— Хорошо… Будут ли какие-то указания по лечению?
— Нет. Ничего нового, во всяком случае. Продолжайте поддерживать его в прежнем состоянии…
Голос был заглушен резким сигналом тревоги. На экране монитора мигали красные буквы — «ЭКГ».
— Фибрилляция! — крикнул Гаспард, когда Сэм уже выхватил из распахнутого шкафа коронарный стимулятор.
Сердечная мышца Ренда не сокращалась, как ей положено, а конвульсивно дергалась, как раненый зверь.
Два довольно сильных электрических разряда уняли беспорядочные толчки. После короткой паузы сердце заработало, но теперь слишком вяло.
Сэм повернулся к шкафу и увидел, что Нита уже достает кардиостимулятор.
— Это? — спросила она.
Сэм кивнул.
Сделав широкий разрез грудной клетки, он осторожно ввел туда два проводочка и, когда фибрилляция возобновилась, включил мотор.
За спиной Сэма тихо загудело, и энергия, заменившая нервные импульсы, заставила сердце биться вновь — теперь уже в навязанном ему ритме — биться и гнать кровь по артериям лежащего без сознания Ренда.
Однако это было началом конца. Жизнь астронавта угасала, надежда на его спасение уже умерла, и в чудо никто не верил.
Сэм и ассистировавшая ему Нита делали все, что могли, — но тщетно. Антибиотики не действовали на таинственный микроорганизм, и болезнь развивалась с устрашающей быстротой. Едва ли не все органы были в большей или меньшей степени поражены ею. Почечная недостаточность и некроз подталкивали человека к уже совсем близкой роковой черте…
Сэм не смотрел на экран и пропустил этот момент. Усталый голос Гаспарда заставил его вздрогнуть.
— Энцефалограф чертит прямую, доктор… Я благодарю вас и коллегу Мендель, вы сделали все возможное… Ему ничем нельзя было помочь…
Экран потух. Сэм выключил один за другим приборы, теперь уже бесполезные, и тупо уставился на мертвого человека. Несколько секунд понадобилось ему для того, чтобы стряхнуть с себя оцепенение, несколько бесконечно долгих секунд… Пациент мертв — и это непоправимо. Надо жить дальше…
— Здесь мы больше не нужны, — сказал он Ните, беря ее под руку и уводя подальше от кровати.
Она не спускала глаз с лица умершего, пока Сэм не накрыл его простыней.
— А теперь — в дезинфекционную камеру, доктор! — энергично скомандовал он. — Со всем, что на вас, включая обувь и нижнее белье, придется распрощаться. Контейнер для сжигания вы обнаружите там же. Ну и — как следует помыться… На стене висит инструкция, если возникнут какие-то вопросы…
Стаскивая на ходу перчатки, Нита направилась к двери.
— Нет, — сказала она, внезапно остановившись. — Вы контактировали с ним гораздо больше и первым должны…
— Мне надо еще кое-что сделать, — ответил Сэм, жестом подгоняя ее.
…Когда Нита появилась вновь, одетая в стерильный балахон и обутая в хлопчатобумажные тапочки, палата была совершенно другой. На кровати не было даже матраса. Исчез и Ренд.
Сэм, поймав ее вопросительный взгляд, кивнул на квадратную дверь из нержавеющей стали.
— Велели поместить его туда. Что-то вроде морга. Тело замораживается жидким азотом. Это, конечно, усложнит вскрытие, но так решили наверху. Впрочем, что я тут рассказываю — вы ведь работаете в патологии и все прекрасно знаете… Нита, подежурьте тут, пока я помоюсь! Кстати… Мы не выйдем отсюда, пока не получим разрешения.
Нита с наслаждением опустилась в кресло. Только сейчас она поняла, как сильно устала за эти несколько часов.
Вошедший Сэм застал ее все в той же расслабленной позе. Он сразу подошел к шкафу и извлек оттуда два регистрирующих браслета.
— Нам следовало сделать это раньше, Нита. Потому что, если… если мы заразились… то лучше об этом узнать сразу…
Протянув ей один из браслетов, Сэм подошел к полке с лекарствами и взял небольшую, наполненную прозрачной жидкостью бутылку.
— Строго по предписанию врача! — подняв вверх указательный палец, сказал он. — Ну-ка, что у меня в руке?
— С2Н5ОН.
— Правильно! Это действительно этиловый спирт! По-моему, мы оба ходили в одну и ту же школу… Имеется, конечно, множество вариантов использования этого универсального растворителя, но, учитывая потребность в безотлагательном лечении, я выбираю самый простой и эффективный из них!
— Субкраниальную инъекцию?
— Ну зачем же так грубо…
Сэм достал из холодильника банку апельсинового сока и, смешав его со спиртом в пропорции один к одному, разлил полученный продукт в две большие мензурки.
Они улыбнулись друг другу и сделали несколько глотков, стараясь не глядеть на блестящую квадратную дверь, но думая только о ней. А потом уселись у окна. Уже смеркалось, и между темными силуэтами зданий проглядывало догорающее небо.
— Никак не вспомнить… — пробормотал Сэм, глядя перед собой невидящим взором.
— О чем вы? Разве можно было спасти его?
— Да нет, с беднягой Рендом это не связано — непосредственно, во всяком случае. Что-то касающееся корабля… Я видел это перед тем, как мы уехали…
— Подождите. Перед тем, как мы уехали, ничего особенного, насколько я помню, не произошло. Ну, прилетели эти вертолеты…
— Вот-вот, что-то связанное с ними! — Тут он резко вскочил, выплеснув содержимое мензурки на пол. — Нет! Не вертолеты, а птицы! Вы помните этих птиц?
— К сожалению, я не…
— Птиц, находившихся рядом с кораблем! Закрывая дверцу машины, я увидел на земле несколько покалеченных скворцов и решил, что они пострадали в момент посадки «Перикла». Но ведь их не было, когда мы приехали туда! Значит… — Не договорив, он бросился к телефону.
Профессор Чейбл, ради разговора с Сэмом прервавший совещание, слушал молча, и только складка над его переносицей делалась все глубже и глубже.
— Нет, доктор, я впервые слышу об этих птицах. Вы полагаете, здесь существует какая-то связь?
— Мне бы очень хотелось, чтоб ее не было.
— Там у них уже все оцеплено… Я, конечно, немедленно пошлю своих людей взглянуть на птиц, а вы, Бертолли, независимо от результатов их наблюдений, непременно подайте свой рапорт! К тому времени… Одну минуточку! — Чейбл отвернулся, чтобы с кем-то переговорить. Вскоре он уже вертел в руке пачку фотоснимков. — Только что из-под микроскопа, Бертолли! Обнаружен микроорганизм, во многом напоминающий вирус оспы.
— Оспа?! Но ведь симптомы…
— Не те, понятно. Потому что в его строении есть поразительные особенности… А потому, Бертолли, я попросил бы вас, а также доктора Мендель помочь мне разобраться в этой чертовщине…
Нита, уже давно стоявшая за спиной Сэма, ответила за обоих:
— Конечно, профессор. Мы сделаем все, что будет в наших силах.
— Ваш карантин продлится до окончательного выяснения природы этой таинственной болезни, и раз уж у вас под рукой Ренд…
— Мы готовы произвести вскрытие, профессор, — ответил на этот раз Сэм. — Не стоит подвергать риску заражения других людей.
— Вообще-то такими вещами должен заниматься Центр здоровья, но, учитывая особые обстоятельства…
— Да, конечно, мы это сделаем сами… Будет ли вестись запись?
— Разумеется. Мы будем записывать все — от первой до последней минуты…
Даже с помощью ультразвукового скальпеля анатомировать замороженный труп Ренда оказалось делом нелегким. К тому же они переоценили свою профессиональную невозмутимость.
Теперь стало окончательно ясно, что недавние попытки спасти этого человека были совершенной нелепостью. Бесчисленные каверны, кисты и язвы изъели почти все.
Сэм занимался собственно секцией, в то время как Нита подготавливала мазки и тонкие срезы тканей для немедленной отправки в лабораторию.
Их потревожили всего раз. Профессор Чейбл сообщил, что неподалеку от корабля обнаружены мертвые птицы — множество скворцов и одна чайка — и что все они доставлены в лабораторию Всемирного центра здоровья.
Когда все инструменты были тщательнейшим образом простерилизованы, уже начались новые сутки.
Нита, вернувшаяся из дезинфекционной камеры с обвязанной полотенцем головой, застала Сэма за разглядыванием фотоснимков.
— Вот, посмотрите… — сказал он. — Только что прислали из лаборатории. На телах мертвых птиц обнаружены язвы.
— Нет! Этого не может быть!
— А вот как выглядит вирус… — Сэм протянул ей другой снимок. — Он идентичен вирусу Ренда.
Медленно опустившись на кушетку, Нита подобрала под себя ноги. В халате, едва прикрывавшем колени, без обычной косметики на лице, она была теперь просто привлекательной женщиной, а никаким не врачом…
— Вы хотите сказать, что…
— Ничего, — мягко перебил Сэм. — Ничего здесь пока что не ясно. Вопросы, вопросы, вопросы… Почему, например, корабль так долго был на Юпитере? И как так вышло, что вернулся один только Ренд? При каких обстоятельствах он подхватил эту болезнь? А птицы? Как это перекинулось на них? И отчего, если уж вирус настолько свиреп, что птицы умирают, едва соприкоснувшись с ним, отчего мы с вами еще… э-э… не заболели…
