— Понимаете, с моря надвинулся туман, и Одесса не принимает.
Большинство пассажиров, умудренных опытом, уже привыкло к аэрофлотовским неожиданностям и потому быстро смирилось с неприятным известием, лишь старушка в темном платке никак не могла успокоиться и причитала в отчаянии.
— Как же так? Меня должны встретить, дала телеграмму, что же будет?
— Подождут, — успокоила ее девушка. — Теперь лето, туманы не застаиваются... — Едва уловимая улыбка мелькнула на ее лице, по-видимому, она не очень-то верила самой себе, как не поверили и бывалые пассажиры. Однако, вопреки логике, они успокоились и вереницей потянулись назад в аэропортовский зал.
Молодой человек в полинявших джинсах задержался, ожидая приглянувшуюся ему сотрудницу Аэрофлота, но у нее появились провожатые, два пилота, девушка и не посмотрела в его сторону, и парень скривился, будто глотнул чего-то кислого.
В зале аэропорта каждый устроился как мог.
Старушка, тревожившаяся, что ее не встретят, заняла место на скамье у самого выхода — сидела, вскидываясь при каждом объявлении по радио, вероятно, все еще надеялась, что задержка окажется кратковременной.
Высокий мужчина в хорошо сшитом пиджаке и белых, выстроченных как джинсы, модных брюках коснулся локтем соседа — полного, с большим животом, в вышитой рубашке и нейлоновой шляпе.
— Может?.. — предложил, выразительно щелкнув пальцами. — Составите компанию?
Толстяк заерзал нерешительно.
— В ресторане рассиживаться некогда, — возразил, — а в буфете разве дают?
Высокий похлопал по кожаной сумке, висевшей через плечо:
— Найдем.
— Моя закуска, — охотно согласился толстяк, и они дружно направились к стойке, где вкусно пахло кофе.
Седая женщина в английском костюме накупила в киоске газет и журналов, нашла свободное кресло под окном, отгородилась от аэрофлотовской суеты газетой, видно, не думала ни о вынужденной задержке, ни об одесском тумане — счастливая человеческая черта: уметь углубиться в себя, забыв о житейских невзгодах.
Пожилой человек в больших дымчатых очках и с папкой из черной кожи постоял посредине зала, он явно не знал, как и где пристроиться, наконец тоже выбрал кресло у окна, наверно, не терпел безделья: вынул из папки, украшенной бронзовой монограммой, обычную ученическую тетрадь в клеточку и принялся что-то быстро писать в ней, совсем как школьник, не выполнивший домашнего задания и спешащий в последнюю минуту наверстать упущенное.
Парень в полинявших джинсах, окончательно потерявший надежду познакомиться с сотрудницей Аэрофлота, осмотрелся и потянул своего товарища к креслу, где расположилась молодая женщина в таких же поношенных джинсах и полосатой блузке. Он устроился напротив, нагло уставившись на женщину, очевидно, не привык церемониться в таких случаях, и попытался завести разговор:
— Где-то я вас видел...
Женщина, смерив его презрительным взглядом, отвернулась, однако это совсем не обескуражило парня, он продолжал вкрадчиво:
— Точно, я знаю вас... — Задумался на секунду, вдруг счастливая улыбка озарила его лицо, и он заявил уверенно: — В «Метро», да, встречал в ресторане «Метро», вы там официантка.
— Ну и что?
— Приятно встретить знакомую.
— Нас не знакомили...
— Давайте без церемоний. — Парень протянул руку. — Андрей.
Женщина не подала ему руки, но, чуть запнувшись, назвалась:
— Надя.
Он сразу же пересел в соседнее с ней кресло, видно, не привык терять время, заглянул Наде в глаза и хотел уже одарить ее одним из банальных комплиментов, которые почему-то благосклонно воспринимают даже умные женщины, но не успел: совсем близко громыхнуло, будто что-то взорвалось или в землю ударила молния. Надя испуганно отшатнулась, и молодой человек, воспользовавшись секундной растерянностью, схватил ее за руку.
— Гроза, — успокоил, — и нечего бояться, — наклонился к ее уху и зашептал что-то.
Мужчина в сером пиджаке, отгородившись от стойки сумкой, достал еще не начатую бутылку.
— «Арарат», — сказал не без гордости, — видите, коньяк высшего сорта. Нюхали?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но его партнера в нейлоновой шляпе не обидело это пренебрежительное «нюхали». Спокойно осушил стакан, тыльной стороной ладони вытер губы и изрек:
— Вполне может быть...
Мужчина в сером пиджаке не стерпел такого:
— Оценить вкус этого коньяка может не каждый... — начал поучительно и не без раздражения, но собутыльник прервал его весьма бесцеремонно:
— Согласен. Я говорил то же самое в Марселе, когда французы уверяли нас, что нет лучшего коньяка, чем высокосортный «Мартель».
— В Марселе?.. — не поверил высокий. — Вы?
— Да, мы ездили туда на несколько дней из Парижа.
Владелец коньяка вытаращил глаза, вероятно, не собирался больше угощать этого увальня в нейлоновой шляпе, какие еще носили разве только в отдаленных селах, но невольно проникся уважением, услышав о Марселе, и налил ему снова.
Толстяк взял стакан, понюхал коньяк и сказал вроде бы не по делу:
— Никак истребитель преодолел звуковой барьер.
Он воспринял взрыв абсолютно безразлично, как и все пассажиры. Седая женщина не оторвалась от газеты, мужчина в дымчатых очках, увлекшись расчетами, даже и не услышал его, только старуха у выхода тревожно перекрестилась, но сразу же успокоилась и подошла к служащему в аэрофлотовской форме, надеясь, что тот наконец сообщит время вылета в Одессу...
И ни у кого из них — пассажиров самолета, который несколько минут назад должен был взять курс на Одессу, — ни на мгновение не возникло и мысли, что этот взрыв касался их всех.
А жизнь в зале ожидания шла своим чередом — молодой человек в джинсах ухаживал за официанткой Надей, двое в буфете закусывали, мужчина в дымчатых очках довольно улыбался, терзая шершавую бумагу ученической тетради золотым пером паркеровской ручки, седая женщина листала «Огонек», — видно, никто, кроме старушки, и не услышал тревожного воя сирены, последовавшего за взрывом.
2
Хаблаку изрядно надоели не очень вкусные борщи и стандартные бифштексы в управленческой столовой, и он решил перекусить в кафе, помещавшемся в подвале одного из соседних домов. Ему нравилось, что к сосискам тут всегда была свежая и крепкая горчица, а кофе буфетчица Клава — полная, неповоротливая, с грустными и добрыми глазами — варила по-настоящему ароматный. Зная вкус Хаблака, она, не спрашивая, сделала двойной, положила на тарелку сдобную булочку и кекс, улыбнулась ласково, пожелав приятного аппетита. Хаблак подумал, что, вероятно, успех многих дел, изобретений, расчетов зависит и от благожелательного слова, и от улыбки какой-нибудь тетки Клавы.
Покончив с сосисками и потянувшись за кофе, он увидел на крутых подвальных ступеньках Леню Кобыша. Лейтенант явно разыскивал его, а увидев, счастливо улыбнулся, но Хаблак сделал вид, что не заметил ни Кобыша, ни его многозначительности, глотнул кофе и откусил сразу чуть ли не половину кекса, лишь потом поднял глаза на лейтенанта, подвинулся, освобождая место у высокого столика, но Кобыш энергично махнул рукой и выдохнул ему в самое ухо:
— Сергей, к полковнику. Аллюр — три креста!
Хаблак догадался: случилось что-то серьезное и неотложное. Он допил кофе, аккуратно вытер губы бумажной салфеткой и только тогда направился к выходу, не забыв посоветовать лейтенанту:
— Бери, Леня, две порции сосисок. Чудо: свежие, вкусные...
Вышел степенно, и лейтенант проводил Хаблака затяжным взглядом — он, услышав, что сам полковник Каштанов разыскивает его во время обеденного перерыва, конечно, помчался бы стремглав, а майор Хаблак (майор в тридцать два года, много ли таких?), видно, знал себе цену, и лейтенант с уважением смотрел ему вслед...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Каштанов взглянул на часы, покачал головой и сказал:
— Немедленно в Бориспольский аэропорт...
Хаблак догадывался, что его нашли в кафе не для душеспасительной беседы с полковником, однако попробовал разыграть недоумение:
