Мидаса скорее оказались непосильным трудом.
Босыми ногами и голыми руками я превращаю в золото все, что он просит, и, не думая ни о чем другом, задаюсь только одной целью: быстрее с этим покончить, чтобы увидеть Дигби.
Я настолько поглощена ею, что день для меня уже состоит не из минут – он состоит из капель золота. Драгоценный металл замещает песчинки в часах, и я трачу каждую созданную мною каплю.
Трачу.
Трачу.
И трачу.
Одежда и тарелки, стены и монеты. Гобелены и перила, ледяные скульптуры и канделябры.
Иссякает не утро, а я иссякаю, проходя по каждой комнате, касаясь каждого предмета. Не день, а моя магия тянется по Рэнхолду, увеличивая богатство во славу Мидаса.
Все это время он заставляет меня трудиться, золотить одну вещицу за другой. Моя сила пропитывает каждый предмет, пока он не начинает искрить блеском. Но все это я делаю с удовольствием, без устали, ни разу не пожаловавшись, даже когда день тянется, а моя сила угасает.
Потому что я не хочу рисковать, потеряв возможность увидеться сегодня с Дигби. Я позволю Мидасу в последний раз взять бразды правления в свои руки, а потом вырву страницу из книги Слейда и обращу ее в словесный прах.
Один довод. У Мидаса остался только один довод мне угрожать, но скоро я лишу его этой возможности.
Я нахожусь в бальном зале, когда чувствую кожей знакомое покалывание. Приоткрыв налитые свинцом веки, смотрю в окно, но и так, не глядя на небо, знаю, что солнце село.
Наконец-то.
Ставлю пустой кувшин, остатки моей силы иссякают. Ослабленная магия закручивается вокруг оловянного дна, покрывая только половину, а потом твердеет и на середине останавливается. Я отпускаю кувшин и переворачиваю ладони вверх, чтобы осмотреть урон. Они покрыты липким золотом, на коже высыхают комочки, напоминающие свернувшееся молоко.
– Ты отлично справилась, Драгоценная, – хвалит Мидас.
Он весь день не отходил от меня ни на шаг, что противоречило его привычной манере «наблюдать издалека». Возможно, Мидас вел себя осторожнее, особенно в бальном зале, поскольку один раз нам чуть не помешала служанка. Или, может, он просто хотел принимать в этом больше участия. Мне удавалось не привлекать к себе особого внимания и просто заниматься своим делом, потому я не позволила ему меня пронять.
Несмотря на долгий день, одежда Мидаса по-прежнему выглядит великолепно. Его аккуратно уложенные волосы переливаются золотым блеском, как и пол, на красивом лице нет щетины – он выглядит таким же бодрым, как и сегодня утром.
А вот я, напротив, наверняка похожа на развалину, потому что такой себя и чувствую. Ослабленный корсет порвался еще в двух местах, коса расплелась, а концы волос торчат в разные стороны. Лоб блестит от пота, руки и ноги дрожат от того, сколько магии через них излилось, а платье покрыто брызгами липкого золота.
– Взгляни, сколько ты сегодня проделала работы, – оглядывая залу, говорит Мидас. Взгляд его не столько оценивающий, сколько… восторженный.
Я тоже осматриваю залу, подмечая каждую позолоченную мною деталь, включая колонны, балки и пол. Мне пришлось соблюдать осторожность, чтобы сохранить целостность замка. Не хочу, чтобы он рухнул под собственным весом, как та подушка на кровати Слейда.
Но для меня это всего лишь цвет. Я смотрю и не вижу богатства, потому что давало ли оно мне раньше свободу? Когда я что-то золочу, то просто плачу цену, которая становится все выше и выше. Золото лишь слово из шести букв, означающее алчность.
– Одно касание – и тебе по силам такая роскошь, – продолжает Мидас, смотря на стоящий перед нами сервант, который теперь уставлен золотой посудой. Он берет тарелку, настолько блестящую, что в ней отражается его лицо. Проводит по ней большим пальцем, словно ласкает любовницу.
– Золото – это воплощение богатства и власти. Единственная неизменная сила в мире, которая даст мне все, что я захочу. Люди будут предо мной преклоняться. С таким недостижимым богатством я всегда одержу верх, – с благоговением говорит он, благочестиво склоняясь у алтаря, а я – его десятина.
Поставив тарелку, Мидас поворачивается ко мне.
– Аурен, твоя магия поистине удивительна. Ты уникальна.
Чувствуя дискомфорт от его похвалы, я отвожу взгляд и вытираю руки о платье.
– А теперь я бы хотела увидеть Дигби.
– Разумеется, – тут же отвечает Мидас. – Я же дал тебе слово.
Хвала богам.
По огромной зале разносится скрип петель, и я, повернувшись, вижу, как в дальней части открывается дверь для слуг, и в комнату торопливо заходит служанка.
– О, как раз вовремя.
Женщина подходит к нам и ставит на стол поднос, после чего кланяется и уходит.
– Хотел убедиться, что ты перекусишь в вечерних сумерках, – говорит он. – Я знал, что ты снова будешь валиться с ног от усталости, и хотел о тебе позаботиться. – С показным радушием Мидас снимает крышку с подноса, и моему взору предстает еда и вино. – Садись, Драгоценная. Ешь и пей, а потом я отведу тебя к твоему стражнику.
Меня, безусловно, раздражает необходимость снова ждать, но и с голоду умереть не хочется. И он прав – я снова валюсь с ног от усталости, почти как в ту ночь, когда Слейд нашел меня на лестнице и отнес в комнату. Не могу позволить себе свалиться на пол в присутствии Мидаса – тем более сейчас, когда мне нужно сохранять бдительность ради Дигби.
Я сажусь на низкую скамеечку перед столом и принимаюсь за еду, а Мидас наливает мне в кубок вино. Быстро и с жадностью поедаю мясную нарезку и сыр, пустой желудок довольно урчит. Мидас перебирает стоящие на столе предметы, словно мысленно ведя подсчет их общей стоимости.
В перерывах между едой еще я пью вино, однако оно такое же густое и сладкое, как сироп. В глубине души мне хочется другой напиток. Потому что это вино комнатной температуры, идеальной выдержки и подслащенное – оно неплохое, но не сравнится с ледяным, закупоренным вином из бочки, что я пила у войска Четвертого королевства. Вот то вино было вкусным.
Хотя, возможно, дело просто в обществе.
Однако я выпиваю вино, доедаю сахарный пирог, зная, что моему организму понадобится как можно больше сил. Я так устала, что тело болит, глаза пощипывает от потребности во сне, но я прогоняю все это и пытаюсь настроиться.
Чувствуя тревогу, я встаю и стряхиваю с платья крошки.
– Я закончила.
– Уверена, что насытилась? – спрашивает Мидас, обводя взглядом поднос и еду, которую я оставила. Кроме вина, потому что его я сразу прикончила.
– Уверена, – решительно кивнув, говорю я, беспокойство берет верх. – Я просто хочу увидеться
