Если вы сможете об этом помнить, у вас будет критерий для суждения. Но начинать нужно с себя, другого пути нет. Начинать нужно с того места, где вы находитесь.
Любите себя, любите безмерно, и в самой этой любви ваша гордыня, ваше эго и вся подобная чушь исчезнут. И когда они исчезнут, ваша любовь начнет распространяться на других людей. И это будут не взаимоотношения, а возможность делиться. Это будут не взаимоотношения субъекта с объектом, а растворение, общность. Не будет лихорадочного жара, но будет прохладная страсть. Будут тепло и прохлада одновременно. Эта любовь позволит вам впервые ощутить вкус парадоксальности жизни.
Четвертый вопрос:
Ошо, не мог бы ты побольше рассказать нам о том, что суфии называют «адабом»? Является ли он «тарикой» – методом, который выходит за пределы физического присутствия мастера и становится частью самого сокровенного существа ученика, отражаясь в каждом поступке его повседневной жизни?
Да, адаб – это тарика, метод. Это начало чего-то безмерного, чего-то абсолютно непостижимого для интеллекта. Это первый шаг великого вечного паломничества. Пребывание с мастером – это просто урок пребывания с Богом. Вот почему на протяжении веков мастера называли «Богом». Это очень символично. Это метафора.
Слово «метафора» прекрасно. Мета означает «выше, вне пределов», фор означает «идти»: то, что выводит вас за пределы. Мастер – это метафора: он выводит вас за ваши пределы. Он – лишь начало, трамплин. Пребывание с мастером – это не что иное, как обучение тому, как быть с Богом. Бог невидим, а мастер видим: проще научиться у видимого и потом перейти к невидимому.
Вы когда-нибудь заглядывали в детские книжки? Для детей нам приходится рисовать большие и очень красочные картинки. Слов там немного. Если вам нужно научить ребенка букве М, вы должны нарисовать большое манго, очень привлекательное, красочное. Ребенка не интересует буква М, это нечто абстрактное – что она значит для ребенка? Но манго его, конечно же, интересует. Рот у него наполняется слюной, как только он видит это манго – такое яркое, такое сочное. И вот, таким способом мы можем научить его букве М – с помощью манго. Манго становится метафорой. Затем постепенно, постепенно картинка будет становиться все меньше, меньше, и меньше, и однажды совсем исчезнет. Тогда буква М начнет работать сама по себе. Тогда уже больше не нужно будет использовать манго, чтобы напоминать ребенку о букве М.
Точно так же мастер – это нечто видимое, ощутимое, а Бог невидим. Невозможно научиться адабу в отношении невидимого – вы должны научиться адабу, имея дело с видимым. Вы влюбляетесь в мастера – в Бога влюбиться очень трудно. Прежде всего, где он? Кто он? Существует он вообще или нет? Но вы можете влюбиться в мастера, и в самой этой любви внутри вас появится благодать. Любовь всегда создает благодать. Эта благодать и есть адаб.
Когда вы любите мастера, вы ведете себя определенным образом. Любовь знает, как себя вести. И дело не в какой-то навязанной дисциплине. Дело не в том, что вас заставляют – если вас заставляют, тогда вы не в присутствии мастера. Это вырастает из вас, как часть вашей любви, часть вашего чувствующего сердца. У вас так много чувств к мастеру, что, когда он рядом, вы немедленно погружаетесь в безмолвие, на вас нисходит благодать. Внутри вас возникает удивительное изящество. Внезапно вы забываете обо всех своих беспокойствах, забываете все свои прошлые и будущие программы. На несколько мгновений вы переноситесь в другой мир.
Это начало. Но постепенно, постепенно это укоренится в вас настолько глубоко, что присутствие мастера перестанет быть необходимым. Всякий раз, вспоминая мастера, где бы вы ни находились, вы немедленно будете попадать в то же самое пространство. И тогда мало-помалу необходимость вспоминать о мастере исчезнет. Это вспоминание станет подобным вашему дыханию – оно будет всегда присутствовать в некой тонкой форме. И тогда вся ваша жизнь станет красивой и благодатной. Тогда вы будете не только красиво и правильно вести себя с мастером, вы будете вести себя красиво со всеми, с кем вы общаетесь: на рыночной площади, в офисе, на заводе, где бы вы ни были – везде и со всеми. Теперь, когда мастер стал вашей сокровенной сутью, вы всегда находитесь в присутствии мастера. А затем мало-помалу это начнет распространяться на деревья, на горы, на небо и звезды. Это будет вашим вхождением в Бога – постепенно, шаг за шагом, однажды вдруг окажется, что мастера больше нет, ученика больше нет… есть только Бог.
Адаб – это определенная дисциплина, но она приводит вас в состояние полной спонтанности. Это тарика, метод – причем великий метод. Его может познать лишь тот, кто любит. Его может познать лишь тот, кто стал преданным, учеником. Он открывается только глазам любви. Это такое трудноуловимое переживание, что если вы придете к мастеру, наполненные своими знаниями и интеллектом, вы его упустите. Это такое утонченное чувство, что вы не сможете ощутить его вкус, пока не впустите его в свое сердце.
Именно поэтому каждый мастер, в конце концов, решает жить только со своими учениками – поскольку это единственный способ помочь людям прийти к Богу. Меня не интересуют толпы. Меня не интересуют люди, приходящие сюда из любопытства. Меня интересуют только люди, готовые умереть в моем присутствии, готовые исчезнуть в моей любви.
Вы проживаете здесь адаб. Это безмолвие и есть адаб. Ваши сердца, пульсирующие вместе со мной, ваше дыхание в одном ритме со мной – это адаб.
Пятый вопрос:
Ношение одежды определенного цвета и малы предписано саньясинам для того, чтобы они постоянно осознавали конечную цель – жизнь-блаженство. Возможно ли осознавать эту цель без ношения определенной одежды? Польза этого понятна, но непонятна неизбежность. Пожалуйста, разъясни, насколько это необходимо. Ради блаженства я буду все это носить. Если ты убедишь меня в неизбежности этого, я буду носить все это с радостью.
Ты упустил всю суть. Ты не понимаешь того, что я тебе говорю. Ты слушаешь через свои предубеждения, через свои сделанные ранее выводы. Ты совершенно меня не слышишь. Ты не понял ни единого сказанного здесь слова.
Ты говоришь: «Ношение одежды определенного цвета и малы предписано саньясинам для того, чтобы они постоянно осознавали конечную цель – жизнь-блаженство». У жизни нет никакой конечной цели. Именно этому я учу: у жизни нет никакой цели, нет никакого назначения. Она никуда не ведет – все уже есть здесь. Предельное есть непосредственное, непосредственное есть предельное – вот чему я учу. Я не говорю, что завтра вы достигнете блаженства, – блаженство уже здесь. Если вы для него открыты, оно расцветет в вашем существе, а если вы не открыты, оно не расцветет еще многие, многие жизни.
«Завтра» не имеет к этому никакого отношения. Блаженство – это качество настоящего мгновения, сущность того, что есть здесь и сейчас. Это сияние настоящего мгновения.
Но ты мыслишь в терминах желаний, стремлений, достижений когда-то в будущем. Одежда, мала и оранжевый цвет даны моим саньясинам не для того, чтобы напоминать им о высшей цели жизни, о блаженстве – нет, вовсе нет. И я не предписывал им этого, как врач предписывает лекарство. На самом деле все это вообще не служит никакой цели. Просто дело в том, что я сумасшедший, и так проявляется моя эксцентричность, только и всего. За этим не кроется никакого смысла.
Все это предназначено не для рациональных людей. Это должно быть всего лишь жестом со стороны ученика, показывающим, что он любит меня так сильно, что даже если я попрошу его сделать что-нибудь сумасшедшее, он к этому готов.
Это не что-то полезное, как ты говоришь. Ты говоришь: «Возможно ли осознавать эту цель… – а никакой цели нет —…без ношения определенной одежды? Польза этого понятна, но непонятна неизбежность». Никакой пользы нет, есть только неизбежность. В чем состоит неизбежность? Чтобы оставаться с сумасшедшим человеком, вы должны и сами стать сумасшедшими! Это просто жест сдачи с вашей стороны.
Этот жест нужен, потому что я буду говорить вам очень много абсурдного. И если вы не можете принять такое простое явление, как ношение оранжевой одежды и малы, то, когда мы будем входить в более опасные пространства, и ваш разум совсем не будет вас поддерживать, когда ваш разум, скорее, будет мешать вам продвигаться дальше, а я буду звать вас вперед: «Пойдемте!», но вы будете видеть, что впереди смерть, что дорога ведет в бездну, а я зову вас: «Пойдемте!» – тогда вам будет очень трудно. Так что это просто жест со стороны ученика, показывающий, что он готов идти со мной.
Когда Ибрахим, великий суфийский мастер, впервые пришел к своему собственному мастеру, – а Ибрахим был царем, царем Балха и Бухары… Так вот, когда он пришел к мастеру, тот сказал ему: «Немедленно раздевайся!» Ученики мастера были озадачены, потому что он никогда никому не приказывал раздеться, – почему же Ибрахиму он приказал раздеться? Но Ибрахим немедленно разделся. И тогда мастер дал ему одну из своих туфель и велел идти на рынок, все время ударяя себя туфлей по голове и смеясь как можно громче.
