— Я и намереваюсь делать ее, — ровным голосом ответил ему Ренделл.
— Меня не интересуют намерения. Меня интересуют результаты. Нам нужны только результаты. Слушайте меня. Мы знаем, кто пытался уничтожить лабораторию Эдлунда. Мы знаем, что это был один из хулиганов де Фроома…
— Де Фроома? Как мог он сам или кто-либо из его людей туда попасть?
— Неважно — как. Не забывайте о том — кто. Это был де Фроом, в этом мы даем свое слово. Так что теперь у нас нет никаких шансов на переговоры с этой радикальной сволочью. Он безрассуден и готов на все. И мы решили нанести ему последний, решающий удар. Мы готовим его прямо сейчас. Мы еще раз переносим наш день объявления. Мы собираемся сделать это в пятницу, пятого июля. Только что я целый час разговаривал с вашими людьми. Мы уже передоговорились относительно королевского дворца и трансляции по Интелсат. Сейчас мы рассылаем письма и телеграммы, приглашения журналистам. Мы вплотную занялись предварительными сообщениями, чтобы пресса могла настроить публику на то, чтобы через восемь дней она ожидала крупного события. Мы приказали Хеннигу передать вашим людям Библии без переплетов сразу же, как только те будут готовы. Мы хотим, чтобы рекламная команда — и это относится к вам тоже — работала день и ночь, вплоть до самого дня объявления. Нам нужно, чтобы все рекламные материалы были готовы к тому моменту, когда мы отправимся в королевский дворец, чтобы рассказать всему миру про нашу Библию. Вы слышите меня, Стив? С этой минуты ничто уже не должно помешать вашей работе над этим.
— О’кей, Джордж.
Уилер направился к выходу, толкнул дверь, повернулся.
— Что бы вы не искали, Стив, даю вам слово, этого вы не найдете. Потому что его просто не существует. Так что, хватит охотится на призраков и доверьтесь нам.
После этого он ушел.
А Ренделл остался со своими вопросами и без каких-либо ответов. Совершенно неожиданно он вспомнил, что осталось еще кое-что. Еще один призрак.
Еще один. Последний, у которого могут быть ответы.
Впервые за последнее время он захотел встретиться с Анжелой Монти.
* * *
РЕНДЕЛЛ РАБОТАЛ ДОПОЗДНА СО СВОИМИ людьми, так что только в десять часов вечера он смог уйти, чтобы устроить долго оттягиваемую встречу с Анжелой.
Чем сильнее он желал этого воссоединения с нею, тем больше он его боялся. С того времени, как он узнал в Париже, как обманула его Анжела, с поездки на Гору Афон, в течение которой он внутренне ненавидел эту девушку, столько всего произошло, что злость постепенно уходила. Тем не менее, остатки недоверия отравляли Ренделлу душу. Если бы у него был выбор, он продолжал бы оттягивать их свидание и неизбежный момент истины. Но Ренделл знал, что выбора у него нет — он просто обязан увидеть Анжелу. Слишком многое было поставлено на карту.
Когда Ренделл робко постучал в дверь номера 105 в гостинице “Виктория”, он был настроен на то, чтобы вести себя с Анжелой холодно, бесстрастно, по-деловому. Но когда дверь открылась, показав ее, эти развевающиеся темные волосы, обольстительные зеленые глаза, сладострастное тело, подчеркнутое белоснежным неглиже, он почти что забыл о своем намерении. Он с радостью ответил на объятия Анжелы, вдыхая запах ее духов, чувствуя прикосновение ее пышной груди, теплоту ее плоти. Тем не менее, он попытался взять себя в руки. Скользнув губами по ее щеке, Ренделл оторвался от девушки и прошел в ее комфортабельный номер.
После этого были какие-то необязательные слова: отчет о порученных ей исследованиях, сожаления о его выросшей загруженности по причине переноса срока; Анжела смешала двойной шотландский виски с водой для него, а себе налила коньяку. Ренделл никак не мог перейти прямо к J’Accuse <Допрос, расследование (франц.)>, и каждая уходящая секунда затрудняла начало атаки на честность Анжелы, равно как и то, что за ней должно было последовать.
Но он пытался перевести их болтовню на дело. Ренделл испытывал затруднения. Здесь все нужно было провести одним ударом. Фотографии. Необходимо поднять проблему фотографий. Для рекламной кампании нужно было множество самых различных фотографий. Ренделл считал, что с этим заданием справится Эдлунд. К несчастью, Эдлунд этого сделать не мог. Ренделл рассказал Анжеле про пожар в фотолаборатории. Анжела посочувствовала несчастью. После этого Ренделл напомнил ей о их первой встрече в Милане, когда она рассказывала о целой коллекции имеющихся у нее снимков, фотографий, сделанных ею самой и ее отцом во время раскопок в Остиа Антика..
— Эти фотографии с тобой? — спросил он у Анжелы. — Более всего мне хотелось бы увидеть любые фотографии, которые твой отец сделал с папирусов Иакова, когда он их только нашел, но еще лучше, увеличенные снимки уже обработанных папирусов.
Ну конечно же, она взяла их с собой в Амстердам, целую кучу самых разных фотографий. Анжела подошла к шкафу и вытащила из него картонный ящик, открыла его и высыпала снимки на зеленый ковер прямо в центре комнаты.
Спустя полчаса, они все еще сидели на ковре: Ренделл без пиджака, скрестив ноги, осматривая каждый поданный ею снимок.
Все эти визуальные доказательства раскопок показались Ренделлу весьма интересными. Среди всего прочего они дали возможность ему впервые увидеть профессора Монти, маленького, полненького пожилого человека с добрым, ангельским личиком учителя-органиста. Здесь же были итальянские рабочие в траншеях, покрытые потом и пылью под жарким солнцем. Было несколько фотографий самой Анжелы и ее старшей сестры, Кларетты, более высокой, более худощавой и не такой красивой, в поле с отцом после триумфа находки. Имелись снимки с профессором Монти, представляющим свои находки, только арамейский текст на папирусах был совершенно неразличим из-за большого расстояния. Здесь имелось все, кроме того, о чем Ренделл думал.
Он закончил рассматривать последнюю пачку снимков и поднял голову.
— Прекрасно, Анжела. Многие из них будут очень полезны для нашей рекламной кампании. Я возьму их на выходные, просмотрю, и самые качественные мы размножим.
Анжела не отводила глаз от Ренделла.
— Что-то в твоем голосе не чувствуется энтузиазма.
— Да нет, они хороши. Но я надеялся — ну, я очень надеялся на то, что среди этих фотографий будут и увеличенные снимки папирусов.
— Если я правильно помню, они были, — сказала Анжела. — Мой отец частенько просиживал часами, изучая снимки. Все это было еще перед тем, как подлинность папирусов была подтверждена, и сами они были переданы итальянским правительством издателям в аренду. Отец даже выучил арамейский, поэтому мог читать папирусы так же хорошо, как будто те были написаны по-итальянски или по-немецки. Практически говоря, он заучил их на память, каждый фрагмент, каждый значок, чем он страшно гордился и даже любил хвастаться.
— И где же эти увеличенные снимки теперь?
— Не знаю. Я пыталась найти их перед своей поездкой в Амстердам, но не смогла отыскать ни одного. Я даже спрашивала у отца, но он же типичный рассеянный профессор. Он просто не помнил, что могло с ними случиться. Думаю, что его это и не беспокоило. Ведь он уже сфотографировал их все в памяти. Но мне кажется, что он, скорее всего, передал снимки в министерство, а уже те переправили их доктору Дейчхардту. — В голосе Анжелы прозвучала надежда. — Может ты спросишь у Дейчхардта?
— Да, я так и сделаю.
— Тем не менее, насколько мне помнится, у тебя имеется и собственный набор, сделанный мистером Эдлундом.
— У меня он имеется, только… ладно, это уже неважно. Мне просто хотелось увидеть и некоторые другие снимки.
Анжела внимательно поглядела на Ренделла. Тот пытался избегать ее взгляда, деловито собирая разбросанные фотографии и укладывая их назад в ящик.
Покончив со снимками, он понял, что Анжела все еще изучает его.
— Стив, тихо произнесла она, — почему ты меня избегаешь?
— А разве я тебя избегаю?
— Да. Что-то случилось. Когда ты снова будешь любить меня?
Ренделл чувствовал, как одеревянели мышцы его шеи.
— Тогда, когда я вновь буду тебе верить, — ответил он.
— А сейчас ты мне не веришь?
— Нет, — довольно резко сказал он. — Нет, Анжела, я тебе не верю.
Вот. Наконец-то. Ренделл почувствовал облегчение, но вместе с тем и возросший гнев по отношению к этой девушке и, одновременно, правоту этого гнева. Он встретил ее взгляд, приготовившись к ее возражениям. Но Анжела ничего не говорила, не проявляла никаких видимых реакций. Ее прекрасное лицо, если не считать зрачков, оставалось неподвижным.
— Ладно, — сказал он. — Ты сама напросилась. Так что давай уже закончим с этим.
Анжела молча ждала продолжения.
— Я не верю тебе, потому что не могу верить тебе уже ни в чем, — сказал Ренделл. — Ты солгала мне на прошлой неделе. Ты лгала мне и раньше, только тогда это была мелкая ложь, особой важности не имеющая. На сей же раз ложь была крупная, и она может быть крайне важной.
