— Не думаю, что выдержу еще пятнадцать миль. Вдобавок в гору.
Спустя полминуты он удивил меня, ответив:
— Я тоже не уверен, что выдержу. Выше головы не прыгнешь.
— Опять бедро беспокоит?
— Да.
— Надо бы на него взглянуть.
— Костоправ продырявил мне ногу, пусть он ее и лечит. Поехали, пока хоть какие-то силы есть.
Мы одолели еще около шести миль. Последние две — вверх по склону поросшего сухой травой холма. Потом, не сговариваясь, в изнеможении одновременно остановились.
— Придется передохнуть часок, прежде чем двигать дальше, — сказал Ворон.
Упрямая скотина.
Мы не пробыли там и пяти минут, как я снова заметил признаки той дьявольской бури на севере.
— Ворон, — позвал я.
Он взглянул туда. Ничего не сказал. Только вздохнул и стал вместе со мной считать молнии.
В звездном небе по-прежнему не было ни единого облачка.
XXV
Осторожно поднявшись на перевал, Жабодав, на спине которого восседал Плетеный, остановился. Его колотила дрожь.
Существование этого места они впервые ощутили за много миль отсюда. С тех пор сила его ауры непрерывно нарастала. Нарастало и вызываемое ею раздражение. Они были порождениями тьмы, а здесь находилась крепость их врага, цитадель света. Таких мест оставалось совсем немного.
Их следовало отыскать и стереть с лица земли.
— Незнакомая магия, — прошептал Плетеный. — Мне это не нравится.
Он окинул взглядом северную часть неба. Посланцев дерева-бога не было видно, но они находились где-то там. Неуютно чувствовать себя зажатыми между ними и этим местом.
— Нам лучше сделать дело побыстрей, — сказал Плетеный.
Жабодав вовсе не хотел связываться ни с каким делом. Будь у него выбор, он обошел бы это место стороной.
Собственно, выбор у него был. Правда, небогатый. Он мог просто удрать однажды, отказавшись повиноваться Плетеному. Но эту возможность следовало держать про запас. А пока он подчинялся требованиям своего господина, иногда рациональным, а чаще — идиотским или вовсе лишенным всякого смысла. Подчинялся, выжидая благоприятного случая.
В их армии сейчас насчитывалось две тысячи человек. Когда командиры остановились на перевале, люди буквально с ног валились от изнеможения. Двое, по приказу Плетеного, помогли ему спешиться.
Все солдаты, без исключения, теперь были богачами. Их мешки трещали по швам, набитые до отказа редкостными сокровищами, награбленными в захваченных городах или перешедшими по наследству от убитых соратников. Редко кто задерживался в этой армии дольше двух месяцев. Среди двух тысяч оставалась едва ли сотня таких, кто пересек море вместе с Хромым. Не успевшие дезертировать вовремя вряд ли могли рассчитывать на долгую жизнь.
Плетеный наклонился к уху Жабодава.
— Мразь, — прошептал он, — Подонки. Все, до единого.
Что верно, то верно. Те, в ком была хоть искра смелости или порядочности, дезертировали очень быстро.
Плетеный опять взглянул на небо. Намек на улыбку тронул его изуродованные губы.
— Вперед! — прошептал он.
Солдаты постанывали и ворчали, снова взяв оружие, но подчинились приказу. Плетеный пристально смотрел на монастырь. Храм каким-то образом подтачивал его уверенность в себе, хотя никаких конкретных причин для этого не было.
— Ступай! — потрепал он по загривку Жабодава. — Разнюхай что к чему.
Затем он собрал уцелевших колдунов из далеких северных лесов. Последнее время от стариков было не много пользы, но теперь нашлось дело и для них.
Все произошло внезапно. Только что стояла тихая ночь; лишь стрекотали кузнечики, да солдаты беспокойно шевелились, нервничая перед предстоящим штурмом. И вдруг весь воздух заполнился атакующими мантами. Они налетели небольшими группами, со всех направлений сразу, но на этот раз не молнии стали их главным оружием.
Первые манты, пронесшиеся словно призраки, сбросили вниз мясистые предметы, похожие на сардельки четырехфутовой длины. Повсюду вспыхнули маслянистые языки пламени. Удар был нанесен точно. Жабодав бешено взвыл, оказавшись в кольце огня. Солдаты истошно кричали. Лошади ржали и вставали на дыбы. Загорелись фургоны с грузом.
Плетеный тоже вопил бы от бешенства, если б мог. Но на вопли не было времени. Он только что начал готовить своим врагам западню. Но именно тогда, когда он полностью сконцентрировался на этом, его застигли врасплох.
Пламя охватило его тело. Теперь он больше не мог думать ни о чем другом.
Он очень серьезно пострадал, прежде чем успел укрыться в коконе защитных заклинаний. Его обуглившееся, переломанное тело распростерлось на земле. Боль была ужасной, но еще ужасней была бушевавшая в нем ярость.
Огненные пузыри продолжали падать. Сбросив груз, манты возвращались, чтобы метать молнии. Плетеный напряг всю свою колдовскую силу и подключил к ней двух шаманов. Теперь один из них поддерживал его полуразрушенный остов, а второй находил места разрывов в плетеном туловище Хромого, сращивал и укреплял оборвавшиеся концы колдовских чар.
То, что оставалось от тела Плетеного, взмахнуло обугленной рукой. Из черноты ночи на землю, кувыркаясь, упала манта. Вокруг нее, потрескивая, плясали маленькие молнии.
Плетеный снова взмахнул рукой.
Жабодав ринулся в атаку на монастырь. Большинство солдат следовало за ним. Быстрая успешная атака сулила им защиту под монастырскими стенами от ужаса, упавшего с неба.
Но ужас продолжал преследовать их по пятам.
Огненные пузыри падали вокруг Хромого, расцветая оранжевыми всполохами пламени, уничтожая припасы и военное снаряжение. Но, окружив себя защитой, Плетеный забыл об огне. Он вернулся к прерванному нападением занятию.
Жабодав был уже совсем рядом с храмом, когда из-за монастырских стен вырвалось нечто, отбросившее его в сторону с такой же легкостью, с какой человек щелчком отшвыривает муху. Солдаты вокруг него попадали на землю.
Нигде нельзя было найти укрытия от тварей, атакующих с неба. Хотя несколько человек продолжали беспрепятственно продвигаться вперед. Почему?
Несколько мант спустились совсем низко, вибрируя плавниками-крыльями. Жабодав подобрался и в отчаянном прыжке взметнулся в воздух. Его челюсти сомкнулись на трепещущей черной плоти.
Пока два колдуна извлекали нечто из дымящихся остатков фургона, Плетеный продолжал шептать заклинания. Глядя на шаманов, он радостно улыбался, не обращая никакого внимания на продолжавшуюся вокруг бойню.
Старики несли змею из обсидиана, тело которой, прямое, словно стрела, достигало десяти футов в длину и шести дюймов в толщину. Змея была сделана изумительно, вплоть до тончайших подробностей. Ее рубиновые глаза сверкали, когда в них отражались огни пожара. Старые знахари пошатывались под весом ее тела. Один из них ругался, обожженный жаром, исходившим от рептилии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
