюсть казалась выступающей вперед. Кликуху ему кинули, как здрасьте: в цвет.
«Солдаты удачи», как же… Душегубы, одно им название. А удача, она за убивцами не ходит: тока что лукавый златом-серебром поманит да и заберет ее, удачу ту.
Вместе с головушкой. Карамаз, он повидал всякого.
— Ты это… Иваныч, — начал Карамаз.
— Ну?
— Джип-то евонный, поди, дорогой?
— Да они все недешевые…
— Вы это… Не дырявили бы его шибко. А то твоим архаровцам только дай… Коли машина справная, чего уж добро на ветер пускать.
— Учту, Николаич, — пообещал Бульдог, добавил:
— А там уж как сложится.
Головорезы во дворе чтой-то гомонили, будто пьяные.
— Садись! — крикнул в приотворенное оконце Бульдог, и те попрыгали в машины. А у самого «комиссарушки» глаза стали злы, но плескался в них, будто искры в руде, переливом, огнем, острый азарт. А то: как-то он, Карамаз, секача по редколесью сторожил, дак сердечко, как кусты те затрещали, из груди рвалось, будто на первую девку залезть собирался. А на человека охотиться, видать, куда как хлеще!
Знать, сладость такая, что вязнут эти псы в той охоте, как мухи в меду: насмерть.
Небо прояснилось неожиданно. И на волны, и на все окружающее словно кто-то брызнул яркой краской: море заиграло бликами по поверхности, храня свое могучее спокойствие в темной глубине, как тайну; сопки стали рыжими, будто кора старых сосен; пожухлая трава перестала казаться серой жеванной бумагой, засеребрилась, и даже далекие с высокого берега камешки гальки заиграли живыми мазками кисти Анри Руссо…
И воздух, казавшийся сырым и влажным, стал чище, прозрачнее: туман рассеялся, и море сливалось с небом где-то там, далеко, за дымным горизонтом…
Аля вышла из машины, подошла к краю обрыва и замерла. Маэстро застыл рядом.
— И куда мы теперь? — спросила девушка.
— Как всегда, — хмыкнул Маэстро. — Вперед и вверх. Девушка исподволь окинула мужчину взглядом: сейчас он казался вполне нормальным. Спросила:
— Так что я должна вспомнить?
— Ты больше ничего не должна. Никому и ничего, — услышала она сзади голос и почувствовала, как спина будто покрылась изморозью.
Реакция Маэстро была мгновенной: одним движением он притянул ее к себе, и девушка почувствовала прижатый к виску «зрачок» пистолета.
— Ну? — спросил он довольно насмешливо. — Будем играть в пиф-паф или…
Олег Гончаров стоял метрах в тридцати; в руках у него было оружие. Аля почувствовала, как бьется сердце… Он жив… Жив! Но каким образом он…
Скосила глаза на Маэстро и увидела, что лицо его бледно и абсолютно спокойно. На губах блуждала странная улыбка.
— Ты пришел убить меня? Забавно… Стрелять с двадцати пяти метров для тебя слишком рискованно, стрелок ты всегда был неважный… А я — не промахнусь…
Внезапно одним движением он оттолкнул Алю в сторону и нырнул кувырком куда-то вниз… Через мгновение он был уже на ногах, в каждой руке зажато по пистолету, и оба направлены на Гончарова. Между противниками осталось не больше пятнадцати метров.
Улыбка на лице Маэстро казалась нарисованной. Мужчины двигались каким-то странным полукругом, не сводя друг с друга стволов. Их перемещения напоминали старинный танец, полный грации и изящества, но движения были скупы и точны: каждое лишнее или поспешное могло стоить жизни кому-то из них. А скорее всего — обоим.
— Ты спасся, Гончий? — разлепил губы Маэстро.
— Как видишь.
— Ты пришел убить меня?
— Как получится.
— Никак не получится.
Аля замерла. Она боялась любым неловким движением вмешаться в поединок: расстояние слишком мало, пуля — слишком фатальна.
— Как ты меня нашел?
— Немного везения.
— Зачем?
— Мне нужна девушка.
— Вот как?
Мужчины не отрывали взгляды друг от друга. Маэстро замер на месте, словно матадор; Олег тоже стоял недвижно. Аля до крови закусила губу и закрыла лицо руками.
Маэстро медленно снял пистолеты с боевого взвода, опустил оружие.
— Ты не станешь стрелять в безоружного. К тому же.. у — Пусть на мгновение, но взгляд Маэстро словно заволокло дымкой… — Смертью здесь распоряжаюсь я.
Гончаров медленно опустил пистолет.
Маэстро присел на камень, вынул из кармана пачку сигарет, зажигалку, прикурил, с удовольствием выпустил дым.
— Ну? Поговорим? Погоды стоят чудесным… Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы… — Маэстро усмехнулся, но очень невесело. — А убить друг друга никогда не поздно.
Олег неторопливо подошел к Маэстро, присел рядом:
— Сигаретой угостишь?
— Запросто. — Маэстро протянул ему пачку, зажигалку. Усмехнулся:
— Но Минздрав предупреждает…
— Я помню.
Олег неторопливо закурил. Мужчины сидели рядом и мирно дымили, словно собрались выезжать на пикник или рыбалку. Так прошла минута. Маэстро прищурился от попавшего в глаз дыма, произнес:
— Забавно.
Все произошло настолько быстро, что Аля не могла опомниться. Голос Олега, холодный ствол у виска, мужчины с направленным друг на друга оружием. А сейчас оба сидят рядком и покуривают. Смолят себе сигареты на краю обрыва в полсотни метров, словно затем они и приехали на морское побережье: воздухом подышать и о былом посудачить. А в чем оно, это былое?
Злость пришла неожиданно. Аля приблизилась к обоим:
— Офицеры, угостите даму папироской!
Маэстро протянул ей пачку, Олег чиркнул зажигалкой.
— Ничего, если я посижу рядышком немного? Стоять устала.
— Аля… — тихо сказал Олег.
— Я считала тебя мертвым, — произнесла девушка, едва сдерживая слезы.
— Там, в машине, у меня был болевой шок. Пуля попала в какой-то нерв. Но мне повезло: она пробила сиденье и застряла меж ребер…
— Ты был как убитый. Крови было много. Все сиденье в крови.
— Задело. Какое-то время был без сознания, а как пришел в себя, попытался выбраться из машины и — снова свалился…
— Как ты влез во все это? — резко спросил Маэстро, в упор глядя на Гончарова.
— Случай. Кстати, ты знаешь, что Аля…
— Дочь Барса?
— Да.
— Знаю.
— Зачем вы взяли ее в разработку, Маэстро? Тот усмехнулся:
— Вот тут уж действительно случай.
— Олег… — перебила их Аля. — Как ты все-таки выжил?
— Меня подобрала братва.
— Разве у Автархана кто-то еще остался? — удивленно приподнял брови Маэстро.
— Это были ребята другого авторитета. Они называли его Кондрат. Видно, подъехали подобрать раненых; единственным раненым оказался я. Меня приняли за одного из бойцов Автархана. В чувство привели довольно скоро. Очнулся в загородной резиденции: прекрасная комната, уход. До моего сведения довели, что этот Кондрат не вполне понимает происшедшее и с моей помощью хотел бы разъяснить ситуацию.
Допрашивать не стали, ждали самого…
Ну а поскольку задерживаться не входило в мои намерения… Как удалось узнать, никакой девушки они не обнаружили. Я должен был найти Алю. Как только малость оклемался, скрутил стороживших меня братанков, попутно узнал месторасположение особняка Автархана и двинул туда. Понятно, на заемном авто.
— Так это ты был там до меня и навалял столько трупов? — спросил Маэстро.
— Они не хотели искать взаимопонимание.
— Ты нашел медвежонка?
— Да. Раньше, чем ты.
— И записку в капсулке?
— Естественно…
— И…
— Да. Когда ты появился в особняке, я был еще там.
— Красиво, Гончий, красиво… Ты дал мне забрать игрушку и… Ну да: место встречи изменить нельзя. Но… Почему ты не попытался меня захватить или проследить за мной?
— Захватить? Маэстро?..
— Да, это я погорячился. Но приделать мне «хвост»?..
— Ты будешь смеяться, Влад, но у этой иноземной штуковины, что я позаимствовал у братвы, подсел движок. Железного коня пришлось бросить. До города добирался электричкой.
— Забавно. Сюда ты тоже пришел не убивать меня… Или тебе стало жалко… так сказать, старого боевого товарища? — Маэстро слегка поморщился. — Это непрофессионально. Ты бы мог легко снять меня из винтовки с самой плохонькой оптикой.
— Если бы она была…
— Нужда заставит пироги с маком есть… Выходит, нужды не было. А все-таки.
