Творческой личности, с пяти лет формирующейся в дальней дороге, во время бесчисленных встреч в высшем свете, испытывая обаяние лучших представителей немногочисленной касты творцов, трудно было усидеть на месте в маленьком городке. Понятие родины становилось все более расплывчатым, а стремление создавать самые неожиданные и самые поразительные вещи все больше диктовало стиль жизни и выкройку дальнейшей жизненной дороги. Словно какая-то путеводная звезда неумолимо манила его в гордые, кипящие жизнью столицы, а жажда сказать свое слово в музыке и быть услышанным заставляла часами просиживать за письменным столом, чтобы успеть записать кружащиеся в голове сочетания звуков. Так уж выходило, что Моцарт с самого раннего детства впал в пожизненную зависимость от слушателя и вообще критика. Его социальный статус требовал поиска новых и новых слушателей для дальнейшего распространения своих идей. Писать музыку «для себя» имело не слишком много смысла еще и потому, что творчество было единственным источником доходов. Этим Моцарт стал заниматься лишь тогда, когда окончательно убедился, что большинство его слушателей слишком ограниченны, чтобы понять всю глубину и остроту его творческих возможностей, разделив с ним часть переживаний. В такой ситуации обычно кроется как опасность, так и благо. Опасность раствориться в посредственных вещах вследствие гонки за золотой монетой. И благо, выражающееся в необходимости продолжать творить, потому что окончание творчества одновременно означает и окончание физического существования.
Вольфгангу Моцарту удалось избежать этой опасности: его главным оружием против рутинной обывательщины было сосредоточение. Этот редкий дар, открытый отцом и развитый до пластического совершенства собственной волей, позволял ему отрешиться от всего – для решения единственной творческой задачи. Один из биографов Моцарта Дэвид Вэйс приводит в своей книге о композиторе эпизод, в принципе являющийся характерным для его творческого стиля. Находясь в Сикстинской капелле и слушая сакраментальное песнопение «Мизерере», Вольфганг задался целью запомнить на слух все произведение. Он был так сосредоточен, что не обращал внимания ни на росписи Микеланджело, ни на помпезные декорации, ни на окружающих. И конечно, он запомнил все произведение, чем наповал сразил духовных особ. В этом заложена вся творческая стратегия музыкального гения: он определял для себя главное, легко и без колебаний отбрасывал все второстепенное в данный момент времени и неукоснительно следовал внутреннему зову, управляемому непоколебимой внутренней установкой. Может показаться невероятным, но множество чарующих мелодичностью произведений Вольфганг написал в дороге или во время короткого отдыха между переездами. Он научился использовать любую внезапно открывающуюся возможность, чтобы сочинять и думать о единственном деле всей жизни. Неудивительно, что большинство этих попыток оказывались на редкость плодоносными. Это еще раз подтверждает высокую степень управляемости творцом своими внутренними процессами, нанося вместе с тем удар по теории, согласно которой все великие произведения создавались во время кратких периодов вдохновения, ниспосланных творцам свыше. Вдохновение для Моцарта и подобных ему гениальных преобразователей мира являлось не чем иным, как разрядкой внутренней энергии, венцом длительного напряженного умственного процесса в одном тщательно выверенном направлении.
Несмотря на провал первой оперы, выразившийся в отказе поставить ее в Вене, это никак не сказалось на самооценке юного Моцарта. Этот факт чрезвычайно важен, поскольку подтверждает, что творец-мыслитель высокого полета – это в большей степени «вещь в себе», то есть вера в себя к какому-то моменту жизни должна стать настольно несокрушимой, что восприятие собственного самовыражения окружающим миром хоть и остается важным, все же находится на втором плане. Моцарт был решительно убежден, что не форма и содержание музыкального произведения стали причиной внезапно выросших баррикад, на которую наткнулось его творчество в Вене. Молодой Моцарт чувствовал себя древним воином, оказавшимся без оружия перед вооруженным кольцом копьеносцев, которые, выставив свое остроконечное оружие, преградили ему путь в храм счастья. Но противодействие никак не повлияло на его намерения все же создать оперу. Напротив, оно еще больше укрепило в нем это желание. Это походило на накипь в чайнике: она неприятна, но не в силах повлиять на кипение воды. А демонстрация умопомрачительной активности в периоды дополнительных трудностей всегда была отличительной чертой успешных людей.
Для дальнейшего восхождения просто была изменена тактика: Моцарты решили пробить дорогу в театр в Италии. Это не просто удалось, неожиданно результат оказался потрясающим. Опера двадцать раз ставилась в Милане, и всякий раз зал был полон. Домой, в Зальцбург, отец и сын возвращались с явной победой: юный Вольфганг сам дирижировал во время постановки собственной оперы, его лично принял папа Клемент XIV, а еще раньше видный и влиятельный в Италии кардинал Паллавичини пожаловал юноше-музыканту символический золотой крест рыцаря Золотой шпоры.
Еще более весомой в жизни маэстро была открытая родителем решительная жилка использовать все имеющиеся возможности, чтобы поднять планку своей известности. Известность всегда была особым оружием музыкантов и художников, и ее важность резко возрастала в условиях вынужденной изоляции творцов. В случае с Моцартом показателен период его жизни во время правления архиепископа Колоредо: то ли из ревности и сущего безразличия к музыке, то ли из еще более низких побуждений он запрещал Моцарту путешествовать с концертами по Европе и приобретать по праву принадлежащее маэстро мировое значение в музыке своего времени. Находясь в провинциальном Зальцбурге, как птица в маленькой, бесконечно тесной клетке, Моцарт неустанно искал ключ к свободе и своему счастью. Наконец, когда все отчаянные попытки найти понимание правителя завершились фиаско, музыкант написал прошение об увольнении. Такой шаг граничил с безумством: отныне добыча средств к существованию целиком зависела от собственных усилий музыканта и ожидать помощи или элементарного снисхождения было абсолютно неоткуда. Но, движимый непреклонной жаждой самореализации и исполненный великой любви к музыке, он решился на это испытание.
Вырвавшись из невидимого плена, Моцарт все так же использовал любую зацепку, чтобы получить новый шанс самоутверждения в музыке. Речь шла в том числе и о физическом выживании, поэтому попытки были с каждым разом все отчаяннее. Вольфганг не стеснялся деликатно задавать вопросы о своем будущем первым особам державы и их приближенным; он использовал для этого любую возможность, которую часто сам и создавал. Например, участием в таких концертах, которые явно не сулили прибылей, но обеспечивали публичность и возможность показать свои таланты императору или богатым вассалам. Моцарт действовал настолько активно, играл настолько искусно и создавал так много новых произведений, что не заметить его было просто невозможно. Часто валясь с ног от полного изнеможения, он не отказал в написании музыкальных произведений практически ни одному из знатных любителей музыки. Даже тогда, когда за это ничего не платили, а заработать на пропитание было непросто. Еще более поразительной была развитая с детства потрясающая способность Моцарта сочинять музыку на ходу, как бы между делом: он умел писать проникновенные симфонии и потрясающие глубиной и четкостью выражения сонаты в дороге, в гостях, где угодно. В бешеной спешке и нечеловеческом темпе, почти не отдыхая и отводя на сон не более пяти-шести часов, Моцарт создавал непревзойденную оперную музыку. Он всегда думал о музыке и о том, что должен добиться в жизни успеха, – эта навязчивая мысль с пяти лет не выходила у Вольфганга из головы. Его мозг был настолько прикован к музыке, что маэстро запоминал сочиненные концерты целиком и часто выступал, не имея перед собой ни единой ноты и пользуясь во время исполнения перед холеной публикой лишь собственной памятью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
