Кобель деловито поискался под батареей, выволок и гордо предъявил Наталье омерзительный с виду мосол. Наталья на мосол никак не отреагировала. Кобель с грохотом выронил «сокровище», махнул хвостом и оглушительно гавкнул несколько раз.
— Что ему нужно? — спросила Наталья брезгливо.
— Чтобы ты, Наталья, мосол у него отнимала. А он бы не отдавал. Игра такая,
— объяснил Сигизмунд.
— Перебьется, — сказала Наталья. — Ну, как поживаешь? Не захипповал тут на старости лет? Пацифик, смотрю, у тебя намалеван…
А, разглядела!
— Да я тут системных вписывал… Посидели, ПЛАНЫ построили… — Слово «планы» Сигизмунд нарочно выделил, чтобы до неискушенной Натальи — и то доперло.
До нее, впрочем, не доперло.
— Обои хорошие были, — сказала она с грустью. — Помнишь, мы их вместе клеили?
— Помню, — пригорюнился и Сигизмунд. — Как Ярополк?
— Надо же, не забыл! Да, есть такой — Ярополк. Сын твой. Бассейн бросить пришлось. Денег нет.
— У меня сейчас тоже нет. Нас тут обокрали… только моим не говори.
— Как обокрали? — вскинулась Наталья.
— Фирму обокрали. Компьютер, факс…
— Погоди. Ты в милицию заявлял?
— Заявлял.
— Ну и что они?
— Ищут.
— Нет, что они говорят?
— Ничего не говорят. Будем искать, говорят.
— Погоди, погоди… — Сигизмунд видел, что Наталья искренне обеспокоена. — Как они ищут? Улики есть?
— Отпечатки пальцев взяли.
— У кого?
— У меня.
Наталья резко отвернулась. Замолчала. Видать, рассердилась. Сигизмунд тихонько тронул ее за плечо.
— Нет, правда, у всех сотрудников брали. Чтобы потом отличить, где чужие, а где свои…
Некоторое время разговаривали о краже. Наталье было интересно. Под конец она сказала со вздохом:
— Был ты, Морж, дураком, дураком и помрешь…
— Чай будешь пить? — спросил Сигизмунд осторожно. Вроде бы, пока что между ним и бывшей супругой немедленного открытия военных действий не намечается.
— Пошли на кухню.
Кобель при этих словах немедленно снялся с места и побежал впереди. Пару раз обернулся, уточняя: туда ли направляются люди.
Проходя по коридору, Наталья не удержалась — метнула взгляд на «светелку»:
— А твоя–то бесноватая — там сидит? Прячется?
— Нет. Нет ее здесь.
— А где?
— Понятия не имею.
— Что, разошлись?
Сигизмунд не ответил. Наталья посмотрела на него странно, но промолчала.
Пока Сигизмунд ставил чайник, Наталья прошлась по кухне. Заметила на подоконнике домотканину. Так и лежала с того дня, как Сигизмунд показывал ее Вике.
При Лантхильде в доме все–таки был порядок. Пусть своеобразный, но неукоснительный. А теперь, похоже, Сигизмунд начал опускаться…
— Ну и бардак же у тебя тут, — заметила Наталья. — Тряпку бы половую хоть убрал, чтобы не маячила.
— Не тряпка это. Это одежда. — Сигизмунд взял рубаху, развернул перед Натальей. — Смотри — вон ворот, вон рукава…
— Что, хипье оставило?
— Пиплица одна.
— Гляди, Сигизмунд, по городу сифилис гуляет.
— Без зонтика.
— А Ярополку как объяснить прикажешь? «Почему папа без носа?» — «Папа у нас сифилитик…»
— Да не сифилитик я.
— Пока. Ты, Сигизмунд, хоть в канале утопись, вольному воля. А к Ярополку без справки не подпущу.
— Наташка, там из вены надо сдавать. Еще заразят чем–нибудь.
— Слушай, а если хипье тут эти шмотки бросило, то в чем оно из твоего дома ушло?
— В одежде.
— Из моего отдал? Транжир.
— Ты–то как поживаешь? — дипломатично спросил Сигизмунд, разливая чай.
Наталья заложила ногу на ногу, покачала разношенным тапком.
— Мне тут ПРЕДЛОЖЕНИЕ СДЕЛАЛИ.
Сигизмунд чуть не выронил чайник.
— Да ну?!
— Рано обрадовался. Я еще не дала согласия.
— Это тот, с «мерсом»? Который тебя по Желябова взад–вперед по ухабам катал?
— ТАМ был не «мерс». ТАМ была «тойота». Нет, другой.
— Ну, и кто он? Чем занимается?
— Все–таки серый ты, Морж. Неромантичный. Ну что это за вопрос — кто, чем занимается? Спросил бы лучше: любит ли он меня, как он относится к Ярополку?
— А что про это спрашивать? И так понятно, если жениться хочет.
Наталья вдруг вспыхнула, даже покраснела.
— По–твоему, меня нельзя любить? По–твоему, любовь мне недоступна? Конечно, ты никогда меня по–настоящему не любил. Ты — эгоцентрист, как все мужики, ты только свою работу любишь. Да только накрылась твоя работа, остался один тараканий бизнес — и тот скисает…
— Погоди, погоди… — Сигизмунд был ошеломлен. — При чем тут «любовь» — «не любовь»?
— Я всегда чувствовала неудовлетворенность, когда жила с тобой. Я испытываю потребность в любви, в тепле. Ты не мог их дать. Ты просто физически не в состоянии кого–либо любить.
— То есть, насколько я понял, этот человек тебя любит? — осторожно спросил Сигизмунд.
Наталья промолчала. По ее молчанию можно было заключить, что да, очень любит. Сигизмунд взял ее за руку.
— Ну так поздравляю! — сказал он.
Наталья искоса поглядела на него.
— Ты что, действительно рад?
— А что мне за тебя не радоваться? Я тебе счастья дать не смог, а ты его заслуживаешь…
Такой ответ, похоже, не удовлетворил ее. Судя по всему, ее куда больше бы устроило, если бы он начал рвать и метать, топать ногами, вопить от ревности… Вешалку еще раз повалить, что ли? Стеллаж опрокинуть? Что бы такое сотворить, чтоб бывшую супружницу порадовать?
— Так все–таки чем он занимается? Кстати, как его зовут? А то неудобно — «он» да «он», прямо как герой–любовник в водевиле… которого тортом по морде…
— Евгений, — процедила Наталья.
— А, Женька!
— Женькой козу кличут.
Сигизмунд сразу поскучнел. Гайтса, стало быть, Женькой звать… Он представил себе вдруг, как Лантхильда выходит на взгорок и кличет: «Женька–Женька–Женька!..» «Бе–е», — отвечает Женька. Или нет, гайтсы отвечают «ме–е…»
А Наталья вдруг уронила высокомерно:
— Евгений — не тебе чета. У него запись на несколько месяцев вперед.
— Какая запись? Компенсация на квартплату?
Наталья поглядела непонимающе.
— Чай остыл, — сказал Сигизмунд. — Давай я тебе кипятку долью.
— Спасибо. — Она глотнула чаю, волшебным образом немного подобрела. Пояснила: — Евгений — выдающийся экстрасенс.
Сигизмунд поперхнулся.
— КТО?
— Экстрасенс.
— Ой, я тоже одну знаю… — обрадовался Сигизмунд возможности поддержать беседу. И поведал историю про вошедшую в штопор Маринку.
Наталья не нашла историю ни смешной, ни занимательной. Евгений работал по другой методике. По совершенно оригинальной. Аналогов в мире нет. Евгений спасает людей. Он живет для людей. В этом смысл его жизни.
— А почем он берет за смысл жизни? — поинтересовался Сигизмунд.
Наталья смерила его уничтожающим взглядом. Сейчас она казалась совершенно чужой и очень далекой. Как будто никогда они не были даже близко знакомы.
— Немного. Только для того, чтобы поддерживать свое физическое тело. Евгению все равно, он может существовать и вне физического тела. Но тогда он не смог бы помогать людям.
Вкратце история Евгения — в изложении Натальи — была такова. В одна тысяча девятьсот втором году экспедиция во главе с поручиком Жихаревым была отправлена Императорским Географическим обществом на Тибет. Там экспедиция безнадежно заплутала и в конце концов оказалась в Шамбале.
Шамбала произвела на российских путешественников неизгладимое впечатление. Первая же встреча потрясла — какая–то прекрасная девушка, на вид лет восемнадцати, обмолвилась о своем истинном возрасте: ей было далеко за двести…
В тридцатые годы поручик Жихарев, зная о страданиях России, добровольно покинул Шамбалу. Остальные его спутники отказались выходить из благословенной земли.
Оказавшись на Родине, Жихарев мгновенно попал в лапы НКВД. Ни пытки, ни промывание мозгов на Жихарева не действовали — ведь он прошел шамбальскую школу. Тем не менее его почти сразу отправили в Воркуту. Рука Шамбалы была простерта над бывшим поручиком — его не расстреляли. В Воркутлаге и сложился первый жихаревский кружок.
Жихарев так и не покинул воркутинский край. Уже в шестидесятые годы он окончательно поселился в одной заброшенной штольне на старом руднике. Русские поселенцы и местные якуты почитали его как шамана, ведуна или бодхисатву. Оборудовали ему штольню под жилье, а кормился он с подношений…
— А Евгений? Евгений–то твой как на него вышел?
С Евгением произошла дивная история, в которой также виден Промысел. Евгений был в ту пору трудным подростком, жил в Воркуте и готов был с юных лет погубить свою жизнь. По счастью, местный участковый — якут или какой иной абориген — глубоко верил в шамана Жихаря. Он–то и отвел трудного подростка не в тюрьму, а в старую штольню. И произошло преображение…
