Ильгар поднял булаву и нож, покрытые запекшейся кровью летучих тварей. Крикнул громко:
— В тебе есть свет, Омут-в-котором-живет-музыка! — слова полетели в пустоту. Эланде покинула зал.
Десятник поспешил к мертвой иве. Опустился на колени, принялся ощупывать сломанные плиты под самыми большими и сильными корнями. Богиня не ошиблась. Один из них сокрушил перекрытия, и протиснулся вниз, к воде, высасывая влагу из затопленных коридоров. Ильгару даже расширять пролом не пришлось — отощавший за проведенное в плену время, легко процарапался вниз и плюхнулся в холодную жижу. Здесь было сыро. Пахло плесенью, а стены поросли мерцающим мхом и покрылись солевым налетом.
Когда-то корни ивы, прорываясь сквозь каменные препятствия, свисали до самого пола, жадно поглощая жирную маслянистую воду. Теперь они засохли, пошли трещинами и ломались, едва к ним прикоснешься.
Оторвав от стены пласт мха, Ильгар двинулся вперед. Не зная нужного направления, шел наугад. Света мох давал не много, но там, где царила беспроглядная тьма, и этого было достаточно.
Десятник то опускался ниже под землю, то поднимался по лестницам, брел сквозь анфилады коридоров и заброшенные залы. Где-то воды не было совсем, где-то приходилось плыть. Самая разнообразная живность ютилась в зарослях осклизлых водорослей и иле. Было душно и холодно, страшно и мерзко. Запах гнили порой становился настолько мощным, что подкатывала тошнота.
Булаву Ильгар выбросил, но все еще сжимал в ладони нож, на случай, если какая-нибудь подземная тварь захочет полакомиться свежим мясом, будет чем защищаться.
Несмотря на Иглу, которая, по словам Эланде, поддерживала в нем жизнь, десятник чувствовал себя вымотавшимся. Слишком долго не ел нормальной еды, слишком долго не спал столько, сколько нужно для отдыха, и слишком часто доходил до изнеможения.
Трижды останавливался, чтобы убить и съесть мелких ящериц. Мясо их казалось безвкусным и немного отдавало протухшей рыбой, но больше есть было нечего. Водоросли вкус имели еще гаже, а желудок требовал еды.
Вскоре перестал мерцать мох, — засох и развалился на лоскуты. Десятник остался в подземном мраке. Один, на боги ведают какой глубине. В залах, построенных творцами мира тысячи лет назад.
Идти дальше не имело смысла.
Он улегся на возвышающийся над слоем грязи и ила камень. Закрыл глаза.
«Как хочется спать… Но чему учили в армии? Вколачивали в головы бамбуковыми палками? Если чего-то сильно хочется, лучший способ остаться в живых — не делать этого».
Встал. Сделал три шага, натолкнулся на стену. Понял, что окончательно перепутал все направления во мраке. И что будет, если пойдет обратно?
— Демоны меня заберите! — Злость и отчаянье отступили перед полным безразличием. Все его попытки вырваться на свободу напоминали трепыхание мухи в паучьей сети. Чем сильнее дергался, тем сильнее увязал в безнадежности. Будь что будет. Пусть река судьбы вывозит…
Отколупал кусочек камня. Крутанулся вокруг оси, кинул через плечо. Мысленно расцеловал фортуну… и пошел в другую сторону. Наперекор судьбе.
Встряска помогла. В голове появилась интересная мысль.
Сунув руку в карман, вытащил мешочек с семенами. Высыпал несколько на ладонь. Зернышки мерцали ровно и ярко — ничуть не хуже мха, помогая разглядеть окружающее запустение.
Дальше во тьму. Вглубь.
Если бы создатели мира могли увидеть, во что превратилось их творение, они разрыдались бы. Конечно, сумей они рассмотреть хоть что-нибудь в беспросветной мгле…
Пол походил на залитые мутной жижей соты. Оставалось лишь удивляться, как до сих пор не провалился в какую-нибудь яму или не сломал ногу.
Света от семян в ладони хватало, чтобы не биться головой об стены. Твари теперь попадались совсем странные. Слепые, рыхлые, похожие на разжиревшие личинки. Однажды пришлось пустить в ход нож, чтобы отбиться от одной из них. Лезвие легко вспороло осклизлую шкуру и выпотрошило тварь. Воняло от нее настолько мерзко, что Ильгар побоялся пробовать липкое и студенистое мясо чудовища.
Он дремал стоя, прислонившись лбом к стене, и просыпался с надеждой, что все происходившее лишь сон, но приходилось вновь окунаться в реальность и брести дальше впотьмах. Грезы убивают. Лишают воли. Грезы — для детей.
Однажды споткнулся обо что-то холодное, липкое и донельзя смердящее мертвечиной. Нагнулся, чтобы рассмотреть — и расхохотался. Возле ног лежала полуразложившаяся гнилая туша личинки.
— Да! Да-да-да! — рассыпая бесценные семена, замахал в воздухе рукой, истерично хохоча. — Круг. Сраный, мать его так, круг! И почему я не удивлен?!
Сдерживая слезы, плюхнулся на колени и принялся выковыривать из грязи семена. Все ли нашел — не знал, по крайней мере, десяток насобирал точно, тут же сунул в мешочек — от греха подальше. Для света оставил лишь те, что сжимал в кулаке. Пять штучек.
Вытянув вперед ладонь с мерцающими семенами, двинулся опять по коридору.
Где-то на полпути к безумию, когда начало мерещиться, что из стен выглядывают искаженные гримасами ненависти рожи, а цепкие когтистые руки, торчащие из потолка, норовят схватить за волосы, Ильгар услышал хлопки. Он настолько отвык от громких звуков, что почувствовал боль в ушах.
Вжавшись в стену, зажмурился.
Мимо пронеслось нечто. Шумное, теплое, пахнувшее жизнью, травами, солнцем и свежим воздухом.
— Постой! — крикнул Ильгар. — Вернись. Пожалуйста, вернись!
Тишина.
— Ну и катись ко всем демонам, ублюдок пернатый! Сам выйду. Выйду, найду твое гнездо и приготовлю потрясающую яичницу из… Яичницу… — десятник застонал. Что там яичница. Он готов был убить сейчас за одно единственное яйцо.
И тут ноздри уловили еще один запах. Жнец узнал его сразу. Не мог не узнать. Пахло дымом. Жженой хвойной смолой.
Ильгар задышал часто, наслаждаясь каждым вздохом.
Затем устремился на запах, как охотничий пес. Несся, забыв обо всем на свете. Не думая, кто может повстречаться на другом конце очередного коридора.
Вот так десятник почти влетел в объятия троих здоровенных мужчин. Они выглядели гигантами. В броне, с оружием. После измученных пленников и рабов, которые ели лишь помои, сильные и суровые воины показались настоящими богами войны. В некотором роде они ими и являлись.
Ошарашенный Ильгар едва не получил кусок заточенной стали в брюхо. Кинжал не достиг цели, замерев в двух пальцах от него.
— Чтоб мне на месте обосраться… — выдохнул Дядька.
Потом они сидели на рухнувшей колонне. Просторный зал оглашали тихие голоса. В каганце на полу трепетал огонек. В развязанном мешке лежали сухари, куски насаженного на веревку копченого мяса, пучки хвоща и стебли рогоза.
