Саю усадили на скамью, Арки принялся врачевать девушке руку. Ная, скинув плащ, тщательно завесила им окно, Тэзир подпер дверь найденной во дворе палкой. В куче мусора обнаружилась полусгоревшая лучина, но зажигать ее не стали. Не хватало еще, чтобы кто-то случайно заметил отблеск света в заброшенном доме.
— Долго нам тут сидеть? — сложив на груди руки, пробурчал балагур. — Точно крысы в нору забились. Противно.
— Надо переждать немного, — ответил Арки. — Пока шум не утихнет.
— Чем дольше сидим здесь — тем больше шансов попасться. Дарующие вверх дном город перевернут, пока не отыщут тех, кто колдовством бабахнул, — Тэзир покосился на Саю. — Если бы кто-то держал себя в руках и не швырялся направо-налево заклинаниями, красуясь силой, мы не оказались бы в таком положении.
Мышка вскинула голову, не веря, уставилась на парня.
— Красуясь?! Может, я себе и руку сломала ради удовольствия? Их было шестеро. Я боролась с ними всеми способами, все стерпела, готова была стерпеть и надругательство, только бы вас не подвести, — Сая зажмурилась, сдерживая слезы. Возвращение к пережитому кошмару далось нелегко. — Но у меня не осталось выбора, когда тот ублюдок пытался задушить Наю. Я должна была помочь. Разве ты поступил бы по-другому?
— Сая, успокойся, никто тебя не обвиняет, — Арки зыркнул сердито на балагура.
Тот пробурчал, отведя глаза от Мышки:
— Могла бы обойтись и без колдовства. Думаешь, не знаю, что наставники вас, девчонок, через какой-то ритуал проводят, наделяют необычным даром, особенной силой Незыблемой, потому вы и в мире мертвых более стойкие, по пределам спокойно ходите.
— Заткнись, придурок! — прорычал Арки сквозь зубы. Но Тэзир продолжал запальчиво выплескивать обвинения:
— Так что нечего тут беззащитную из себя корчить. Нам такой удачи не перепадает. Жилы рвем, чтобы добиться мастерства, а вам задаром подносят. И чем вы заслужили это?
Сая спала с лица, губы мелко задрожали, словно она собиралась разрыдаться. Неловко опираясь здоровой рукой на плечо Арки, поднялась, взглянула на Тэзира, как на незнакомца.
— Ты… Ты ничего не знаешь. Совсем. Понятия не имеешь, что это за дар и через что нам приходится проходить, чем расплачиваться. У Наи спроси, расскажет! — Слезы все же хлынули по ее щекам. — Не смей укорять в том, что не выпало испытать самому. Уж от кого, а от тебя подобных обвинений никак не ждала! — выплюнув последние слова с презрением, Мышка опрометью выскочила из дома.
— Ну ты и впрямь гад. Набить бы тебе морду! Если толком не знаешь, спросил бы меня, объяснил бы, разжевал, что это за обряд! — Одарив гневным взглядом друга, Арки грубо оттолкнул его с дороги и бросился за Саей.
— Болтливый зык — причина многих проблем, а если к нему еще добавляется и голова без мозгов, то тут совсем беда, — произнесла Кайтур, отлепляясь от подоконника. — Схожу, узнаю, что в городе делается, а то хочется Арки поддержать, врезать тебе.
Тэзир повернулся к Нае, стоявшей у стены, выпалил зло:
— А ты чего осталась? Давай, беги за всеми. Или ждешь очереди, чтобы тоже мне морду набить? Ну, давай, бей. Я ведь, по-вашему, как гнида веду себя.
— Почему же не прав? Очень даже прав. Сае не следовало прибегать к колдовству. Она спасла меня, но подставила под удар весь клан. Пока тот мужик завершал дело, затягивая до упора петлю на моей шее, ей надо было подползти и всадить ему нож в спину.
Приободрившийся от ее первых слов, балагур сник, расстроено пнул осколок горшка.
— Я не это имел в виду.
— Знаю. Но правильнее было бы позволить мужику убить меня, чем дать Дарующим учуять колдовство. Одна жизнь против многих. Расклад прост.
— На словах всегда все просто. Но умереть тебе точно не дал бы. Зубами бы его порвал. Я не осуждаю Мышку, просто у нее имелся шанс разделаться с ним как-то иначе. Не понимаю, чего на меня все взъелись за правду?
Ная подошла к парню, развернула его к себе.
— Хочешь, я покажу тебе, что это за обряд, какой силой нас одаривают наставники? Даже поделюсь ей.
— Разыгрываешь? — недоверчиво уставился он на нее.
— Нисколько. Но точно ли ты этого желаешь? Не передумаешь?
— А почему я должен передумать? — По лицу балагура промелькнуло сомнение, но в чем подвох — он понять не мог.
Ная в ответ только улыбнулась, от чего червячок подозрения заворочался в голове парня сильнее. Что-то настораживало, внушало подспудное опасение, но когда девушка, заклинив дверь палкой, указала ему на лавку и велела: «Ложись», он загнал сомнения в самый дальний уголок сознания.
— Это и есть обряд? — усмехнулся Тэзир.
— Он самый. — Ная скинула сарафан. Тут балагур окончательно уверился, какую игру затеяла девушка.
— Могла бы не хитрить, сказать прямо, что захотела переспать со мной, — потянул он шнурок на штанах.
— Догадливый, — колдунья рывком стянула с него рубаху, толкнула к скамье. — Устраивайся поудобнее.
— Жестковато. Тюфячок бы сюда, — поерзал балагур.
— Потерпишь. Долго обряд не продлится. Сорок ударов сердца с тебя достаточно.
— Всего-то? — фыркнул Тэзир, открыто любуясь изгибами ее тела. — Ты меня недооцениваешь, огненная моя, я парень пылкий и любовью одаривать могу долго.
— Посмотрим, — произнесла сухо Ная, сев на него сверху. В ее взгляде не было и тени игры или вожделения мужского тела. От этого парню стало не по себе. Переплетя между собой их пальцы, девушка склонилась к лицу балагура. — Держись моих глаз… если хочешь вернуться обратно.
— Все так серьезно? — он постарался придать голосу легкую иронию.
— Более чем, — колдунья припала поцелуем к его рту и струйка холода проникла в горло Тэзира, замораживая его изнутри.
«Что за…»
Слова застыли льдинками. Тело выгнулось дугой от ощущения вырванного сердца. Тьма навалилась, скрутила по рукам и ногам, поволокла сквозь боль, слезы, горечь утраты. Руки смерти обнимали парня, шептали о блаженстве и швыряли, швыряли в пропасть. Все глубже и глубже. И только глаза, то ли Наи, то ли самой Незыблемой держали трепещущую жизнь, не давая затухнуть слабому огоньку. Но нити, питавшие его, с громким дзиньканьем обрывались одна за другой.
Тэзир задергался, пытаясь вырваться из цепкой хватки, прекратить этот кошмар, но Ная крепко вжимала его в лавку, продолжая тащить по горам костей, сдирая заживо кожу, поя кровью призраков.
Ее никто не жалел. Почему она должна кого-то жалеть? Он хотел знать. Пусть узнает. Вот он — дар Матери Смерти, вот ее милость.
Бесчисленные мертвецы, их страшная гибель, отчаянье от горечи поражений, невозможность вернуться и все исправить, злоба на несправедливость судьбы — все это проходило сквозь сознание Тэзира, заставляло испытывать участь каждой тени. От тяжести такого груза не хватало сил сражаться с тьмой и неизбежностью. Не было желания жить. Как можно двигаться, дышать, любить, мечтать после произошедшей с этими людьми трагедии? Есть ли право на счастье?
