и даже с благоговением. Потом взглянул направо, куда указывала рука этого человека, и увидел группу людей, которые вели к ним нескольких мужчин. И среди них находился человек, которого Рафел узнал, когда того подтолкнули в спину так, что он споткнулся.
И вот так Рафел наконец понял, почему подожгли именно его корабль, и снова осознал человеческую глупость, безграничную способность людей делать глупости. Снова. Ему захотелось заплакать, хотя он и не был – даже в детстве – склонен к слезам.
В детстве он был осторожным, ни с кем не делился своим горем, скрывал его, видя горе отца. В этом он не изменился. Он до сих пор помнил, как смотрел назад с палубы корабля, уносящего их из страны, которая была их домом. Из города, где каждый вечер до него доносилась музыка – из сада дальше по переулку за их домом, с площади на другом конце переулка, – и уже тогда, в детстве, он понимал, кто так красиво играет на струнных инструментах, и он чувствовал облегчение и надежную защиту, слушая музыку, пока наступала ночь.
Он не ожидал, что его так быстро узнают, это не входило в его намерения.
Но, может быть, это и к лучшему: молодой человек только что сказал, что он советник герцога Риччи, а он приехал сюда именно из-за герцога. Прыжок в лагуну за убегающим поджигателем, возможно, окажется лучшим, что он мог предпринять. Джад либо на твоей стороне, либо нет.
Он хотел найти сегодня ночью святилище. Он пропустил вечерние молитвы, надо было это искупить.
Планы все время нужно менять. Если ты мятежник, вступивший в борьбу с огромной силой, ты делаешь это, иначе погибнешь. Или погибнут люди, сражающиеся вместе с тобой и за тебя, храбрые и юные, верящие тебе. Это случалось слишком часто. Он похоронил столько молодых людей. Вот чем он занимался, Раска Трипон по прозвищу Скандир, – воевал с малым количеством бойцов против всей мощи Гурчу Разрушителя. Смерть была неотъемлемой составляющей этой войны, она была написана напротив его имени. Он не проживет долго, Скандир знал это.
Но у этого молодого человека, узнавшего его возле Арсенала Серессы, было знакомое ему выражение лица. Он разглядел его даже при свете факелов, потому что когда-то он был королем и посетил дворы многих других правителей. Он увидел ум и внутреннее спокойствие даже в такую ночь, какой стала эта.
Он и сам обладал первым качеством, но не вторым.
Он весь состоял из ярости, она горела в нем постоянно. Он был спокоен только во время сражения или когда планировал его. Тогда он бывал точным, изобретательным, смертельно опасным. В промежутках между схватками с ашаритами он чувствовал себя так, будто вот-вот задохнется, умрет от ярости.
Сарантий пал, и они позволили этому произойти. Святилище священной мудрости Джада, простоявшее тысячу лет в блеске своей славы, теперь осквернили неверные, превратившие его в один из своих храмов. Черная желчь поднималась к горлу, стоило ему лишь подумать об этом. Он просыпался по ночам, неслышно мерил темноту широкими шагами, не думая о том, куда идет, где находится.
Ты не заслуживаешь милости Джада, продолжая жить под его солнцем, если позволил этому случиться. Никто из них не заслуживает. Если только не наносит ответных ударов. Он наносил. Ради Джада, ради своей собственной души и в надежде на свет после смерти.
Он сражался за Город, привел две сотни человек из самой Тракезии на северо-восток через земли, к тому времени уже находившиеся под властью османов. Постоянно убивал, устраивал набеги и диверсии в тылу армии Гурчу, пока она осаждала тройные стены. Армии, какой бы мощной она ни была, можно досаждать. Для этого требовалось оружие, и боеприпасы, и еда. Он охотился за их фургонами, подвозившими вооружение, инструменты для рытья траншей, пушечные ядра, фураж для лошадей. Он сжигал лошадей. Убивал куртизанок, которых привозили обслуживать командиров огромного войска Гурчу, пока продолжалась осада.
Он делал такие вещи, о которых не мог бы с гордостью вспоминать ни один человек, разве только в темноте, как он. Он делал их ради Города и бога. Чтобы обозначить, что он там был.
А потом… когда они проиграли, когда рухнули великие стены, он сбежал в Тракезию и остался верен избранному пути. Ожидая, что проживет короткую, полную жестокости жизнь. Он вел нескончаемую войну против ашаритских поселенцев – против фермеров, крестьян и их детей. Войну против кузнецов и ремесленников, против сборщиков налогов и солдат Гурчу, когда удавалось собрать достаточно бойцов и найти место, где это было возможно.
Его имя внушало ужас ашаритам-османам. Они со страхом сопротивлялись призывам селиться в Тракезии. В его Тракезии.
Его не поймали. Иногда чуть было не ловили, да. Несколько раз чуть не убили, да. Ранили, и много раз. Среди врагов распространялась легенда, что рыжебородого гиганта невозможно убить. Что Скандир – даже не человек, что это демон, посланный против них солнечным богом. Он не возражал. Это было полезно. А вот раны полезны не были. Они не позволяли ему ездить верхом, а серьезные могли его прикончить.
Ему повезло, когда он получил рану, которая должна была его убить (в конце концов, он же не был демоном, посланным Джадом). Кто-то из его команды в то лето узнал о целительнице из ближайшей деревушки, и ночью его привезли к ней. Она промыла и забинтовала рану от меча у него в боку. Все это делалось скрытно, он взял с собой только двух сопровождающих, когда приехал к ней.
Она была очень молодой, но умелой и умной, и она показалась ему красивой, но женщина, которая спасла тебе жизнь, обычно кажется такой. Она была язычницей, не верившей в Джада, но это не имело для него значения.
В его жизни не было места для любви, никакого, но он был достаточно молод, чтобы желать женщину. И однажды вечером, когда он вернулся к ней, привезя двух раненых бойцов, она призналась, что питает к нему такие же чувства. Ту ночь они провели вместе. А потом и другие ночи, каждый раз, когда он оказывался неподалеку и мог добраться до нее. Она стала островком покоя, благословением, гаванью в его жизни, полностью лишенной подобных вещей. Он сказал, что она из-за него рискует. Она ответила, что сама выбирает свои риски.
Это будет продолжаться много лет после того времени, о котором здесь рассказывается. Раска Трипон по прозвищу Скандир проживет гораздо дольше, чем ожидал, и умрет не на поле боя. Рядом с его постелью будут сидеть две женщины,
