42
То же самое происходит в других частях постсоветского пространства. Например, в Грузии охват населения газетами сократился в 137 раз! После разрушения СССР грузинское общество переместилось в совершенно иную информационную среду. В 2000 г. на 1 тыс. населения Грузии приходилось 5 экземпляров ежедневного тиража газет. В советское время плотность информационных связей грузин через печатное слово была как у развитой современной нации, а теперь приобрела тип, характерный для племени, обитающего в самых слаборазвитых районах мира. Грузинское общество разделяется на региональные и родоплеменные этнические общности.
43
Надо сказать, что введение в России регистрации недвижимости «западного типа» представляет собой удар вовсе не только по советским привычкам. Это — важное потрясение русской этнической культуры. Вестернизация этой части имущественных отношений не успела охватить существенной части населения и в дореволюционной России. Вот одна из последних повестей Н. С. Лескова, знатока русской национальной культуры центральных областей — «Несмертельный Голован» (1880).
44
Когда в сентябре 1993 г. ОМОН блокировал Дом Советов, люди обращались к офицерам: «Почему не даете нам пройти? Ведь это наше право, а вы — правоохранительные органы». А те искренне отвечали: «Мы теперь не правоохранительные органы, а силовые структуры».
45
Этот идеологический тезис, в котором натурализация общества доведена до гротеска, примечателен тем, что в этнологии, специалистом в которой и является В. А. Тишков, он отвергает примордиализм, т. е. натурализацию этничности.
46
Заметим, что второй по значимости проблемой ЖКХ в 2003 г. называли «число людей, которые пользуются льготами и либо совсем не платят, либо платят только 50 процентов от требуемой суммы в систему ЖКХ. Их — 85 миллионов человек». Во что обходились государству эти льготы? Действительно ли 85 миллионов человек в РФ «либо совсем не платят, либо платят только 50 % от требуемой суммы»? По данным Госстроя, в 2003 г. из бюджетов разных уровней на оплату льгот по жилищно-коммунальным услугам было выделено 13,8 миллиарда рублей. Если разделить эту величину действительно на 85 млн человек, то выйдет по 13 руб. 53 коп. в месяц. Достаточно это, чтобы «ничего не платить или платить половину»? Несоизмеримость налицо. Расходы на льготы — величина ничтожно малая по сравнению с затратами ЖКХ.
47
На Западе велики и льготы беднякам. В США, например, значительную часть этих льгот составляет выдача наборов продовольственных продуктов (точнее, талонов для их получения в магазинах). Это — типичная натуральная льгота, и никому в голову не придет заменить ее деньгами. Часть продовольствия (особенно из складских излишков) бесплатно распределяется по школам и приютам.
48
Если бы пенсионеров лишили бесплатного проезда, они стали бы ходить пешком или сидеть дома. Но автобус ходил бы, как и раньше. И никакой прибыли не получила бы автобусная компания от того, что не втиснется в автобус старик, не поблагодарит уступившего ему место мальчика и не проедет бесплатно — потому что он ветеран и заслужил такую льготу.
49
Здесь следовало бы взять пример с реформы Столыпина, в ходе которой двумя независимыми организациями велся непрерывный мониторинг рынка земли, социальных характеристик продавцов и покупателей, способ и эффективность использования купленных участков. Данные регулярно публиковались.
50
Вот частный, но типичный пример такой подмены. Экономист М. Делягин (одно время — помощник премьер-министра М. Касьянова) так характеризовал вектор социального развития советской системы: «Деньги на „великие стройки века“ и другие производства, не связанные с удовлетворением нужд населения, урывались из зарплаты тех, кто создавал реальные потребительские блага… Таким образом, административный механизм балансирования потребительского рынка оказывал на него давление в сторону обнищания, способствовал тому, чтобы в натуральном выражении равновесие каждого года достигалось на уровне ниже предыдущего» [69]. Взяв самые обычные статистические ежегодники, каждый мог бы убедиться, что вплоть до созданного бригадой Горбачева кризиса 1990 г. «в натуральном выражении равновесие каждого года достигалось на уровне выше предыдущего». Никакого «обнищания» в СССР не происходило, а имел место постоянный прирост благосостояния, то есть вектор не изменялся на противоположный («в сторону обнищания»).
51
Вот ст. 20 «конституции» Сахарова: «Республика может иметь республиканские Вооруженные силы или отдельные рода войск, которые формируются из населения республики и дислоцируются на ее территории». А вот ст. 23: «Республика имеет собственную, независимую от Центрального Правительства систему правоохранительных органов (милиция, министерство внутренних дел, пенитенциарная система, прокуратура, судебная система)» [152, с. 271].
52
Надо заметить, что к 1995 г. стало очевидно уже и из практического опыта, что ни о какой «радикальной модернизации» промышленностии речи не шло — происходила именно ликвидация «от 1/3 до 2/3 промышленных мощностей», причем в первую очередь ликвидировались самые современные производства — авиационная промышленность и станкостроение.
53
Если Менделеев в российском «обществе знания» 90-х годов не обладал авторитетом, то можно сослаться на авторитет Японии. Как раз когда в Москве в 1991 г. обсуждался закон о приватизации, в журнале «Форчун» был опубликован большой обзор о японской промышленной политике. Там сказано: «Японцы никогда не бросили бы нечто столь драгоценное, как их промышленная база, на произвол грубых рыночных сил. Чиновники и законодатели защищают промышленность, как наседка цыплят».
54
Надо заметить, что эти предвидения российских реформаторов выпадали из пространства знания. Уничтожая под знаменем постиндустриализма весь корпус знания, созданный в СССР при строительстве и применении плановой системы, они игнорировали тот факт, что постиндустриализм и есть движение к обузданию стихии рынка методами планирования. Д. Белл писал в программной статье об информационном обществе: «Национальное планирование возможно в следующих вариантах… Используя экономические матрицы входа-выхода — вроде тех, например, какие предложил В. Леонтьев — можно выверять различные альтернативы экономической политики с тем, чтобы в точности уяснить воздействие правительственных решений на те или иные секторы экономики. В еще более радикальном варианте, который предложил советский экономист Л. Канторович, речь идет о создании национальной компьютерной системы, которая, регистрируя различные цены и распределение товаров, помогала бы определять отклонения от запланированных экономических целей и выявлять моменты диспропорционального использования ресурсов в различных секторах экономики» [32, с. 339].
55
В социальной политике Н. П. Шмелев делает ставку на обман. Он требует приватизации — но с «какой-то действенной социальной анестезией при проведении столь болезненной хирургической операции», призывает «приглушить какими-то компенсационными мерами понятную зависть все более и более нищающей толпы к удачливым предпринимателям». Этическая компонента исключалась им также из установок работника: «Рубль должен быть поставлен в центр всего. Он и только он должен быть наградой за усердный труд».
56
Данные МВД, по мнению социологов, не отражают масштабов явления, поскольку МВД учитывает только тех, кто попадает в сферу его прямых функций. Официальной статистики не публикуется.
57
В. Глазычев пишет: «Пора называть вещи своими именами. Задача сокращения зоны российской бедности в два раза, поставленная властями, означает не более, но и не менее, чем прочерчивание вектора: приближение к цивилизационной норме порядка 10 %. Совершенно понятно, что без трюков с подсчетами за несколько лет достичь этой цели невозможно, тем более что мучительно развертывающиеся реформы — здравоохранения, пенсионная, муниципальная, образования, — вопреки заверениям властей, неизбежно будут расширять зону бедности одновременно с попытками ее сжатия «сверху». Соответственно, перед нами стадия долговременного существования обширной зоны бедности, что предполагает, во-первых, признание особой культуры бедности, а во-вторых, ее развитие» [54].
58
В. Глазычев отмечает: «Сколько-нибудь серьезной статистики нищеты в стране нет, и едва ли реалистично выстроить ее силами казенных учреждений, что ставит негосударственные объединения и локальные общественные организации перед весьма серьезным вызовом. Картина различных «субкультур нищеты» не отстроена, хотя ее видовое богатство не является секретом ни для исследователей, ни для ответственных публицистов. Понятно, что без картирования явления нельзя выстроить сколько-нибудь действенную политику последовательного сжатия зоны нищеты до социально допустимого минимума» [54].
