— Миллионы, — спокойно сообщила Одиль. — Десятки миллионов.
Даррен расхаживал между рядами картин с видом хранителя королевского собрания живописи.
— Здесь представлены все этапы его творчества, так ведь? Это потрясающая коллекция.
— И к сожалению, она постоянно растет в цене.
— К сожалению?! — воскликнула Кейт. — Что плохого в картинах стоимостью в десятки миллионов?
Старуха пожала плечами:
— Это с какой стороны посмотреть. Понимаете, деньги меня не волнуют. Я всегда хотела лишь одного — чтобы дорогие мне картины висели у меня дома. И я могла бы любоваться ими. Но сейчас это уже невозможно. В наши дни все, к чему прикасался Пикассо, стоит целое состояние. Как, вероятно, и тысячи вещей, не имеющих к нему отношения. Если бы кто-то знал, что у меня есть эти картины, я не могла бы даже посмотреть на них. Мне пришлось бы подвести к каждой сигнализацию, поместить их в защитные контейнеры, нанять вооруженную охрану. Или даже отдать в банковское хранилище. — Она замолчала и вздохнула. — Теперь, конечно, мне придется это сделать.
— Придется? — эхом отозвалась Кейт. — Почему?
— Потому что кое-кто знает, что они здесь.
— Кто?
Наступило молчание, а потом Даррена как прорвало.
— Да! — закричал он, прерывисто дыша от возбуждения. — Я все понял. В этом-то все и дело. Вот за чем охотятся братья Хардстоун! Это и есть их грандиозный план!
— Ты хочешь сказать… — Кейт удивленно посмотрела на своего бывшего коллегу.
— Конечно, им нужны картины Пикассо! — воскликнул Даррен. — Хардстоуны планировали ограбление. Хотели украсть эти картины и тайно продать их какому-нибудь частному коллекционеру. Готов спорить, у них был конкретный заказ. Картины исчезли бы без следа, о них никто бы не знал. Я ведь прав? — обратился он к Одиль.
— Думаю, да! — Носком элегантной черной туфельки Одиль потерла невидимое пятнышко на блестящем деревянном полу.
— Да! — Даррен ударил невидимого противника. — Наконец-то тайна разгадана! Господи, жаль, что здесь нет Крайтона!
— И мне тоже, — грустно сказала Кейт, понимая, что разгадана не одна тайна. Вероятно, призрак тоже имеет какое-то отношение ко всей этой истории. Она взглянула на Одиль. — Кто-то был в доме и хотел напугать меня. Крайтон и в этом оказался прав.
— Дорогая, я должна извиниться перед тобой, — сказала Одиль. — Я подозревала, что кто-то узнал о картинах, еще до того, как уехала в Париж. Помнишь, как мы познакомились?
— Когда вы упали на мостовую… О, теперь понятно. Вы хотите сказать, что не падали?
Седая голова медленно качнулась из стороны в сторону.
— Только когда кто-то стукнул меня сзади по голове. — Она дотронулась до затылка. — К счастью, у меня крепкие кости. А они очень торопились, поэтому ударили несильно. Когда ты появилась из-за угла, они рылись в моей сумке в поисках ключей от дома.
— Понятно, — медленно выдохнула Кейт. — Но ведь они очень сильно рисковали, верно? Кто угодно мог увидеть… Ведь день был в самом разгаре.
— Дорогая, ты забываешь о том, что это было время ленча, — слабо улыбнулась Одиль. — Все вокруг были заняты гораздо более важными вещами. Поэтому я и попросила тебя присмотреть за домом. Мне казалось, что человек моложе и сильнее, чем я, несколько охладит их пыл.
— Спасибо большое, — недовольно сказала Кейт. — Значит, вы оставили меня на растерзание Хардстоунам.
Здоровый глаз старухи умоляюще посмотрел на Кейт.
— Поверь, тогда еще я не знала, кто эти воры. И не понимала, что происходит, пока сейчас не услышала слова твоего друга. Но если он прав — а я в этом уверена, — ситуация очень серьезная. Марти Сен-Пьер — очень неприятная личность.
«Скажите это кому-нибудь другому!» — подумала Кейт и произнесла:
— Только посмотрите, что случилось с Крайтоном.
— Вот именно. Кейт, дорогая моя, я не хочу, чтобы что-нибудь подобное случилось с тобой.
«В этом мы солидарны», — подумала Кейт.
— Но как Хардстоуны узнали о картинах? — вслух размышляла она. — Если они десятки лет были спрятаны? Кто еще о них знает? — Она вопросительно взглянула на графиню. — Фабьен? — Конечно, он обязательно должен быть в курсе. Одиль не могла скрывать это от него. И то, что секрет стал известен еще кому-то, прямо подтверждает, что Фабьену нельзя доверять. И графиня, его большая поклонница в прошлом, сейчас все поймет.
— Фабьен? — Одиль очень удивилась. — Нет, он никак не мог им рассказать.
— Почему вы так уверены? — спросила Кейт.
— Потому что он ничего не знал и никогда их не видел. Я не показывала ему картины, хотя сделала бы это с удовольствием. Когда-нибудь он станет великим художником, я в этом не сомневаюсь.
Кейт нахмурилась:
— Но если вы так считаете, то почему не рассказали ему?
— Потому что такой огромный секрет невозможно сохранить. Рано или поздно он выплыл бы наружу. Фабьен очень горяч…
— Это уж точно, — с чувством подтвердила Кейт.
Графиня подняла брови.
— Он рассказал мне о вашей ссоре. Надеюсь, у вас все наладится.
Кейт промолчала.
— Будет очень жаль, если этого не случится, — продолжила Одиль. — Мне казалось, вы отлично подходите друг другу.
«Да! — хотела закричать Кейт. — Я тоже так думала. Пока не выяснила, что ему отлично подходит и Николь, и бог знает сколько еще женщин!» Но она промолчала в надежде, что Одиль оставит эту тему.
Но к сожалению, графиня думала иначе.
— Дорогая, ты поступила правильно. Его студия в ужасном состоянии. Даже у Пикассо было больше порядка, а это о чем-то да говорит.
Кейт видела, что Даррен ничего не понимает и ждет от нее объяснений.
— Единственный, кто знает о картинах, — моя сестра Одетт, — сказала Одиль. — Она тоже позировала Пикассо — вон там, в середине, ее портрет. Тот, где нога торчит из головы, а рука из уха. Но она тоже до сих пор молчала…
— Почему? — поинтересовалась Кейт. — Что изменилось сейчас?
— Как ты знаешь, Одетт больна уже несколько недель… И до приезда в Париж я не знала, что она часто бредит. Говорит постоянно, особенно о прошлом, и, сама того не осознавая, выдает много секретов. Такие новости распространяются очень быстро, особенно учитывая круг ее знакомых. — Одиль неодобрительно поджала губы. — Коллекционеры, владельцы галерей — все слышат эти рассказы. У моей сестры до сих пор много приятелей в мире искусства. И не все они честные люди.
— Какой ужас! — сказал Даррен.
— И еще кое-что. — Кейт наморщила лоб. — Почему вы сейчас рассказываете нам о картинах?
Плечи Одиль поникли.
— Потому что я больше не могу хранить их здесь. И теперь не имеет значения, кто о них будет знать. Скоро это станет широко известно.
