Джентилия знала, что любопытный сосед вскоре непременно заметит большой лист бумаги, завернутый в пергаментный мешочек и плывущий по каналу, и выудит его оттуда. Она не сомневалась, что его отнесут местному священнику, а потом властям.
И вот тогда начнутся неприятности. Насколько они окажутся большими, она даже представить себе не могла, хотя и обдумывала возможные варианты, сидя в лодке, возвращающейся на Сант-Анджело.
Письмо наверняка погубит неизвестного ей Малипьеро, которому Джентилия странным образом завидовала так же, как и Бруно. Но при этом оно уничтожит и Сосию, так что Бруно сможет дальше жить в мире и обретет наконец свободу, чтобы выразить свое обожание ей, Джентилии, каковое она с готовностью примет.
В тот же самый день, когда она отправила в плавание свое письмо в маленьком мутном водовороте экскрементов, Джентилия опустила донос аналогичного содержания в пасть льва у Дворца дожей, после чего съездила в Мурано, где оставила анонимное послание для фра Филиппо де Страта.
Оно начиналось со слов «Сообщение о шлюхе печатников».
В ту ночь, уже на Сант-Анджело ди Конторта, Джентилия разделась донага при свече, которую купила во имя дьявола, прошептав его имя себе под нос, когда отдавала деньги. Повернувшись лицом к стене, на которую падала ее тень, она сказала:
– Я разделась, а ты одевайся, добрый вечер, моя тень, моя сестра. Умоляю тебя, отправляйся к сердцу Сосии Симеон и нанеси ей удар.
Затем она подняла свечу и обратилась к ней со словами:
– Я знаю, что теперь должна уплатить долг дьяволу.
Итак, вместо Джентилии на следующий день проснулась ее сестра-тень, порожденная ее союзом со свечой и дьяволом. Эта тень была куда более могущественной и сильной, чем сама Джентилия, и могла выйти в открытый мир, поскольку была одета соответствующим образом и умела выполнять работу дьявола. Когда Джентилия посмотрела в зеркало, то не увидела тени: на нее взглянула лишь ее прежняя маскирующая оболочка. Но она знала, что скрывается внутри. Джентилия успокаивала себя тем, что всякая ведьма сродни фее, а феи всегда отличались красотой и никогда не выглядели старше девятнадцати лет, легконогие и неотразимые в своей капризной эксцентричности.
Она села в лодку, идущую в Венецию. Словно посвященная в ее намерения, лодка в тот день вела себя странно. Она кренилась с борта на борт, словно пьяная, с трудом взбираясь на очередную волну. Джентилия не отличалась суеверностью – ее колдовство носило сугубо практический характер, – и потому она смиренно сложила руки на коленях, исподтишка наблюдая за перепуганными лицами попутчиков, которых то и дело тошнило.
«Опасности нет никакой, – сказала она себе. – Встречаются лодки с неуверенной походкой, и эта – одна из них».
К ней наклонился какой-то мужчина и с заговорщическим видом кивнул на бимсы лодки.
– Смотри, как их плохо подогнали и закрепили, так что на приятную прогулку, как с какой-нибудь дамочкой, рассчитывать не приходится.
Он подмигнул ей. Она подмигнула ему в ответ и накрыла его руку своей, как делали монахини с мужчинами, которые приходили навестить их. На лице мужчины отразилось отвращение, и он отвернулся. Он уловил запах капусты, исходящий у нее изо рта. Пищу она переваривала исключительно медленно, и съеденные накануне пустые щи весь следующий день выходили через поры на ее коже.
Сойдя на берег, Джентилия быстро прошла мимо своих позеленевших попутчиков и наняла гондолу до лавки, в которой продавались святое миро и лен на саваны, заглянув еще в два места по пути. Первый визит был к ведьме, которая приказала ей набрать склянку дурно пахнущей жидкости, а во время второго она обрызгала ею пару башмаков, сохнущих на подоконнике некоего дома в Сан-Тровазо.
Глава девятая
…Что же делать, скажи, ежели нам верить уж некому? Мне не ты ли внушал, злой человек, чтобы душа моя Вся любви предалась, словно я мог верности ждать в любви? Прочь отходишь теперь: ты все слова, ты все дела твои Ветрам дал унести и облакам, по небу реющим.
С тех пор, как меня укусил таракан, в доме нашем по ночам царит тишина.
Оставшись одна на кухне, я смазала и забинтовала ранку, дрожа всем телом и всхлипывая. Укус был неглубоким, и он скорее ныл, чем причинял мне действительно сильную боль. Но яд его растекся по воздуху, каждый миг напоминая мне о тех временах, когда любовь моего мужа принадлежала мне и он сделал бы все на свете, чтобы уберечь меня от ползучих и пресмыкающихся созданий.
Раньше у нас тоже случались размолвки, однако это было похоже на истории о кровопролитных войнах, которые читаешь, уютно устроившись в глубоком мягком кресле. Небольшое упражнение для воображения. Но после тараканьего укуса места для фантазий больше не осталось. Конфликт стал реальностью, стены расступились, кресло исчезло, страницы улетучились, и мы оказались на поле брани, с настоящим оружием в руках, способным причинить действительную боль.
Вот до чего дошло дело: хотя я боюсь и ненавижу колдовство всем сердцем, я всерьез подумываю о том, чтобы сходить к ворожее. Я слыхала, что есть такие белые ведьмы, которые знают, как вернуть мужчину, когда любовь его угасла.
Раньше я тихонько смеялась в ладошку над такими историями и смотрела на себя в зеркало – на свои спелые мягкие губы и изогнутые ресницы, большие миндалевидные глаза и то, как внешние уголки их загибаются кверху, – и думала: «Да кому нужна ведьма, чтобы удержать мужчину рядом с собой?»
Увы, это было давно. Теперь, после того как он позволил таракану укусить меня, не шевельнув и пальцем, чтобы помочь мне, я совершенно пала духом. Сегодня утром он даже не спросил у меня, как я себя чувствую, и ушел на работу раньше обычного.
Я видела ее на улице. Она – старуха с тремя подбородками, которые выглядывают из-под поросших редкими волосками брылей. Нижние веки у нее отвисают. Неужели такая особа может помочь вернуть любовь?
Я слыхала, что эта ведьма знает всякие разные штучки – как заставить собак преследовать того человека, которого вы ненавидите (для этого нужно помазать его башмаки соками суки в период течки), или как приготовить снадобья, от которых огонь никогда не гаснет, или сделать так, чтобы мужчина не мог проглотить ни крошки и умер от голода, медленно, но наверняка.
А потом я думаю, что, быть может, сумею вернуть его, родив ему еще одного сына. Я вновь взялась за книги и теперь схожу с ума, потому что сейчас, пожалуй, уже не смогу попросить его проделывать все те вещи, после которых у нас обязательно получился бы сын. Мы больше не говорим вслух об этих интимных подробностях, а ведь раньше весело смеялись и разговаривали жестами. Разве я могу попросить его, как советует книга, перевязать свой левый мешочек перед тем, как мы займемся любовью, потому что мальчики получаются из семени, изливающегося из правого мешочка? Теперь я зардеюсь жарким румянцем, но не произнесу вслух название того органа, что раньше каждую ночь брала в руку. Как я могу сказать ему, чтобы он отказался от вина cortinelo (чей рубиновый цвет он обожает, то, которое навевает богатые сны), потому что оно делает живот твердым, останавливает образование мужского семени или же выталкивает его холодным, когда от него нет никакого толку. А все продукты, которые мы едим, – креветки, рыба, фрукты, травы, – влажные и производят семя, которое делает девочек. Как я могу просить его сменить свой рацион питания? Мы уже не настолько близки, чтобы я, не краснея, рискнула заговорить с ним о том, что он кладет себе в рот. Сейчас, когда мы стали чужими друг другу, эта тема вдруг кажется мне слишком личной. Теперь я иногда даже пытаюсь разговаривать с ним по-немецки, спотыкаясь на этих зубодробительных словах, чтобы он забыл о том, что я – венецианка, на которой он по ошибке женился.
