– Твой отец уверен, что он и впрямь такой суровый, каким кажется с виду. – Джулиана улыбнулась Мод.
Они вдвоем разбирали подарки на следующий день после свадьбы. Мужчины уехали в долину Уорфедейл поохотиться в лесах, в надежде привезти к столу свежей оленины.
Мод засмотрелась на коллекцию кубков из позолоченного серебра, подарок от графа Ранульфа Честера. Ее отражение на поверхности искажалось, растворяясь до неясных разноцветных разводов.
– А еще мой папа очень бестактный, – ответила она, вспомнив, как ле Вавасур приветствовал ее при встрече.
Он расцеловал дочь, обнял зятя и придирчиво осмотрел внучек, отметив, что рыжеволосые невесты на брачном рынке ценятся дешевле, поскольку такой цвет волос говорит о крутом и неуправляемом нраве. Потом побранил Мод за то, что вместо долгожданного наследника она рожает мужу одних девчонок. Фульк с ледяным спокойствием ответил, что рыжеволосая Хависа дорога родителям вдвойне, поскольку кудри малышки напоминают о ее покойной бабушке. И что ему совершенно не важно, сыновья у него или дочери: он не настолько глуп, чтобы ставить одних своих детей выше других. Отец Мод что-то пренебрежительно проворчал в ответ, но, к счастью, продолжать разговор не стал.
Джулиана поцокала языком:
– Робер так ведет себя, потому что считает проявлением слабости похвалить или одобрить кого-то. Он очень гордый человек, твой отец. – Она скрестила руки на груди и пристально посмотрела на Мод. – А еще, похоже, он тебя побаивается.
– Меня?! – Мод подняла голову от своего отражения в кубке и в изумлении посмотрела на мачеху. – С чего вы решили?
– Ну, я же вижу, как он с тобой говорит, как вечно нарезает вокруг тебя круги, не подходя слишком близко. И как он на тебя смотрит, когда ты этого не видишь. Полагаю, Робер и сам с трудом верит, что тебя породил.
– Вот это точно! – невесело рассмеялась Мод.
– Не будь такой букой! – с настойчивостью сказала Джулиана. – Отца пугает твоя красота. – Мод недоверчиво смотрела на нее. Но мачеха продолжала: – Да перестань. Ты же видела свое отражение в зеркале и наверняка замечала, какие завистливые взгляды бросают на тебя другие женщины. И как мужчины провожают тебя взглядом.
– На такие вещи я мало обращаю внимание, – холодно ответила Мод. – Кроме того, у меня нет ни времени, ни желания таращиться на себя в зеркало. Для меня не существует других мужчин, кроме Фулька.
Тонкие губы Джулианы изогнулись в лукавой улыбке.
– С таким мужем, как у тебя, это неудивительно, – заметила она, а затем продолжила развивать все ту же тему: – Судя по всему, внешностью ты пошла в мать, а некоторые мужчины боятся слишком красивых женщин. Им кажется, что единственный способ удержать такую женщину при себе – это указать ей на ее место. – Джулиана разгладила рукой отрез винно-красного шелка – свадебного подарка от Фулька и Мод. – Одна из причин, по которой Робер на мне женился, помимо того что я получила от первого мужа неплохое наследство, – то, что я отнюдь не красавица. Он может спокойно смотреть на меня и не чувствовать при этом робости.
– Я заставляю отца испытывать робость?! – громко воскликнула Мод. Но, увидев, что другие гостьи стали бросать взгляды в ее сторону, опустила голову и понизила голос. – Да как вы такое можете говорить?! – громким шепотом возмутилась она. – Наоборот, это он всю жизнь пытался застращать меня!
– Ты меня не слушаешь! – нетерпеливо сказала Джулиана, тоже негромко, но с такой же горячностью. – Взгляни на себя со стороны. Сильная, волевая. Да плюс внешность, которая ослепляет мужчин. Но и это еще не все. Твой супруг – бунтовщик, разбойник. Человек, о котором слагают песни и которым втайне восхищаются. Еще бы твоему отцу не робеть! А поскольку проявлять слабость – это не по-мужски, он всячески хорохорится и принижает твои достоинства.
– Значит, это я во всем виновата? – с каменным лицом спросила Мод.
– Нет, конечно, это его вина, глупая. – Джулиана в отчаянии покачала головой, словно втолковывая что-то не слишком смышленому ребенку. – Возможно, Робер никогда не примирится с положением вещей. Он не такой человек, чтобы заглянуть в себя и что-то изменить. Но если ты будешь знать, что им движет, то, может быть, найдешь в своем сердце хоть капельку снисхождения.
Мод сглотнула.
– Как вы верно заметили, моя мать была красива, – горько сказала она. – Отец часто бил и унижал ее при всех. На меня вообще не обращали внимания, потому что я была девочкой, не способной заменить долгожданного сына. Извините, но я не могу сделать так, как вы предлагаете. Уже слишком поздно. Я научилась не взваливать на себя вину за слабости других.
Джулиана печально смотрела на Мод, и та почувствовала: надо что-то еще добавить. Можно не испытывать к новой родственнице нежных чувств, но и портить отношения с мачехой тоже не стоит.
– Я желаю, чтобы вам обоим этот брак принес радость, – сказала она. – Но надеюсь, вы понимаете, что я не стану у вас частой гостьей.
– Да, я все прекрасно понимаю, хотя мне и очень жаль, – вздохнула Джулиана и спрятала руки в рукава платья. – Вдова богатого мужчины никогда долго не остается вдовой, как ты имела возможность убедиться сама. Этот союз может показаться тебе странным, но мне кажется, я смогу жить с твоим отцом в мире и согласии. Как бы Робер ни вел себя в прошлом, со мной он добр. – Она пожала плечами. – Некоторые браки с самого начала напоминают стихийное бедствие. И чувства пылают, как огонь. А есть и другие – уютные, словно пара старых разношенных башмаков. – Джулиана чуть заметно улыбнулась. – Я считаю, мне очень повезло, что у меня именно такой брак.
Краем глаза Мод заметила, как Хависа тянется к маленькой брехливой собачонке леди де Весси, намереваясь дернуть ее за хвост. Мод ринулась спасать обеих, а потом вместе с гостями посмеялась над происшествием.
Теперь продолжать задушевную беседу с Джулианой было уже поздно: разговор завела графиня Клеменс, жена Честера. Мод попыталась представить себе второй брак отца в виде пары уютных старых башмаков, но у нее ничего не вышло. А вот уподобить их с Фульком совместную жизнь костру, напротив, получилось легко.
Уорфедейлский лес напомнил Фульку Уэльс, его дикую густую зелень, устеленные папоротником овраги, бурлящие потоки, скалы, которые так любит лишайник. В чаще здесь еще водились волки, а дикие кабаны пока что не стали тут такой редкостью, как на юге. Это был лес короля Иоанна, но Робер ле Вавасур пользовался правом охотиться в его пределах и забирать подстреленную дичь – привилегия, недавно дарованная ему вернувшимся из Нормандии монархом.
– Я все сомневался, приглашать тебя на мою свадьбу или нет, – сказал ле Вавасур, когда охотники, устав выслеживать добычу, устроили привал, чтобы перекусить прихваченными с собой припасами: пряным окороком, пирожками с курятиной и разбавленным вином.
