«Колумб уплывает…»
Перевод Ю. Левитанского
Колумб уплывает все дальше,все грозней его приказанья:
Запрещаю оплакивать мертвые корабли,их будет все больше.
Запрещаю о женщинах думать,ибо женщина — матерь сомненья,а сомненье — смерти подобно.
Запрещаю птиц ожидать —ласточки уже туда улетели,а воробьи туда не летают.К мачте велю привязать любого,кому страшные сны приснятся.
Девяносто девять из насна землю уже не ступят —и все же она существует.Видите мертвый корабль вдали?Мертвый, он верит — земля существует.
Не слушайте чаек —девяносто девять из нас достанутся им,и все-таки цель путешествия вовсе не в этом,нет, высшая радость его заключается в том,чтоб угадывать ветра движеньеи рыб,и всего, что над ними,и кто из нас будет тем сотым — не знать наперед.Посему умирать на моем кораблезапрещаю.
И корабль уплывает все дальше.Земля, словно яблоко,висит на самой высокой веточке вечности.
«О, непростительная радость…»
Перевод А. Кушнера
О, непростительная радость начинанья,почти животная: не знает темный зверь,который роду предан фанатично,какой удел печальный ждет его,недуги старости, болезни,жестокий призрак бойни,угрюмость дикая, крик одиночки,когда-то зачатого безрассудно,и жилы вздутые, и тьма в глазах,и милость отрезвленья,и боль бессмыслицы, и грусть банальности,с арены вопли дикие,тоска закланья, гибель существа,бессмысленного, как само зачатье,и отрезвленья жалкие слова…О, радость начинанья, о, проклятье!
Янез Менарт
{133}
Памятник
Перевод Юнны Мориц
Поскольку всякий, кто сумелнаделать шуму больше прочих,посмертно памятник имел(народ почтить героя хочет,чтоб, наконец, забыть в момент), —и мне возможен монумент.На кой он мне… Но кто уверен,что мой отказ не лицемерен?Никто. Так позабочусь лучше,чтоб вышел памятник получше.
Во-первых, статуя моядолжна стоять в сторонке, чтобыне лез в глаза поэтам яи путь не преграждал из гроба.А так как всюду — вор на воре,прошу ограду на запоре.И постамент хочу повыше,чтоб не мочился на меня,как ныне, всяк, кому охотапрослыть тушителем огня.
Не гипс, а бронза мне по вкусу:дороже, крепче, вид здоровый,и даже труженик искусстваее не сделает дешевой.А что до стороны формальной, —я предпочел бы торс нормальный.Входить в историю неловко,когда взамен башки — квадрат,а треугольник — бывший зад,и дырка спереди — издевка.
Одежда красит человека,я не хочу стоять нагим:я — не титан, зачем другимпоэтам из другого векамой фигов листик наблюдатьда меньшей завистью страдать?К тому же девичьи натуры,боюсь, вблизи нагой скульптуры,к физиологии склонясь,с поэзией утратят связь.
Скульптурой ныне быть не сладко —у них все время физзарядка.Я так ленив, что все, что мог,я в этой жизни делал лежа.Писал, — когда писалось, — тожена ложе развалясь, как бог.Изображайте без прикрасмой поэтический экстаз,ваяйте, чтоб для высшей целивалялся памятник в постели.
Не надо муз — вокруг и выше,их любят школяры-невежды!Я предпочту надежность крыши,а не туманные одежды:хоть воспеваю непогоду, —простуду схватываю с ходу.Ну, если с крышей я зарвался,поставьте зонт из парусинки, —как над зеленщиком на рынке, —чтоб монумент не простужался.
В обузу мне златая лира,она — предмет приятных чувств,но искажает сущность мира:ведь золото — не дух искусств.Уж если мне решит ваятельвсучить духовный указатель, —тогда бы книгу я избрал:свою, чтоб знать без дураков,что я хороший том стиховпрочту, войдя в мемориал.
А надо мной, сидящим с книгой,абстрактный холстик был бы мил:квадрат зеленый с желтой пикойиль просто рамка — дырка в мир.Под голову, чтоб спать без звука,нужна журналов наших скука,да серия (ведь я смешлив),где есть веселые репризы.В ногах — включенный телевизор,но скачет надпись ПЕРЕРЫВ.
Марать не нужно пьедесталсентенцией, что сын народасвои, мол, рифмы завещал, —ведь у отчизны год от годаи без того — стихов излишек,но меньше нужного детишек.Прошу, как скромный патриот,фамилию на пьедестале(в конце не «д», а «т»!), и дале —СЛОВЕНЦЫ, УМНОЖАЙТЕ РОД!
Вблизи должна скамья скрипеть(кривая, с дырками — подавно,мне будет вечером забавнона трюки парочек смотреть),за кипарисом кипарис,густую тень бросая вниз,должны укромной сделать местность,чья всенародная известностьподскажет всем пароль для встречи:«У Янеза, как в прошлый вечер!»
Сюда направить хорошо быпрямой троллейбусный маршрути город выстроить особыйили страну раскинуть тут.В стране бы этой ели, спали,взамен налогов — песни брали,мои, конечно. В сей моментя государственно созрел.Как хочется, чтоб я имелконкретно этот монумент!
Он безопасен, в полном смысле,для тех и этих. Он торчит,в дела не воплощает мыслии чудно день и ночь молчит.Кому он костью в горле стал,тот передвинет пьедестал.А устаревший атрибутлегко по моде переплавить,и можно голову подправить —ту слепят, эту отобьют.
Нехорошо. Но повсеместныпроделки эти с древних пор.И, думая о них в упор,я наполняюсь грустью бездны:заманчив памятник вполне,но бронза плавится в огне.Заботы памятника жутки:не лезть в глаза, уважить всех,не то — влетишь в литейный цех,где перевоспитают в сутки.
А после будешь в лучшем видедля славы скульптора блистать,держать коня, чужие груди,а то — средь парка диск метать…Опасность этого сгустится,коль монумент мой воплотится.Немедленно отказ пишу!А все динары, что как развам сэкономит мой отказ, —при жизни выдать мне прошу.
Македония
Кочо Рацин
{134}
Дни
Перевод Н. Глазкова
Как ожерелье на шею —каменное украшенье,так дни ложатся на плечи,бременем давят на плечи.
Дни мои, дни, вы, бедняжки,муки поденщика тяжки.
Утром проснись рано-рано,а возвратись поздно-поздно;радость захватишь с собою,а возвратишься с тоскою —
эх, жизнь моя собачья,я шлю тебе проклятье!
Люди, родившись рабами,мы умираем скотами:скот век свой трудится даром,все для чужого амбара.
Дом ты другим строишь белый,черную яму себе рой!
Как вол, работай в полеи вздрагивай от боли…Дней ожерелье на вые,кованы кольца стальные.
С каждым днем тяжелееЦепь из железа на шее!
Коль имел бы мастерскую в Струге
